6.1. Зачем создали Федеральную службу контрразведки?
6.1. Зачем создали Федеральную службу контрразведки?
6.1.1. В первой книге (от КГБ СССР до МБ РФ) уже говорилось, что очередное реформирование ведомства государственной безопасности произошло, прежде всего, потому, что министерство безопасности не спешило принимать участие в политическом конфликте на стороне Президента РФ. Но были и другие мнения. В России каждый домысливает президентское решение самостоятельно и не обращая внимание на официальную точку зрения.
Также приводилась версия о ликвидации этого министерства из-за выхода его сотрудников на высокопоставленных преступников.{4} Одним словом, говорили разное.
«А вот мнение недавнего главы МБ Виктора Баранникова. По словам его адвоката Дмитрия Штейнберга, Баранников полагает, что действительным автором указа является не президент, а лица, которые исповедуют и ранее исповедовали идею всеобщего развала системы госбезопасности России. Узник «Лефортова» заявил, что после августа 1991 года органы госбезопасности ни политическим сыском, ни тем, что можно было сравнить с полицейским надзором, не занимались. Активизация органов безопасности в 92-м году с целью выявления лиц, занимающихся шпионской деятельностью в России, вызвала тревогу не только у западных спецслужб, но и у некоторых отечественных политиков».[5] Красиво сказано, но обиженные всегда бывают правы (правда, по их словам). Оправдания собственной опалы, обычно, поражают своей красотой, не всегда однако истинной. Но мы не о психологии обиженных.
Как видим, мнений было несколько. А истина, как известно, одна. Вот только добраться до нее не всегда легко. Но пробовать надо.
Сейчас стоит более основательно вернуться к вопросу о ликвидации Министерства безопасности и создании Федеральной службы безопасности. Дело в том, что уж очень недовольны были определенные силы российскими чекистами. После 3–4 октября 1993 года на них обрушился настоящий девятый вал публичной критики в нескольких средствах массовой информации. Так словно было указание из единого центра.
Нет, автор настоящей книге не говорит об очередном заказе со стороны иностранных спецслужб. Сколько можно на них все сваливать. Тем более, что критиковали все больше местные критики и они-то заказной характер своих писаний отрицали. Что, впрочем, естественно. Не естественным было бы признание в выполнении воли заокеанских конкурентов России.
6.1.2. О чем же писали отечественные критики. Известная журналистка Евгений Альбац в самом конце 1993 года опубликовала целых три, да еще и большие, статьи в газете «Известия» под одним заголовком «Лубянка»: будет ли этому конец?». Она объяснила, почему Ельцину не по пути с чекистами: «Во-первых, чекисты никогда не простят Ельцину, как и многие армейские люди, разрушения Союза.{5} Надо отдавать себе отчет в том, что в КГБ подбирались и самим КГБ воспитывались люди с определенными политическими взглядами — другие там не удерживались, их, как Калугина{6} или Рубанова, просто выгоняли.
Во-вторых, чекисты не простят Ельцину того страха и унижения, который пережили они после августа девяносто первого.{7}
В-третьих, они не забудут того, что из элиты общества, из людей, которые ногой открывали дверь к любому министру, они стали, как многие из них считают, «козлами отпущения» за все ошибки политиков, людьми, мягко скажем, не слишком почитаемыми обществом и прессой.{8}
В-четвертых, и в-пятых, и в-шестых — чекисты сейчас борются за кусок хлеба с маслом. Многие из них боятся, что в случае расформирования госбезопасности они останутся на улице, без работы. Из КГБ уходили и уходят специалисты — те, кому есть куда уйти. А тысячам и тысячам других уйти некуда. Ибо их специальность — политический сыск.{9} Ничего другого они делать не умеют. Не учили. И потому их задача — доказать, что они нужны, что деньги им платят не зря. И — доказывают. И приложат максимум усилий, чтобы доказать это и впредь. Ибо речь идет о выживании их семей.
И последнее. Давайте задумаемся над тем, что после ликвидации Советов госбезопасность оказалась практически единственным федеральным институтом власти, сохранившим вертикальную структуру управления (центр — область — город — район), и уже в силу военизированного характера организации способны добиваться исполнения своих приказов — даже в условиях нашего политического и экономического хаоса».[6]
Цитата получилась большая. Но уж больно она интересная. Начнем с конца. Разве плохо, если в условиях хаоса есть еще хотя бы одна структура, которая способна выполнять приказы? Такую структуру, казалось бы, лелеять надо и добиваться, чтобы другие звенья государственной системы были похожи на нее. Но оказывается, некоторым почему-то (а, в самом деле, почему?) хочется, чтобы никто не мог противостоять хаосу!? Впрочем, не это главное.
Главное в том, что сами вышеприведенные строки, похоже, предназначены если не самому Ельцину, то его близкому окружению. Мол, все равно, чекисты не простят. Лучше их разогнать и набрать новых в новое ведомство. Это слово «не простят» даже несколько раз повторяется, чтобы не пропустили такую мысль. Кстати, также прямо сказано: «Система госбезопасности порочна в своей основе. И потому простому реформированию, бумажному обновлению — не поддается. И не поддастся».[7]
Не поддается, и не пытайся, господин президент! Этот узел не распутывается, его разрубают. Вспомните как Александр Македонский расправился с гордиевым узлом! Вот так следует понимать все три статьи из газеты «Известия». Это был призыв к расправе.
Что же касается чекисткой обиды, то это действительно так. Не простят. Но годами воспитанная привычка повиноваться все равно срабатывала. Недовольство чекистов было во многом недовольством на кухне, за бутылкой с проверенными друзьями. Правда, уйдя на пенсию, некоторые позволяли себе устно и даже письменно высказать все что они думают о первом российском президенте.{10} И чаще всего это были не лестные слова. Но это уже когда пенсия получена, а о карьере можно и не думать.
На большее были способны только единицы, а их в расчет можно было и не принимать. Такие были во всех структурах. Да и время, как говориться, лечит раны. Все постепенно забывается, даже обиды. А если бы руководство России еще и вывело бы страну из кризиса, то многое бы и простили. Оставалось только вывести страну из кризиса…
6.1.2.1. Кроме того приходит на ум совсем уж коварная мысль. Не исключено, что президента подталкивали к политической ловушке. Речь о ликвидации политического сыска. Лишившись этого, президент оказался бы в неведении того, кто, что и как против него замышляет. А это означает потерю личной власти и ослаблении власти вообще. С точки зрения политических противников президента внутри и во вне — это хорошо. Но мы то, не о противниках, а об интересах страны.
А это, значит наступление общего хаоса в стране. Вряд ли оппозиция могла спокойно взять власть без этого промежутка хаоса и безвластия. Промежутка, в период которого страна могла окончательно упасть на дно пропасти.
О значении политического сыска для управления страной мы еще поговорим в пункте 6.9. настоящей книги и думающий читатель поймет суть сказанного. А пока о другом.
Из отдельных правильных и лишь слегка искаженных фактов госпожа журналистка хотела подвести к явно натянутому выводу. Невольно приходит на ум мысль о заданности статей Е. Альбац. Хотя прямых данных и нет. Но Бог с ней.
6.1.3. А вот с сотрудниками госбезопасности Бога, похоже, не было. Разумеется, такой накат слухов и прямых высказываний в СМИ не самым лучшим образом сказывался на атмосфере в чекистских коллективах. Отсутствие уверенности в будущем редко ведет к хорошему настроению. Говорили разное, порой казалось даже фантастическое, но такие настали времена, что произойти могло все.
Пошли слухи: что госбезопасность будет вновь слита с милицией, что Федеральное агентство правительственной связи и информации перейдет в подчинение Главному управлению охраны, что МБ и вовсе будет раскассировано, а в правительстве будет создана еще одна должность — вице-премьер по безопасности.[8]
Слухи рождались не на пустом месте. Вспомним, эпопею создания МБВД. Тогда эта президентская затем провались во многом из-за противодействия депутатов. Но тогда был полновластный парламент, не то, что малозначащая Государственная Дума. А президент наш такой не предсказуемый!
Ну, разве можно спокойно работать, когда-то тут, то там появляются слухи о реформировании МБ, а, по сути, о его дезорганизации, — говорил генерал-майор из этого ведомства в декабре 1993 года.[9] Справедливо говорил.
Президент РФ традиционно настороженно относился к чекистам (и это у них взаимно) не особенно представлял, что с ними делать, зато догадывался, что они в случае чего могут сделать с ним.[10] А тут еще «доброжелатели».
«Было понятно, что раздражение Ельцина в отношении Лубянки кем-то умело подогревалось…».[11] Позже зададут вопрос: «…А может, кому-то выгодно ошельмовать, обескровить и втоптать в грязь службу, способную не просто противостоять преступности, но и вести против нее наступательные действия?».[12]
Этот вопрос окажется без официального ответа. Но судьба министерства безопасности определилась. Наконец, все прояснилось. В конце декабря 1993 года в СМИ сообщалось: «Создание нового органа госбезопасности поручено прежнему министру МБ Николаю Голушко. В течение двух недель он и его первый заместитель Сергей Степашин — пока единственные штатные сотрудники Федеральной службы контрразведки — должны будут представить президенту концепцию ФСК и набрать людей. Все остальные сотрудники МБ на это время выведены за штат».[13]
Не впервой. В декабре 1991 года было примерно то же самое. Вообще в ельцинское время декабрь для чекистов был месяцем перемен. Чаще всего печальных перемен.
«Кадровая чехарда, — говорил Валерий Воротников, - которая существует с конца 1991 года и продолжается до сих пор, и есть самая главная беда спецслужбы. Я понимаю, что создаются новые направления, формируются новые структуры в центре и на местах. Но все это уже существовало! Например, экономическая контрразведка, которая просто входила раньше во всю контрразведку и не выделялась. А как только ее выделили в отдельную службу пошли провалы. Около года люди были заняты только назначениями и перемещениями, неоднократно менялись начальники, хотя профиль работы не менялся, и сотрудники просто вынуждены были валять дурака. Это же очевидно: когда у тебя есть ответственность, ты работаешь. Если же выкладываться больше не обязательно, то ты, естественно, ничего не делаешь».[14]
«Что касается реорганизаций, — писал позже генерал Александр Михайлов, - то причину было бы правильно искать в психологии, которая утверждала, что обострение болезни у нормальных больных бывает весной и осенью, а у политиков, как правило, зимой. Может отсюда и появилось понятие «отмороженный». Отмороженные писали указы и подсовывали президенту, который, наверное, тоже … здорово продрог».[15] Резковато, но что не скажешь когда увольняют твоего хозяина, который столько еще мог для тебя сделать (это о Степашине, которого президент тоже уволит в свое время) и который чуть ли не стал преемником первого президента.
6.1.4. В декабре 93-го Ельцин и Батурин решили еще раз «почистить» контрразведку от неблагонадежных.[16] В декабре все началось, а окончилось уже на следующий год. Самый главный праздник в году чекистам приходилось встречать в тревожном ожидании. Устроил им президент Новый год!
«5 января 1994 года Президент подписал указ и утвердил положение о новом органе госбезопасности — Федеральной службе контрразведки (ФСК)».[17] Указ начинался со слов: «Система ВЧК — ОГПУ — НКВД — НКГБ — МГБ — КГБ — МБ оказалась нереформируемой.
Предпринимаемые в последние годы попытки реорганизации носили в основном внешний, косметический характер. К настоящему времени стратегическая концепция обеспечения государственной безопасности Российской Федерации отсутствует.{11} Контрразведывательная работа ослабла.{12} Система политического сыска законсервирована и легко может быть воссоздана.{13}
На фоне происходящих в России демократических, конституционных преобразований существующая система обеспечения безопасности Российской Федерации изжила себя, неэффективна, обременительна для государственного бюджета,{14} является сдерживающим фактором проведения политических и экономических реформ».{15}
Не особенно лестная оценка.{16} При ее внимательном прочтении создается впечатление, что писали ее под влиянием критики со стороны некоторых деятелей демократического движения (см. пункт 6.1.2. настоящей книги).
Но это о прошлой спецслужбе. Сейчас же создается новая. «Очевидно, создавая Федеральную службу контрразведки с непосредственным подчинением главе государства, Президент замкнул на себя практически все спецслужбы России (министр безопасности входил в состав правительства и формально подчинялся премьеру). Контроля же за всеми, кроме президентского, нет. Президент не доверяет даже своей «гвардии» — Главному управлению охраны при президенте, — создает свою собственную службу безопасности. Перегруппировка сил в наиболее значимых институтах государственной власти заканчивается — реакция на проигрыш сподвижников на выборах?».[18]
Мало того, что подчинил ФСК себе, президент еще и предусмотрел возможность внутреннего контроля за директором ФСК. В случае разногласий между членами коллегии ФСК, директор должен был докладывать президенту РФ о возникших разногласиях, а члены коллегии также могли сообщить свое мнение президенту РФ. Похоже на призыв «закладывать», но это тем не менее обычная практика, когда предусматриваются элементы коллективного руководства. А «закладывание» это или нет, зависит от внутренней атмосферы в системе ФСК. Судя по некоторым признакам, она не была идеальной.{17}
Оценки произошедшему давали многие{18} и это говорит о важности ликвидации министерства безопасности.
Использование в новом названии спецслужбы слова «контрразведка» вместо слова «государственная безопасность», конечно, сужала сферу деятельности. Контрразведка — это борьба против разведки, защита государственной безопасности — гораздо шире. Однако многое из прежней компетенции министерства безопасности все же осталось, список этой самой компетенции составлял 35 пунктов.{19}
В структуру ФСК входили управление контрразведывательных операций, управление по контрразведывательному обеспечению стратегических объектов, управление военной контрразведки, управление экономической контрразведки, управление по борьбе с терроризмом, информационно-аналитическое управление, оперативно-поисковое управление, организационно-инспекторское управление, управление оперативно-технических мероприятий, управление научно-технического обеспечения, управление кадров, управление собственной безопасности, секретариат, договорно-правовое управление, управление регистрации и архивных фондов, центр общественных связей, управление материально-технического обеспечения, финансово-экономическое управление, военно-медицинское управление, военно-строительное управление.
В кабинетах власти поговаривали о необходимости создания спецслужбы, которая бы не разбрасывалась. «…Нашей контрразведке недостает не цивилизованности, — писал Юрий Батурин, - а скорее наступательности, инициативы и сосредоточения на самых серьезных угрозах государству. Практика прошлых лет, когда, например, контрразведчики привлекались для контроля правил торговли в магазинах или охраны порядка на улицах, а в последнее время для осмотра транспортных средств в целях выявления контрабанды, должны быть полностью исключены. Спецслужбы — дорогое удовольствие для общества, и потому они должны приносить максимальную отдачу. Задача контрразведки — выбрать несколько соответствующих ее большим возможностям мишеней и постараться их поразить».[19]
Сказано достаточно красиво, но ведь еще и делать надо. Новые власти вообще умели красиво говорить (недоброжелатели использовали слово «болтать»). Нужно же было делать постоянно, систематически и упорно, что гораздо труднее, чем говорить прописные и в общем-то банальные истины.
6.1.5. А вот делать то для ФСК было труднее, чем прежним КГБ и МБ. Федеральная служба контрразведки, в отличие, от МБ, не имела следственных подразделений, право на проведение следствия у нового ведомства госбезопасности не было. «Морозным декабрьским днем следователи были распущены по домам. И разошлись».[20] Это, конечно, лирика.
Шел конец 1993 года. На самом деле многих следователей постарались устроить в другие подразделения. Не все согласились. Зарплата и так не большая (в коммерческих структурах предлагали обычно больше), а увольняющимся по сокращению штата платят много (на первое время хватит). Так что есть смысл не оставаться в системе госбезопасности.
«Разбросала судьба следователей МБ: кто ушел в дознаватели ФСК, кто в милицию, кто в военную прокуратуру. А кто-то — в коммерцию. Там такие специалисты — на вес золота.
ФСК потеряла около тридцати процентов следователей, а это наиболее опытные специалисты, на которых лежало бремя организации расследования наиболее значимых государственных преступлений. Кроме того, утрачена школа подготовки следователей, а они, как и разведчики, «штучный товар». К тому же следствие лишилось технического оснащения, которое стоило немалых денег».[21]
В небольшом следственном отделении красноярского управления на вольные хлеба ушли все следователи, кроме одного начальника отделения.
А что же с уголовными делами, которые вели в министерстве безопасности? По этому поводу писали: «Сейчас… бывшему комитету глубокого бурения{20} запретили заниматься следствием, в результате чего многие надуманные чекистские дела уже рассыпались».[22] Насчет «надуманности» дел это мнение злопыхателей, а вот насчет «рассыпаемости» — это, похоже, мнение реалистов. Точнее, даже не мнение, а реальность.
Позже признали, что процесс передачи уголовных дел из бывшего МБ вызвал серьезный переполох в прокуратуре.[23] Кто же будет доводить до логического конца чужие дела? Разве что персональный заказ будет. «…Свыше 800 уголовных дел по контрабанде, переданных в другие ведомства, были просто развалены».[24]
Следствие по многим уголовным делам, которыми занимались чекисты (например, шпионаж), имеет свою специфику. Тут пришлось вместо одного ликвидированного подразделения (в ФСК) создавать другое в другом ведомстве (прокуратуре). В Главной военной прокуратуре было создано новое управление, которое взяло на себя функции следствия по вопросам госбезопасности. А возглавил его бывший заместитель начальника следственного управления МБ РФ А.С. Духанин.[25] Стоило ли ликвидировать в одном ведомстве, чтобы возродить в другом? Логика хромает и скоро это все заметили.
Уже в апреле 1994 года помощник президента РФ по национальной безопасности Юрий Батурин писал, что «наличие в контрразведке надежного, профессионально подготовленного, специализирующегося по этому направлению следственного аппарата — необходимость, а не признак карательной функции ФСК».[26] А о чем раньше думали, кто надоумил убрать следствие? Но об этом лучше не говорить в слух, зачем настраивать против себя тех, кто не смотря на провальный совет все еще в окружении президента.
«…Нельзя отделять контрразведку и следствие. Первая лишь выявляет шпиона, проводит операцию по его задержанию. Разоблачение и выявление остальных обстоятельств сотрудничества, как правило, происходит на втором этапе — на этапе следствия».[27] Явная надуманность причин ликвидации следствия была признана.[28]
Вот так и говорили полгода. Да и как сразу же после разгона следственного аппарата признать эту глупость. В ноябре того же года «Российская газета» написала: «Сегодня задним числом многие уже поняли, … что ликвидация следственных подразделений в органах государственной безопасности была крупной ошибкой».[29] Между тем, правильно замечено: «Любые революционные изменения в правоохранительной сфере, тем более касающиеся ведения следствия, носят как правило, болезненный характер».[30]
Наконец, в ноябре 1994 года решили, что следствие нужно в системе ФСК восстанавливать. Указом Президента все вернулось на прежнее место, численность сотрудников ФСК была увеличена на 1 тысячу человек.[31] Такой шаг, говориться в Указе, предпринят «в целях повышения эффективности борьбы с преступностью, быстрого и полного раскрытия преступлений».[32] А распускали следствие в каких целях?
Действительно, без права вести следствие правомочия правоохранительного органа существенно сокращаются. Но начинать восстанавливать следствие в некоторых местных управлениях порой пришлось с нуля. «Многие лучшие кадры …потеряны для ФСБ».[33] В том же красноярском управлении из всех уволившихся вернулся только один.
Кто же объяснит, какого х…, нужно было сначала распускать следствие, а затем восстанавливать? Из двух противоположных решений хотя бы одно решение должно быть ложным. Так гласит правило логики. Нормальной логики, но, похоже, в кабинетах российской власти иногда руководствовались другой логикой. Что же, бывает. Во всяком случае, позже стали говорить о большой и, скорее всего, преднамеренной ошибке при расформировании следственного подразделения.[34] Как это часто бывает, кто виноват, особо громко не говорилось, но кое-что писалось.
Якобы на одной из пресс-конференций Степашина сказал, что «он и Ю. Батурин убеждали Бориса Николаевича в необходимости сохранения такой структуры в системе контрразведки. Но, увы, в президентском окружении нашлись люди, которые уверяли, что следствие в Министерстве безопасности — это силовой, репрессивный орган, печально прославившийся во времена культа личности, в недавнем прошлом боровшийся с диссидентами, поэтому-де его следует ликвидировать.
К сожалению, среди тех, кто способствовал уничтожению следствия в органах госбезопасности, был и ее бывший руководитель Н. Голушко. У него были личные причины недолюбливать подчиненных из следственного управления. Некомпетентная точка зрения победила».[35]
6.1.6. Да разве такое было только со следственными подразделениями. А со спецподразделениями. Госбезопасность лишилась подразделений «Альфа» и «Вымпел», произошло это после того как они осуществили полуприкрытый саботаж приказа по взятию Белого дома 4 октября 1993 года.
«Вымпелу» не простили такого поведения. Потянулись недели томительной неясности. Руководство спецподразделения, чтобы как-то упредить ситуацию, попытались внести свои предложения о создании на его базе федерального учебного центра для обкатки оперативных работников внешней разведки, спецназа, которые и до этого стажировались на объектах отряда. Но 23 декабря 1993 года был подписан Указ Президента о расформировании Министерства безопасности России. «Вымпел» же был переподчинен Министерству внутренних дел».[36]
Вот что писал генерал Александр Михайлов о «Вымпеле»: «Что преследовал и чем руководствовался Ельцин, передавая это подразделение в МВД, остается догадываться. Но эффект от такого решения был непредсказуемым для его аналитиков. ВСЕ (!) офицеры написали рапорты об увольнении. Ельцину было не понять, что человек, поступивший на службу в КГБ, неохотно менял свою фуражку на милицейскую. Тем более в принудительном порядке.
В ФСК не осталось ни одной профессиональной структуры, способной решать такие задачи».[37] Кстати, один журналист позже написал: «Хорошо помню, как вновь обретенный директор ФСК Сергей Степашин с явным оптимизмом сообщал о том, что его структуру отныне нельзя называть силовой, потому что распущены такие спецподразделения, как «Альфа» и «Вымпел».[38] Нашел чем быть доволен. Впрочем, повод все же был, указание президента было выполнено, а что оно подрывали силу спецслужбы, так это не важно. Важно, что указание было выполнено. И президент мог быть доволен. Пока доволен, до тех пор пока все не поняли, что и здесь сделали глупость.
Потом, как и следственные подразделения, спецподразделения пришлось создавать заново. И снова тоже логическое правило. Поразительно: сколько можно было делать одни и те же глупости? Наверное, очень много.
Позже напишут: «ФСК, в отличие от МБ РФ, фактически превратились в структуру, способную лишь наблюдать происходившее и информировать руководство».[39] Остались только собиратели информации и аналитики. Впрочем, как выяснилось с особой очевидностью на «первой чеченской войне» ФСК даже информировать и анализировать толком не умела. И тогда в 1995 году начали новую реформу. Но тут мы начинаем забегать вперед, лучше поговорим еще о временах Федеральной службы контрразведки.
6.1.7. После создания ФСК и увольнения прежнего руководителя возник вопрос: кого назначить новым руководителем ФСК? Похоже, Ельцин долго колебался. Но кого-то все же нужно назначать.
Кандидатуры были разные. В том числе и Савостьянов. Но у него оказались свои проблемы, которые в изложении генерала Александра Михайлова были в том, что назначение Савостьянова, безусловно, могло сказаться на настроениях в ФСК. Многие в центральном аппарате его просто не переносили…».[40] Вряд ли это сильно удерживало Ельцина от такого назначения. Тут, скорее всего, были другие мотивы.
3 марта 1994 года ФСК возглавил Сергей Вадимович Степашин. «Как-то Филатов зашел перед Советом безопасности к президенту и сказал:
— Сегодня у Степашина день рождения, и было бы неплохо сделать ему подарок — назначить министром безопасности РФ.{21}
Борис Николаевич не испытывал к Сергею Вадимовичу особого доверия, но Указ подписал и огласил его на Совете безопасности»,[41] — так писал Александр Коржаков.
По некоторым данным инициатором назначения Степашина был Сосковец,[42] но верить всем слухам стоит не всегда. Да, собственно говоря, не так это и важно.
По мнению недовольных «ментовско-пожарное» происхождение нового руководителя ФСК уже было унижением для «конторы».[43] Наверное, понимал это и новый директор ФСК. «Стоило как-то Руцкому с усмешкой заявить, что контрразведку-де пожарник возглавляет, как до смерти обиженный директор спецслужбы чуть ли не в каждом интервью стал это отрицать. Хотя, что тут плохого? Да и кое-какое отношение к борьбе с пожарами наш герой имел — в 1986 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Партийное руководство противопожарными формированиями».[44]
Вообще-то это не главное. Наверное, он везунчик, поскольку в шеренге руководителей ВЧК — ФСК был по счету выигрышным, «очковым» — двадцать первым!.[45]
Сам же Сергей Вадимович, похоже, был воплощением верности Ельцину (по крайней мере, на словах). В конце 1994 года, когда всем ясно было, что рейтинг Президента РФ катастрофически падает, Степашин уверенно говорил, что на сегодня наибольшие шансы стать следующим президентов есть у Ельцина.[46] Тогда это было очень похоже на ложь. Но в России ложь иногда становится правдой.
«Он поставил на Ельцина и ставки не менял. Подобная верность не могла остаться незамеченной. Человек без собственного устоявшегося мнения, без тыловой поддержки — идеальное орудие».[47] Это мнение идейных оппонентов, а были и сторонники.
Протеже Степашина генерал Александр Михайлов писал: «Назначение Степашина новым директором Лубянка приняла спокойно.{22} Хотя кое-кто по-прежнему относился к нему с предубеждением, кое-кто с иронией, не считая его высоким профессионалом. Да собственно он на это и не настаивал, сразу обозначив, что для него главным было оставаться политической фигурой, которая способствует эффективной работе профессионалов, которых тогда было немало».[48]
В рядах оппозиции к руководителю ФСК относились без симпатии, но терпимо. «Негативного отношения заслуживают, по мнению Зюганова, такие печально известные деятели, как министр иностранных дел Андрей Козырев, министр внутренних дел Виктор Ерин, министр обороны Павел Грачев, не сумевшие обеспечить реализацию национальных интересов страны в своих сферах деятельности».[49] Руководителя ФСК в этом списке нет, но все равно критика политических оппонентов режима в его адрес раздавалась.
«Люди с характером Степашина, - писали критики, — просто по своей природе органично не способны к какой-либо инициативе — это лишь послушные исполнители, к тому же подверженные влиянию собственного аппарата».[50] Однако, еще раз подчеркнем, что это мнение критиков, на которых новый директор ФСК мог и не обращать внимание. Гораздо большего внимания следовало обращать на деятельность совсем других лиц, от которых его судьба и зависела.
Дело в том, что слухи о разгоне ФСК периодически повторялись. Оппозиционная пресса писала следующее об ощущениях во властных структурах: «Не внушали доверие … всяческие спецслужбы. Информация, которой они располагали, могла в любой момент обернуться против временщиков. Такое уже не раз бывало в истории России. Поэтому не случайно и не однажды судорожно перетряхивали спецслужбы, стараясь превратить их в послушный аппарат, целиком зависящий от очередных вождей».[51]
Через несколько месяцев после создания ФСК пресс-секретарь президента РФ Вячеслав Костиков публично охарактеризовал слухи как точно рассчитанную по времени провокацию.[52]
6.1.8. 25 марта 1994 года Сергей Степашин «доложил» журналистам о результатах реорганизации органов. Из 227 «ветеранов» руководства ФСК лишь 13 человек были отсеяны специальной аттестационной комиссией, возглавляемой секретарем Совета безопасности Олегом Лобовым. Причем, заверил Степашин, ни один из руководителей, прежде работавших в советских спецорганах, не был уволен «по идейным соображениям». Некоторые из них, по словам директора ФСК, «ушли просто потому, что выслужили уже все мыслимые сроки». Только 35 руководителей высшего ранга были «набраны» не из прежнего штата. В общем, как с удовольствием констатировал Олег Лобов, порочного, с его точки зрения, опыта полного реформирования секретных органов в постсоветской Восточной Европы «в России удалось избежать».[53]
Еще бы не избежать. Господину Лобову следовало бы напомнить о его прежних местах работы в партийных органах. Впрочем, как и президенту страны. Им ли, переменившим веру, изгонять из храма власти других бывших единоверцев?
Газета «Сегодня» опубликовала заметку об этой встрече директора ФСК с журналистами под заголовком «Реформа спецслужб закончена». Данная реформа, действительно, была закончена, но реформирование спецслужб — хобби первого президента РФ и он от этой своей привычки не откажется еще долго.
6.1.9. Лубянку Ельцин впервые после погрома КГБ посетил в мае 1994 года и выступил на совещании руководящего состава. «Цель нашей сегодняшней встречи — сказал Ельцин, - наметить пути развития службы, определить ее место и роль в общей системе обеспечения безопасности России в современных условиях.
Впервые Ельцин публично признался в сознательной ликвидации КГБ, оговорив, однако, что это было сделано с добрыми намерениями для «лучшего взаимодействия и координации», а также «повышения эффективности контрразведки».[54] Как это она интересно повысилась? Уже через несколько месяцев все стали признавать, что эффективность спецслужб крайне низка. Но не будем забегать вперед.
Выступление Президента РФ на том совещании руководящего состава Федеральной службы контрразведки России{23} было опубликовано (см. например, «Российская газета», 28 мая 1994 года). Из выступления можно было узнать: «К сожалению, в мире есть силы, которые ставят своей целью ослабить Россию, сделать из нее слабого конкурента, с дешевой рабочей силой и низким интеллектуальным потенциалом. Есть желающие прибрать к рукам российские природные богатства, завладеть нашими передовыми технологиями в космической, военной и других областях…
Не будем себя обманывать — пока в России нет надежных заслонов сбору информации и внедрению агентуры».[55]
Интересно отметить, что, по мнению, левой оппозиции: «В условиях растущей активизации зарубежных спецслужб российские органы государственной безопасности были расчленены, в значительной степени утратили свои оперативные и агентурные возможности и тем самым оказались неготовыми к противодействию».[56] Как видим, оценка лишь еще более критичная по сравнению с президентской, а предполагаемый призыв уже просто схож: нужно усилить государственную безопасность.{24}
И при этом, оппозиция обвиняла в развале саму власть. Впрочем, это же политика, а в политике еще не такое говорят и не такое делают.
6.1.10. С этими выводами президента согласны были не все. Уже в середине 1994 года среди некоторых деятелей демократического движения стали высказываться нотки недовольства директором ФСБ. По их мнению, в России завершается строительство бюрократического государства. Режим стремительно бронзовеет. Власть возвращается к традиционно российским — силовым — методам реформирования государства. В конце концов, председатель комитета Госдумы по обороне Сергей Юшенков сообщил, что Демократический выбор России намерен потребовать от Президента отставки директора ФСК.[57] Это заметили. Газета «Утро России» писала, сославшись на Сергея Юшенкова: «Итак, Сергею Степашину, давнему соратнику Бориса Ельцина, радикал-демократы в доверии отказывают. Только ли ему? Время покажет».[58]
Пока недовольные критиковали ФСК и ее руководителя, ФСК вовсю занимался «пиаром». Например, 20 июня 1994 года сотрудники Санкт-петербургского управления ФСК передали Патриарху Московскому и всея Руси изъятые у контрабандистов церковные реликвии (в том числе иконы XVI века), не забыв при этом сообщить о событии в СМИ.[59] Тоже управление ФСК позже передало скрипку работы Антонио Страдивари и еще три музыкальных инструмента, которые ранее были похищены из Музея театрального и музыкального искусства. Переправку их за границу удалось предотвратить.[60]
Тоже управление ФСК вернуло Русской национальной (ранее называлась Публичной) библиотеке инкунабулу и 10 редких изданий, похищенных несколько месяцев до этого. Правда, через пару дней в этой библиотеке было похищено 80 уникальных рукописей XV–XVIII веков.[61]
Представители ФСК РФ в декабре 1994 года вручили приюту при Анастасиино-Богоявленском монастыре многочисленные подарки на сумму 120 миллионов рублей, а также автобус.[62] И все это сообщалось в СМИ.
Но и противники ФСК не упускали возможности «попиарить». Жить стало веселей. Когда один одного публично ругают, это отвлекает третьего (в нашем случае — народ) от его проблем.
6.1.10.1. Наряду с общей критикой, начались разговоры о кознях госбезопасности по отношению к конкретным личностям. Бывший посол РФ (а еще ранее бывший министр иностранных дел СССР) Борис Панкин, уйдя в отставку, перебрался в Швецию и стал трудиться консультантом в одном из шведских концернов, который поддерживал тесные отношения с Россией. Ранее в 1982–1990 годах он был послом в этой стране. По старому его бы назвали невозвращенцем. В новые времена термина для этого явления еще не изобрели. Но господин Панкин не просто тихо переехал, он публично заявил, что его сняли с посольской должности в результате той «грязной компании», которую вели против него руководители бывшего КГБ.[63]
В статье Андрея Глебова и Михаила Юлина в газете «Утро России» о третьей годовщине августовского «путча» прозвучало: «Три года спустя каждый россиянин может спокойно общаться с иностранцами, зная, что завтра его за это не поволокут в КГБ. Конечно, блюдут нас почти по-прежнему — надо же чем-то занимать до пенсии славный контингент чекистских рук, голов, сердец и прочих важных органов, — только оргвыводы из подсмотренного и подслушиваемого уже ни для кого не следуют».[64]
Это как сказать. Если блюдут и накапливают информацию, она еще может пригодиться где-нибудь. Как говорил один специалист в театральном деле: если на сцене весит ружье, оно должно когда-нибудь выстрелить.
6.1.10.2. «Наезды» на ФСК были не редко явно демагогическими. Только один пример. В ноябре 1994 года Михаил Полторанин прошелся по законодательству о спецслужбах, сказав следующее: «Торпедируя наши законы, окружение Президента вносит в Госдуму законы принципиально иной идеологии. Вот один из таких документов — проект закона об органах контрразведки. Права для контрразведчиков предусмотрены весьма обширные, в том числе — право беспрепятственно входить в принадлежащие гражданам жилища, помещения независимо от форм собственности. В Конституции предусмотрена неприкосновенность жилища, однако разработчиков проекта, о котором идет речь, это не остановило».[65]
Прервем разглагольствования господина Полторанина и взглянем в Конституцию. Статья 25 Конституции, действительно гласит, что жилище неприкосновенно. Но сразу же за этой фразой даже без начала нового абзаца идут следующие слова: «Никто не вправе проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц иначе как в случаях, установленных федеральным законом, или на основании судебного решения». Вот и нужен федеральный закон, который бы определил этот порядок, существующий во всех сколько-нибудь серьезных странах. При этом, в некоторых странах такой порядок регламентирован совсем не законом, а следовательно менее подконтролен и менее демократичен.
Заметим, что в Российской Федерации в это время уже действовал закон о милиции, который предусматривал то, в чем Полторанин пытался ограничить ФСК. При этом, в силу того, что в МВД служит во много раз больше сотрудников, а с преступной деятельностью они сталкиваются гораздо чаще, то и такое «нарушение» Конституции они делали гораздо больше ФСК.
Однако вернемся к Полторанину, который продолжил: «Далее — контрразведка получает право на компенсационной и безвозмездной основе готовить кадры для иностранных спецслужб и служб безопасности предприятий. Иными словами, ФСК намеревается открыто готовить террористов, усугубляя криминогенную обстановку».[66]
Снова прервемся и подумаем почему это подготовку кадров для иностранных спецслужб (например, Киргизии) Полторанин называет подготовкой террористов? За что это он оскорбляет и нашу страну и зарубежное государство. Дураку известно, что подготовка специалистов для иностранного государства — способ косвенного влияния на его политику.{25} Разве плохо будет для России, если ее спецслужбы будет помогать усилить такое влияние? А может быть еще и доход приносить государству за счет обучения иностранцев?
Кстати, возможно Полторанин имел в виду под террористами подготовку кадров для служб безопасности предприятий. Действительно, порой сотрудники этих самых служб безопасности предприятий нарушают закон. Но ведь подготовку они все равно проходят только в частных структурах. Разве плохо, если государственные структуры будут вносить свой вклад, который наверняка будет для государства гораздо полезней, чем подготовка в частных структурах?
Однако вернемся снова к Полторанину, сказавшему еще и следующее: «Предусмотрено также, что по требованию контрразведки в системах связи можно устанавливать дополнительное оборудование. Что это если не законодательная база для тотального прослушивания?».[67]
И снова тоже самое. Еще в 1992 году был принят закон об оперативно-розыскной деятельности,{26} который предусматривал это самое прослушивание. Мало того, возможность ограничения права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений предусмотрена статьей 23 Конституции РФ. Что и принято делать во всех сколько-нибудь серьезных странах.
Речь то ведь в законопроекте идет не об этом, а о законодательном упорядочении этой проблемы. Сделать это в цивилизованных формах. Кстати сказать, для нарушения нормально понимаемой демократии важно не прослушивание телефонных переговоров (часто это помогает демократии, так как защищает страну и граждан от преступности), сколько злоупотребления этим правом со стороны отдельных сотрудников спецслужб. Но строгое законодательное определение как раз и сокращает шанс для такого злоупотребления.
Так что господин Полторанин в данном случае оказался не так далек от банальной демагогии. И в этом он был в то время не одинок. Просто разбирать все такие случаи нет возможности в данной книге. Они все скроены по одному способу. Главное высказать обвинения, а там пусть оправдываются.
Заметим только что в свое время подобная общественная кампания по ограничению возможностей спецслужб США была инициирована спецслужбами СССР через своих агентов влияния и иными способами. Все здорово похоже. История повторяется постоянно.
Но хватит об этом. Лучше мы вернемся к самим сотрудникам спецслужб. Кадры решают все, как известно.
6.1.11. Владимир Климов писал: «…Из контрразведки ушло много первоклассных специалистов. С некоторыми из них я знаком, знаю о некоторых проведенные ими делах, поэтому, поверьте, любые лестные эпитеты в их адрес оправданны. В контрразведку пришло много новичков, что, разумеется, не могло не отразиться на эффективности работы спецслужбы.
Это, во-первых. А во-вторых, не стоит, видимо, забывать о том, что у тех, кто ушел, остались товарищи, сослуживцы внутри ФСК. Корпоративные связи сильны, и, несмотря на подписку о неразглашении, нынешние контрразведчики вполне могут по секрету поделиться с бывшими служебной информацией».[68]
Впрочем, в адрес некоторых сотрудников ФСК высказывались и более серьезные претензии.{27} Тем не менее, самое — кадры.
Каким должен быть сотрудник органов госбезопасности? Мнения на этот счет были различными. А ответ на этот вопрос стал еще более важным в связи с появлением в обществе иных приоритетов, в связи с возможностью этих самых сотрудников не плохо устроиться в других структурах.
«Неудовлетворительность уровнем социальной защищенности, неопределенность статуса государственного служащего Федеральной службы контрразведки, непрекращающийся процесс реорганизации — все это существенно снижают уровень работоспособности, вымывают профессиональные кадры, — констатировал начальник одного из управления ФСК В.С. Цеханов. — Многие подготовленные сотрудники ушли в налоговую полицию, где уровень денежного содержания гораздо выше, чем у нас, в другие государственные структуры. Наших ребят с удовольствием берут коммерческие фирмы, предлагая порой зарплату, превышающую их прежнюю в несколько раз. Выходцы из госбезопасности ценятся за высокую работоспособность, профессионализм, способность решать самые разнообразные задачи и, конечно же, честность и надежность».[69]
Высокая работоспособность, профессионализм, способность решать самые разнообразные задачи и, конечно же, честность и надежность, важны. Но это еще не все. Для ведомства госбезопасности нужны и другие качества.
«Работа по обеспечению национальной безопасности предполагает наличие у сотрудников спецслужб определенной системы ценностей, которая базируется на таких понятиях, как патриотизм и традиционализм. Трудно представить, чтобы сотрудником ФСК, ГРУ или СВР был радикал-демократ, готовый поступиться интересами безопасности своей страны в пользу «общечеловеческих ценностей». Специфика работы и внутри корпоративная этика формируют такой тип личности, который наиболее отвечает назначению спецслужб».[70]
Формирует, конечно, но действуют и другие факторы. Тяга к стяжательству, ставшая характерной для всего общества, не обошла стороной и сотрудников госбезопасности. А чем они хуже? Газета «Известия» осенью 1994 года сообщила о том, что около года где-то крутились десятки тысяч долларов, изъятых сотрудниками госбезопасности в виде залога, что выявили органы прокуратуры.[71]
В 1994 году был арестован бывший сотрудник ФСК, обвиненный в контрабандном ввозе в Россию огнестрельного оружия и рэкете. При обыске у него было изъято 31 граната, самодельный гранатомет, пистолет, 6 самодельных взрывных устройств.[72] Подобные факты было и еще, хотя и было их не сильно много.
Но и это не самое страшное. Хуже, когда не просто воруют или присваивают, а хуже когда предают. Тем более, что сделать это стало гораздо легче, спецслужбы иностранных государства стали «ближе» и доступнее. Чем они и стали чаще пользоваться.
6.1.12. Начальник управления ФСК РФ по Сахалинской области Валерий Безлепкин сообщил, что из 43 дипломатов, посетивших область, 16 являются агентами спецслужб. Он отметил, что иностранные разведки интересуются финансово-экономическим состоянием области, собирают сведения о банковской работе, международных связях, контрактах по шельфу, изучают настроения населения.[73] Начальник УФСК считал, что в контактах с иностранцами следовало проявлять «известную осторожность».[74]
Начальник управления ФСК по Иркутской области Валерий Шестак сообщил об активизации на территории Иркутской области деятельности спецслужб США, Германии, Японии, Китая и Южной Кореи. В 1993 году местными контрразведчиками было выявлено 10 агентов и 20 кадровых сотрудников спецслужб иностранных государств, пресечены попытки передачи двумя жителями области закрытой информации иностранцам.[75]
Начальник УФСК по Краснодарскому краю Евгений Воронцов сообщил о том, что в 1993 году Кубань посетило более 200 иностранных дипломатов, в числе которых оказалось несколько десятков установленных разведчиков.[76]
Как видим, начальники местных органов вовсю говорят о «нашествии» агентов спецслужб. Впрочем, было бы несколько странно, если бы они говорили другое. Свою важность и нужность им просто было необходимо доказывать. Тем более в смутное время, когда в одночасье могли перекроить систему так, как за сутки до этого никто и придумать не мог.
6.1.13. Автор одной из газетных статей назвал ее «У Лубянки нет былой осанки». Речь шла о том, что одной из причин недостаточной эффективности правоохранительных органов виделась им в недоверчивом отношении к ним со стороны граждан. «Порой это отношение переходит в откровенно враждебное. Выразителем таких настроений чаще всего выступают средства массовой информации».[77]