8.8. Осень патриарха и преемники
8.8. Осень патриарха и преемники
8.8.1. В «Двенадцати стульях» знаменитый Остап Бендер назвал своего напарника Воробьянинова гигантом мысли и отцом русской демократии. Это той демократии, которая была до 1917 года. Конечно, это была насмешка.
Отцом русской демократии после 1991 года можно было бы назвать Бориса Ельцина. И это было уже более серьезно. Без авторитета Ельцина люди, которые называли себя демократами, к власти, скорее всего бы не пришли. Именно он обеспечил им победу. По большому счету, он был похож в этом на Ленина, который обеспечил победу большевикам. С той лишь разницей, что Владимир Ильич и создал большевизм, а демократизм Ельцина создали демократы.
На самом деле демократизма особого не было. Была просто жажда власти и обида, отодвинутого от ее вершины. «Ельцин — в чем-то похож на Ленина: изворотливостью, маневренностью в целях удержания власти», — сказал Евгений Михайлов, будучи губернатором Псковской области.[442]
Все вполне естественно и вполне объяснимо. Жажда власти была и у Ленина. Последний, видя недостатки (подлинные и мнимые) царской России, имел весьма смутное и искаженное представление об управлении государством, по ходу дела он менял свои представления (экспериментировал над страной), не обращая особого внимания на боль, кровь и страдания людей. Он ведь работал на будущее, где же ему о настоящем. И в этом Борис Николаевич был похож на Владимира Ильича.
Но и в этом сходство было не полным. Уже в своей второй книге «Записки президента» он написал в самом конце, что его целью является спокойствие России.[443] Ленин хотел, так как он хотел. Маниакальная идея построения светлого будущего для всего мира — вот суть ленинских прожектов. Надо сказать, что политически одержимые обычно и приходят к власти в ходе революций. Революции — это время для таких, также как весной и осенью наступает время для других, когда обостряется активность у психических больных. По-другому почти не бывает. «…Революция это всегда нехорошо и всегда чревато негативными последствиями», — написал Александр Лебедь.[444]
Ельцин хотел как лучше. Но получилось как всегда. В этом его можно и даже нужно обвинять (в том, что получилось). Правда, не стоит забывать простую истину о том, что неизвестно еще мог ли другой сделать лучше. Критиковать легче, гораздо легче, чем создавать. Если бы кто-то мог гарантировать, что в 1993 году «президент» Руцкой мог справиться лучше, чем Борис Николаевич?!
Тем более, что и Ельцин, и Ленин пришли к власти в результате чужих просчетов (или коварных расчетов — по мнению некоторых). Они в какой-то степени были заложниками чужих ошибок. Один Временного правительства, другой — Горбачева.
Это ведь Горбачев начал перестройку, наобещал построить социализм с человеческим лицом, что всем будет лучше и красивее жить. Это ведь при нем опустели полки магазинов, это ведь при нем начались многие негативные процессы в обществе и государстве, рекой полилась кровь. Демагогия и политические разборки наполнили страницы газет и волны эфира.
Все это началось тогда, когда горбачевские прислужники пытались поставить Ельцина на место. Это ведь КПСС продолжала цепляться за своего последнего генерального секретаря, хотя всем было ясно, что его нужно менять. Но они дождались, когда он сам покинул партию, дав перед этим согласие на ее разгон.
Впрочем, не судите, да не судимы будете. Аргументы можно приводить и противоположного характера.
8.7.2. Разговоры о неадекватном порой поведении первого президента Российской Федерации автор настоящей книги слышал еще в начале 1992 года. Разумеется, в Красноярске это были пересказы москвичей. И верить им нужно было с долей сомнения.
Но позже стали появляться уже не слухи, а что-то похожее на доказательства. А еще чуть позже приближенные (уже отстраненные и обиженные) стали «раскрывать» секреты.
Тем более, что эти секреты были известны многим. В августе 1994 года Борис Николаевич поехал в с официальным визитом в Берлин. Он представлял в центре Европы Россию. Отвратительным назвал поведение Ельцина в Германии начальник его охраны Коржаков.[445] Назвал, уже после того, как Ельцин выгнал его со службы. Назвал, хотя мог сказать и большее, но, похоже, торговался, понимая, что все сказать просто нельзя.
Так уж построено массовое общественное сознание, что ему нужны мифы о правителях, а не реальность с ее противоречиями. Мифы положительные или отрицательные, но обязательно либо «+» либо «-», иное просто не воспринимается. А он, правитель, ведь живой человек, который рано или поздно, вольно или невольно, во время жизни или после смерти должен будет передать правление другому.
8.8.3. Но не так то просто найти достойного преемника. Владимир Максимов в марте 1995 года написал: «В самом деле, куда мы катимся, если демократию у нас пестует бывший секретарь обкома{108}, государственное строительство — его земляк, внедрявший там марксизм-ленинизм в пределах сельского ликбеза, рыночную экономику — зав. Отделом журнала «Коммунист»{109}, обороноспособность — ванька-взводный{110}, а государственную безопасность — и того пуще — недавний пожарный{111}. Можете легко догадаться, что и смену они себе подготовят соответствующую…».[446] Это критический взгляд и приведен он для объективности. Сами они, конечно, думали о себе по другому.
Разговоры о преемниках будущего главы России начались довольно рано. Возможно, это частично объяснялось здоровьем президента, а также наличием вокруг большого числа людей более молодого поколения. Это когда шли к власти, они были с вожаком едины, но когда пришли стали мечтать сменить его. Но вожак то один, а желающих сменить много.
Заграницу наследники «российского престола» интересовали всегда. Например, экс-президент Франции Валери Жискар д’Эстен в своих мемуарах довольно много места посвятил описанию того, как он пытался определить приемника Брежнева и как пытался заранее расположить. По его словам тогдашний руководитель Польши Эдвард Герек сказал: «Брежнев говорил со мной о своем приемнике. Хотя Брежнев еще достаточно здоров, но он уже начинает подыскивать себе замену, что совершенно естественно».[447]
Первоначально о приемниках Ельцина говорили со стороны. Сам первый президент РФ больше молчал. Хотя иногда в близком кругу и проговаривался о необходимости приемника. «В начале 92-го, — вспоминал Коржаков, - в минуты отчаяния Ельцин открыто говорил:
— Второго срока я не вынесу, мне нужен преемник.
Я также честно отвечал:
— У Вас, Борис Николаевич, здоровье подорвано, и действительно нужно думать о преемнике, который способен продолжить ваше дело. Только надо его заранее готовить «на царство».
Мне не хотелось обманывать шефа, внушать, хоть ему это было и приятно, что он незаменимый. Без меня это делали другие сподвижники.
— Только вы, Борис Николаевич, и никто другой!».[448]
Чуть позже первый российский президент стал уже более открыто намекать о подборе преемника. «Еще в 1993–1995 годах Ельцин говорил не раз о своем приемнике, но это воспринималось всеми как игра или шутка. Его фаворитами были попеременно Сергей Шахрай, Владимир Шумейко и Олег Сосковец. … На самом деле Ельцин не хотел, и слышать тогда о каком-то приемнике…».[449] Впрочем, кандидатуры назывались разные. Сам президент все еще больше молчал. И пока официальная (по Конституции) замена была только в образе Черномырдина.
По этому поводу уже опальный Коржаков писал: «Виктор Степанович через несколько месяцев премьерства стал предлагать президенту:
— Зачем вам это решать? Давайте этим вопросом займусь я, не взваливайте на себя такое количество дел.
Чем чаще возникали подобные разговоры, тем острее Ельцин ощущал: вместе с обязанностями он отдает и власть. Она потихонечку перетекала в другие руки.
Однажды шеф предложил Виктору Степановичу стать преемником. Но Черномырдин от предложения категорически отказался.
Вслед за Черномырдиным возникал фигура Лужкова… По моему глубокому убеждению, карьеру Лужкова в значительной степени помог сделать Борис Николаевич…
Что же мешало Ельцину остановить выбор на Лужкову как на преемнике? Причин две.
Вокруг нового мэра крутились люди из группы «Мост». Предприниматель Борис Березовский постоянно до февраля 1996 года (тогда, на экономическом форуме в Давосе, Березовский решил подружиться с Гусинским) рассказывал умопомрачительные вещи про руководителя группы…Ельцин … после всех этих «охотничьих» рассказов искренне считал, что страшнее зверя, чем Гусь (так называл Гусинского Березовский), в природе быть не может. Поэтому дружеские отношения Лужкова с Гусинским настораживали шефа.
Другая причина была банальной. Ельцина пугало влияние Лена Лужковой на супруга и его окружение. Еще никто не забыл кипучей деятельности Раисы Максимовны в Кремле, и никто не желал повторения печального опыта…
Лужков тоже не принял предложения стать преемником. Зная хитрющий характер шефа, и премьер, и мэр Москвы допускали, что Борис Николаевич просто испытывал их преданность. Поэтому отказывались резко, энергично, но только на словах.
Третьим кандидатом в преемники стал Олег Сосковец. Он прекрасно зарекомендовал себя в работе, в личном общении…
Помимо трех основных кандидатов в преемники возникла кандидатура еще одного, дополнительного. Идея передать полномочия Борису Немцову родилась после поездки в Нижний Новгород. Шефу очень понравился молодой нижегородский губернатор».[450]
8.8.3.1. Рассматриваемый период характерен возникновением и развитием конфликта между президентом РФ и главой Москвы, ставшим одним из претендентов на должность президента. Вышеприведенное объяснение причин этого конфликта Коржаковым практически нечего не говорит. Ярким проявлением этого конфликта послужил случай, описанный в пункте 7.3. («Мордой в снег») настоящей книги. Это было в декабре 1994 года, но произошедшее на следующий год убийство популярного{112} телевизионщика Владислава Листьева (пункт 9.1.10. настоящей книги) стало новом толчком к развитию конфликта.
Очередной раз уволив московский силовиков (начальника ГУВД и прокурора города), ориентированных на Лужкова, Ельцин создавал вокруг мэра Москвы вакуум.
Еженедельник «Новое время» писал: «Мэр Москвы Юрий Лужков не был готов согласиться с таким поворотом событий, пробовал объясниться. Встреча ничего не изменила.
Ельцин сделал шаг — отдал указание выполнять. Лужков заявил, что если отставка двух московских функционеров состоится, то он уйдет с поста мэра. На данный момент можно констатировать, что обе стороны загнали себя в угол. Президент Ельцин даже при желании не может дезавуалировать собственные указания — что подумают о его авторитете начальника? Настоящий руководитель своих распоряжений не отменяет ни при каких обстоятельствах.
Но и Юрий Лужков тропинки для отступления себе не оставил».[451]
Ничего не случилось. Мэр Москвы не покинул своего кресла. Да, он, вряд ли, и собирался это делать.
8.8.4. Не секрет, что о преемнике первого президента РФ думали не только в нашей стране, но и за ее пределами. Это естественно, особенно когда развал Советского Союза еще не закрепился. И новый президент мог бы многое изменить.
1 марта 1995 года радио «Свобода» передало, что государственный секретарь США Уоррен Кристофер на вопрос итальянского министра иностранных дел, должен ли Запад продолжать поддерживать Бориса Ельцина, ответил: «Возможно, миру уже стоит поискать ему альтернативу». Итальянцы, по их словам, вышли после встречи с Кристофером с ощущением того, что пришло время серьезно думать о том, кто придет на смену Борису Ельцину.
Проправительственная «Российская газета» откликнулась на это следующими строками: «Если эту логику раскрыть поглубже, то окажется, что в 1991 году не россияне путем всенародного голосования избрали Бориса Ельцина своим Президентом, а нам его привезли спеленатого в чемодане с Запада».[452] Газета, конечно же, заверила, что это не так.
В начале марта 1994 года Москву посетил экс-президент США Ричард Никсон, который встретился наряду с другими политиками и с Геннадием Зюгановым. В ходе беседы с ним Зюганов объяснил и подчеркнул, что партия всегда «будет находиться в рамках закона». Отвечая на вопрос Никсона о планах и перспективах коммунистов в России, он сказал, что «нельзя дважды войти в одну и ту же реку».
«Узнав о встрече Никсона с Зюгановым, президент Ельцин и премьер Черномырдин пришли в состояние аффекта и отказались принимать Никсона, что вызвало международный скандал».[453] Это со слов сторонников лидера КПРФ.
Ревность бывает не только в любви, но и в политической борьбе. Особенно остро она чувствуется когда до этого сам же завоевывал любовь того же заморского дяди. Борис Николаевич ведь некоторое время соревновался с Михаилом Сергеевичем в завоевании симпатий Запада.