6.2. Версия N 1

6.2. Версия N 1

6.2.1. «В России заговоры любят пока средне, соответственно ситуации — поменьше, чем в Грузии, побольше, чем в Эстонии. Все же скорее любят, чем не любят. Политику же, будь он у власти или в оппозиции, естественно, хочется этой любви подыграть. Во-первых, можно найти виновных, отвести, так сказать, удар от себя. Во-вторых, продемонстрировать свою проницательность и классные аналитические способности. В-третьих, это возможность просто объяснить сложное и потрафить избирателю».

С этим утверждением трудно не согласиться. Заговор, его успех или разоблачение, как детектив или сексфильм, привлекательнее повседневной реальности. Особенно, когда в жизни и так много проблем и хочется отвлечься.

6.2.2. Между тем весной 1994 года ситуация в стране была явно ненормальной. Настолько, что умело пущенные слухи и сплетни вызывали большой, если не сказать точнее, огромный резонанс. Например, в марте 1994 года в газетах «Общая газета» и «Комсомольская правда» была опубликована «версия N 1» о якобы замышляемом государственном перевороте. Напомним, что в сентябре-октябре 1993 года один переворот уже состоялся. Похоже, общественное сознание стало через полгода уже скучать без очередного переворота.{30}

«Производство» слухов было поставлено что называется на промышленную основу. «Как будто кто-то нажал на кнопку и по всем газетам и журналам, по все телевизионным программа прокатилась шумная и вполне успешная кампания. Не было ни одного средства массовой информации, которое не сообщало бы, что с минуты на минуту случиться путч.

Целую неделю, забросив дела, депутаты пророчествовали о том, по какому сценарию будут разворачиваться события — по фороскому либо по какому иному».[87]

«Это не утечка, — заметил Сергей Шахрай, - а хорошая дезинформация. Она сделана профессионально и расчищает почву для ряда политиков федерального уровня, которые сейчас что-то предпринимают…».[88] Но само это объяснение мало что объясняло.

«Находившийся на отдыхе президент, с подачи редактора «Известий» В. Голембиовского, просто рвал и метал. Самым нелестным из сказанного было: «Куда смотрят спецслужбы?».[89]

На вопрос кому выгодно, Олег Попцов ответил: «Практически единственной силе выгодно инициировать этот шаг — радикально настроенным демократам второй волны. В жертву приносится один Степашин, но ставятся под подозрение все неугодные…».[90] Впрочем, были и иные точки зрения.

«Конечно, при ближайшем рассмотрении, — написала еженедельник «Новое время», — подобная записка будет дезавуирована, но цели своей достигнет. Во-первых, обсуждением записки и ее анализом — возможно? невозможно? — займутся все поголовно. Во-вторых, какое-то зерно сомнения она заронит, какой-то смутный след все равно оставит. Наивные люди станут относиться к Черномырдину и его коллегам настороженно — дескать что-то там не то».[91]

А ведь правду мыслят в еженедельнике. Зерно сомнения зародить так не сложно. А потом другое, третье. Глядишь и кучка образовалась, а это уже не отдельное маленькое зернышко.

6.2.3. В дело пришлось официально вмешаться органам госбезопасности. 25 марта 1994 года директор ФСК Степашин встретился с журналистами и, отвечая на их вопросы, сообщил, что помимо «добровольно признавшегося» журналиста Глеба Павловского совместная следственная групп Генпрокуратуры и ФСК «выявила» еще четырех «составителей фальшивок о псевдопереворотах». Никто из них арестован не будет, сказал Степашин, но со всеми «встретится и побеседует прокуратура». Он высказал уверенность, что версия вряд ли распространялась «по недомыслию», «потому что мало-мальски думающий человек сразу поймет, к чему это приведет и кому это на руку». Как он считает, это была сознательная «попытка проверить на реакцию президента, силовые структуры и членов правительства, указанных в распространявшемся документе». Директор службы контрразведки связал появление подобных публикаций, в частности, с «вышедшими на свободы и ведущими себя достаточно активно» обитателями Лефортово и силами, стоящими за ними».[92]

А что же сам автор? «Я просто систематизировал информацию, блуждающую по страницам печати, в теле- и радиоэфире, — пояснил Павловский. — Я сочинил некую «рыбу», которая показалась мне любопытной; события, выстроенные во временной последовательности, обрели логику. Я выполнял заказ для одного из аналитических центров. Текст был заложен в компьютер, откуда был изъят неизвестным лицом».[93]

Ах, он же случайно! У А.С. Грибоедова есть такие строки: «Свежо предание, а верится с трудом». Впрочем, наивные, может быть, и поверили. Но не все.

«Делом Павловского занималась прокуратура. Уголовное дело так и не было доведено до конца. Однако ни у оперов ФСК, ни у следователей Прокуратуры не было сомнений, что вброс был сделан людьми Коржакова, с целью обвинить коллег с Лубянки в неспособности разоблачать заговоры, а попросту — потворствовать таковым (Лубянка долго считалась у Ельцина структурой ненадежной)», — такова точка зрения недоброжелателей господина Коржакова.[94]

«Есть …еще и наш специфический российский скандальчик, — писали чуть позже, — история с версиями номер один, два, и так далее о готовящемся государственном перевороте.

У всех этих историй есть общие черты. Ни одно из расследований не доведено до конца, все так и тонет в облаках слухов, догадок и лжи, время от времени меняющей знак, так что ни за что не дознаешься, кто же в конце концов украл пресловутое пальто…

А главное — скандалы поддерживают ощущение неуверенности, непрочности, ожидания то ли гигантской оргии, то ли большого кровопускания».[95]

Кстати о взаимоотношениях Коржакова с ФСК мы еще будем говорить (см. пункт 7.4. настоящей книги). А пока о другом народном увлечении (не все же время говорить о заговорах). О так называемом религиозном ренессансе.

Нестабильность проявлялась не только в распространении слухов, но и в увлечении разного рода новыми и модными религиозными учениями. В мутной воде общественной нестабильности чужие души легче ловятся в любые сети.