Запрет термина «Беларусь».

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Запрет термина «Беларусь».

Генерал-губернатор Долгоруков в 1833 году писал Николаю I об управлении Виленской и Гродненской губерниями и Белостокской областью:

«Всюду главенствующий язык государства, как главенствующее вероисповедание… должны иметь перевес над местными говорами отдаленных, приграничных или новоприсоединенных краев. Общее владение главенствующим языком в государстве незаметно сближает разнородные его племена… и наконец сливает все инородные племена в один народ».

Эта концепция не была новой, а лишь повторяла главное правило Орды: сначала разгромить и ограбить какой-нибудь народ, а затем присоединить его к себе к совместным походам против соседей. Именно на этом принципе безмерно росла Орда. Ну а Россия, возникшая на просторах Орды и перенявшая ее менталитет, по самой своей сути была (и остается по сей день) прямым продолжением Орды. Ее базовые принципы — «православие, самодержавие, народность» — это принципы Орды.

Что касается беларуского языка, то царские чиновники по своему невежеству видели в нем лишь диалект польского или русского языков. Хотя беларуский язык — это язык западных балтов, не имеющий общих корней ни с польским, ни с русским языками. Адам Мицкевич писал:

«На беларуском языке… говорят около десяти миллионов человек; это самый богатый и самый чистый говор, он возник давно и глубоко разработан. В период независимости Литвы великие князья использовали его для дипломатической переписки».

В рамках программы национального геноцида к 1860-м годам сформировалась система представлений о литвинах-беларусах, которая получила название «западнорусизм». Ее сторонники отрицали историчность беларусов как самостоятельного и самобытного народа, считали их региональной частью русского этноса. Одним из лидеров «западнорусизма» был М. В. Коялович, который фантазировал об «исстари русском характере края» и в книге «Чтения по истории Западной России» настаивал, что беларусы и украинцы обязаны забыть свои языки, должны начать говорить и думать только по-русски.

Эти взгляды, с одной стороны, питались стремлением царизма ассимилировать беларусов, с другой стороны — опирались на результаты этнических экспериментов царизма. Они сохранились и по сей день. На бытовом уровне они наглядно представлены в снятом в БССР фильме «Белые росы», где некий «старожил» рассказывает потомкам совершенно бредовую басню о том, что, дескать, наши предки называли себя «белыми россами». Однако ни одного человека с такой национальностью не значится ни в одном документе ВКЛ — такого народа никогда не было, как не было и народа «беларусов». До 1840 года наш народ назывался литвинами — чего создатели фильма «Белые росы» не знали, так как они не знали вообще нашей истории.

На научном уровне эти взгляды «западнорусизма» сформулировал профессор Петр Петриков (о нем я говорил в начале книги), который постулировал, что беларусы не имеют никакого отношения к ВКЛ и что история Беларуси должна быть во всех моментах увязана с историей России — через призму российских интересов. Он считал политику царизма в XIX веке по отношению к Литве-Беларуси «положительной», а наши восстания против царизма видел «негативными» для интересов беларусов, так как — дескать — они могли привести к полонизации Беларуси и потере беларусами своего языка. Парадокс в том, что при этом русификацию беларусов он считает «положительным явлением»: то есть суть дела вовсе не в том, что беларусы свой язык потеряют, а в том, чтобы они по-русски стали говорить.

Эти концепции создали у беларусов-обывателей ряд нелепых мифов: например, будто бы «Литва и Польша угнетали беларусов», привили ненависть к князьям ВКЛ и вообще к старой Литве как к чему-то совершенно чужому.

В 1860-е годы значительная часть беларуского общества не разделяла идей «западнорусизма» и стремилась к независимости от России. Национальная интеллигенция разрабатывала беларускую идею, весомый вклад в это внесли Калиновский, беларуские студенты-народники (издатели журнала «Гомон»), создатели первой беларуской партии — Беларуской социалистической громады, редакция газеты «Наша Ніва» и другие.

Третье восстание беларусов против России произошло в 1863—64 годах. Царизм снова его кроваво подавил. В мае 1863 года в Вильню прибыл новый генерал-губернатор Муравьев, который ранее занимал должность губернатора в Могилеве, Гродно, Минске.

Недавно в религиозной передаче «Існасць» на беларуском ТВ представители православия говорили, что Муравьев был «большим другом беларуского народа», так как отнимал храмы у католиков и передавал их православным, за него, дескать, мы — беларусы — молимся в храмах, и вообще его надо сделать святым для беларусов. Но, смею думать, у беларусов не написано на лбу, что они должны непременно быть православными московского толка, а не католиками или протестантами. Мы как раз отличаемся толерантностью, и хорошо знаем, что отнимать храмы у кого бы то ни было — это грех (ибо сказано «Не укради ! »). Еще в той передаче сказали, что Муравьева называют «вешателем» только злопыхатели — мол, никаким вешателем он не был.

Однако это не кто-то обозвал Муравьева вешателем — он сам себя так называл. Прибыв в Вильню, при встрече с местным дворянством на вопрос о том, не родственник ли он декабристу Никите Муравьеву, генерал-губернатор ответил, что он «не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают».

Муравьев организовал не только военно-полицейское подавление восстания, но и неслыханную антипольскую и антикатолическую пропаганду. Мятеж подавлялся чудовищным террором. Села, подозреваемые в поддержке повстанцев, сжигали дотла, имущество жителей отнимали и продавали с торгов, а жителей высылали в глухие районы России. Руководитель восстания 26-летний беларус Кастусь Калиновский был публично повешен на площади в Вильно, а кроме него повесили еще 127 человек. Организатор публичных казней Муравьев всячески стремился подтвердить свои слова, что он из тех Муравьевых, «которые вешают».

В свою последнюю минуту жизни, стоя под виселицей, Калиновский при оглашении судебного приговора, в котором его назвали дворянином, сказал: «У нас нет дворян — все равны». Это были последние слова беларуского героя.

В своих воззваниях к беларускому народу Калиновский писал: «Народ… целым единством иди воевать за свое человеческое и народное право, за свою землю родную». Именно Калиновский сформулировал идею демократического народного государства — ему принадлежат слова, которые так часто повторяют сегодня политики России: «… не народ создан для власти, а власть для народа».

Точное число погибших при подавлении восстания неизвестно. Помимо 128 повешенных (считая и Калиновского), Муравьев около тысячи осудил на каторгу, свыше 12 тысяч сослал в глухие районы России.

Муравьев инициировал очередной «разбор» шляхты. Он запретил шляхте собираться вместе по нескольку человек даже на семейных праздниках. Были изгнаны со службы все чиновники-католики (они занимали кое-где низшие должности), на их место привезли из России русских служащих. Им отдали сотни конфискованных имений. Военное положение в Беларуси сохранялось до 1870 года.

Был закрыт Виленский университет, в очередной виток вошла разнузданная беларусофобия: запрещалось абсолютно все, что имело национальный характер. Вершиной деяний вешателя Муравьева стал запрет терминов «Белоруссия» и «белорусы». Отныне был введен новый термин «Северо-Западный край» (который по сей день используют православные священники, тоскующие по «золотым временам» Муравьева). За употребление термина «Белоруссия» всякий, сказавший или написавший это слово, на первый раз наказывался штрафом. Злостных нарушителей ждало тюремное заключение.

Забавно читать у российских историков, что «Россия всегда тянула руку братской помощи беларусам», сажая при этом беларусов в тюрьму за то, что они посмели произнести название своей Родины. Национальный геноцид дошел до маразма: царизм запретил термин «Белоруссия», который сам же и придумал для замены слова «Литва».

Этот запрет создал еще один барьер в возрождении национального самосознания: теперь приходилось бороться за возвращение термина «Белоруссия», а не «Литва». Наше национальное сознание стало похожим на матрешку: внутри «Северо-Западного края» находится «Беларусь», а внутри Беларуси — «Литва» и история BKЛ. Далеко не все эту «матрешечную структуру» понимали, в том числе создатели Беларуской Народной Республики, продолжавшие отделять беларусов от литвинов, хотя это синонимы.