Потрясённый мир

Революционный переворот в мире, вызванный событиями 1945 г., все еще не оценен в полном масштабе исторической критической мыслью. Советские исследователи сделали ряд интересных обобщений такого рода[1], однако даже лучшие их работы не свободны от схематичности и односторонности суждений. Обширное поле остается открытым для новых исследований. Для решения задач нашей книги необходимо напомнить о некоторых основополагающих фактах той эпохи.

Вторая мировая война охватила географические пространства более обширные и вовлекла в круговорот событий людские массы более многочисленные, чем первая. Боевые действия велись на трех континентах — в Европе, Азии и Африке, — в то время как война 1914–1918 гг. шла лишь в Европе. К тому же и на Европейском континенте зона, охваченная военными операциями, была более обширной. Увеличилось не только число непосредственных участников сражений: война в гораздо большей степени нанесла ущерб всей жизни мирного гражданского населения. Человечеством была уплачена тяжкая кровавая дань: число жертв достигло примерно 50 млн., тогда как в ходе первой мировой войны погибло 10 млн. человек[2]. Иным качественно, к тому же более многочисленным и разрушительным, стало оружие, с помощью которого люди сражались и убивали друг друга: было использовано около 650 тыс. самолетов, 300 тыс. бронемашин и танков и 1 млн. стволов артиллерии[3]. Экономика отдельных воюющих стран была поставлена в крайне затруднительное положение; это было следствие широкой мобилизации в армию трудоспособного населения, а также большей чувствительности самой экономики к последствиям этой мобилизации.

Характерной чертой второй мировой войны был и высокий героизм людей. Рядом с солдатами, призванными на военную службу, сражались миллионы добровольных героев антифашистского Сопротивления. Победа антигитлеровской коалиции означала для множества людей нечто гораздо большее, чем успех одной группы стран в борьбе с другими. Свобода, демократия, социализм были для них подлинными ставками в игре; эти цели не противоречили друг другу, напротив, они были взаимосвязанными и взаимодополняющими, точно так же как дополняли друг друга в рамках антифашистской коалиции действия различных сил, которые по исторически сложившейся традиции выступали носителями этих идеалов. Так, даже Сталин, когда победа была достигнута, признавал, что вторая мировая война не была «копией первой», и, перечисляя цели, во имя которых она велась, называл «восстановление демократических /251/ свобод»[4]. Но для огромных масс трудящихся сама демократия имела смысл только в сочетании с ценностями социального равенства, воплощенными в идеале социализма: одно было прямым продолжением другого.

В Европе в 1945 г. вся политическая атмосфера была отмечена общим сдвигом влево. Самые широкие и с политической точки зрения активные народные массы, которые в эпоху первого мирового конфликта демонстрировали всевозрастающее отвращение к войне, в это время были вовлечены в борьбу, носившую в первую очередь антифашистский характер. Во многих странах заводы и их оборудование были спасены рабочими в самых критических условиях, когда владельцы предприятий бросали все. Первые после войны выборы в июле 1945 г. в Великобритании принесли успех лейбористам; консерваторы, предводительствуемые Черчиллем, были разгромлены, несмотря на то, что победа окружила их лидера ореолом. Программа новой правящей партии предусматривала национализацию важных секторов экономики. Аналогичные предложения выдвигались на Европейском континенте многими другими политическими силами. Установление государственной собственности на основные средства производства, что является фундаментальным положением социализма, не рассматривалось более как разрушение основ, а было требованием, пользовавшимся весьма широкой поддержкой.

Коммунисты добились больших успехов не только в Восточной Европе, где, пользуясь выражением Мао, консервативные силы были «вырваны с корнем железным плугом Красной Армии»[5]. Советские исследователи писали, что число коммунистов в мире за пределами СССР увеличилось с 1,5 млн. в предвоенные годы до 4,8 млн. в 1945–1946 гг.[6] Эти цифры носят приблизительный характер (в частности, слишком оптимистичными они выглядят для довоенного периода), но они с полным основанием могут рассматриваться как показатель масштаба данного явления. Во время выборов сразу после победы доля голосов, поданных за коммунистов, колебалась между 10 и 20% почти во всех западноевропейских странах: этот показатель заметно превышал уровень 10% даже в таких странах, как Швеция, Дания, Норвегия, Бельгия и Голландия[7], где он никогда ранее не приближался (и никогда не приблизится в более позднее время) к этому рубежу. Значительный приток новых сил вызвал важные изменения в самом коммунистическом движении; старое коминтерновское поколение было численно просто подавлено вновь вступившей массой, которая не знала всех перипетий истории движения (и его советского центра) в период между двумя войнами: новые его сторонники пришли к идее коммунизма через участие в антифашистской борьбе, они видели в СССР прежде всего силу, которая повергла нацизм.

Еще более радикальные изменения происходили за пределами Европы. Западноевропейские воюющие державы были вынуждены /252/ и значительной степени черпать материальные и людские ресурсы в своих колониях. 2,5 млн. индийцев сражались под английским флагом. Весьма высоким был процент африканцев, призванных в войска «Свободной Франции», которые под командованием де Голля присоединились к союзникам[8]. Военные потребности метрополий стимулировали развитие местной промышленности в отдаленном заморском тылу. В то же время лозунг японской пропаганды («Азия для азиатов») дал новый импульс национализму. Китай переживал период революционного подъема: в ходе борьбы с вторгшимся агрессором действия коммунистов были эффективнее, чем действия их соперников из Гоминьдана; коммунисты окрепли, были в состоянии дать отпор правительству Чан Кайши и могли строить свои взаимоотношения с ним на равных. Индия требовала независимости и обрела ее в 1947 г., хотя и ценой расчленения страны на два доминиона, вошедших в состав Британского Содружества (мусульманское население было сконцентрировано в пределах вновь образованного государства Пакистан). Бирма шла своим собственным путем; страны Индокитая и Индонезия освободились от японских захватчиков, а затем провозгласили свою независимость и оказали сопротивление возвращению к власти прежних французских и голландских угнетателей. На Ближнем Востоке Сирия и Ливан отвергли восстановление власти правительства Парижа. Хотя полный крах устарелой колониальной системы произошел несколько позже, в 50-е гг., когда процесс освобождения развернулся и в Африке, своими истоками он уходит в первые послевоенные годы.

Освобождение колониальных народов дополнило тот переворот в соотношении сил между ведущими державами, который явился результатом войны. Германия, Япония и Италия потерпели поражение и играли роль скорее объектов, а не субъектов важнейших международных решений. От довоенного могущества Франции (в последний момент она была допущена за стол великих держав), которая находилась среди стран-победительниц, осталась лишь тень; практически она стала второстепенным государством. Несколько иначе обстояло дело с Англией, во всяком случае внешне. Она вышла из войны как одна из крупнейших мировых держав. Однако этот статус во многом основывался на былой мощи; уже заметны были признаки той слабости экономики, которая вскоре не замедлила проявиться полностью и которая, наряду с потерей Англией ее колоний, вызвала в дальнейшем резкое уменьшение веса Англии в мировых делах. Принципиально новым явлением был взлет могущества СССР и его превращение в основное действующее лицо всей международной политики, этот феномен вызвал подлинный взрыв в сфере международных отношений, изменив роль и значение различных компонентов этой сложной системы, какой был в довоенные времена мир капитализма. Но произошло не только это. Внутри капиталистического мира, во всех его частях, включая и США, которые надолго захватили господствующие /253/ позиции, война вызвала ускоренные структурные сдвиги; усилилось государственное вмешательство в экономическую жизнь, которое стало значительно более широким.

Глубокие изменения происходили в области развития производительных сил. Настоящий взрыв нововведений произошел несколько позже, в 50-е гг. Но и в 1945 г. они угадывались, ощущались, хотя и находились в эмбриональном состоянии. Война стимулировала научно-технические исследования и практическое применение научных открытий. На полях сражений появились радары, ракеты, реактивные двигатели. Химическая промышленность в изобилии поставляла ДДТ, пенициллин, пластические материалы, синтетический каучук. Невиданное развитие авиации, транспорта и средств связи настолько сблизило между собой отдельные части земного шара, что в течение буквально нескольких лет мир стал «значительно меньше», увеличилась взаимозависимость, географические расстояния сократились, мир все более болезненно реагировал на любые противоречия и столкновения. Представший перед народами облик научно-технического прогресса, порожденного нуждами войны, не обнадеживал, напротив, его вид был ужасен: это был лик атомной бомбы.

Оценивая в целом последствия победы над фашизмом, можно с полным основанием констатировать, что в 1945 г., так же как и в период русской революции 1917 г. или по крайней мере в ходе начатого ею социального процесса, человечество приблизилось к тому рубежу, который Ленин в 1918 г. определил как «самую важную» (и самую трудную) «историческую проблему»: к превращению революции «узконациональной» в революцию «мировую»[9]. Разумеется, переступить этот порог предстояло в таких условиях, с учетом таких моментов, которые значительно отличались от всего, что мог предвидеть Ленин. Как бы то ни было, рубеж приближался. Вопрос, который мы должны поставить, заключается в том, в какой степени сталинский Советский Союз 1945 г. был в культурном и политическом отношениях подготовлен к подобному перевороту.

В силу прежде всего истории своего революционного рождения, к чему в новых условиях добавилась и победа над фашизмом, СССР обладал в 1945 г. в мире колоссальным авторитетом. Но как далеко позади остались времена и проблемы 1917 и 1918 гг.! Советский народ прошел через 20 лет «социализма в одной, единственной стране», почти через 30 лет изоляции. Старая ленинская партия была растерзана и перестроена, по ней прошел паровой каток сталинских репрессий 30-х гг. Вся диалектика марксизма, ленинской мысли, самой социалистической действительности была сведена к нескольким аксиомам сталинской концепции. Молодые поколения, принимавшие участие в войне, находились в полном неведении относительно тех горячих дискуссий первой четверти века, к которым им было привито глубокое недоверие.

Страна победоносно вышла из вооруженного конфликта, который носил характер грандиозной битвы за независимость. Ее основной /254/ материальной силой была военная мощь, созданная в тяжелейших условиях войны. Защита государственных интересов все дальше увлекала СССР на путь следования политическим амбициям старой России, которые совпадали, но далеко не всегда, со стремлениями местных революционных движений других стран. Москва боролась за приобретение базы на Дарданеллах, вступила в традиционный спор с Англией из-за влияния в Северном Иране, прежде чем вывела свои войска оттуда, требовала участия в контроле над несколькими бывшими итальянскими колониями (в Триполитании)[10]. В начале 1946 г. были разорваны даже некоторые символические связи с революционным прошлым: члены правительства не именовались более народными комиссарами, а стали называться более прозаически — министрами; Рабоче-Крестьянская Красная Армия превратилась просто в Советскую Армию[11]. В том же году Сталин провозгласил, что не только социализм, но и «коммунизм в одной стране»[I] вполне возможен, «особено в такой стране, как Советский Союз»[12].

Основная объективная трудность заключалась в состоянии крайнего истощения, в каком страна оказалась в конце войны. Советский Союз был обескровлен. В настоящее время считается, что общее число человеческих жертв в СССР составило примерно 20 млн., то есть оно равнялось 2/5 всех жертв второй мировой войны[13]. Такова цифра, которую в СССР постоянно приводят с начала 60-х гг.; она приблизительна, но скорее занижена, чем завышена. Некоторые советские авторы предпочитают говорить о «более чем 20 миллионах погибших»; еще в 1962 г. один из московских руководителей выразился так: «А кто подсчитает те неисчислимые жертвы советского народа, которые он понес во время Великой Отечественной войны?..»[14]. Все называемые цифры получены не столько на основе прямых исследовательских данных, сколько на демографических расчетах, а они допускают возможность и более высоких оценок; зарубежные авторы, используя аналогичные методы расчета, считают возможным говорить о 25 млн. жертв войны[15]. Так или иначе, сам порядок величин исключителен. Потери американцев составили 450 тыс. человек; потери англичан — 375 тыс.; немцев — около 7 млн.[16] Сравнение необходимо не для того, чтобы произвести жуткий подсчет пролитой крови, а для того, чтобы трезво судить об отношениях, сложившихся на мировой арене в конце войны. Даже если в СССР принято включать в число военных потерь общее число /255/ умерших, а не только тех, кто погиб в боях, значительное сокращение взрослого трудоспособного населения, несомненно, прискорбный факт: по данным переписи населения СССР 1959 г., в группах соответствующих возрастов насчитывалось на 18 млн. больше женщин, чем мужчин. Понадобилось 10 лет (до 1955 г.) для того, чтобы население Советского Союза вновь достигло своей довоенной численности[17].

В ходе полемики, которая велась сразу же после войны, авторитетные источники на Западе утверждали, что СССР после победы не провел демобилизации[18]. Эти заявления не имели и не могли иметь под собой никаких оснований. Наоборот, демобилизация, и при этом как можно более быстрая, была насущно необходима, когда трагически не хватало рабочих рук, что ощущалось по всей стране. Первая очередь уволенных из армии солдат, 13 старших возрастных категорий, была возвращена домой между июлем и сентябрем 1945 г. Вторая очередь, состоявшая из 10 категорий, в том числе почти все специалисты, студенты, учителя, женщины, была демобилизована еще до конца того же года. Третья очередь была уволена в запас в период с мая по сентябрь 1946 г. В целом из армии ушло около 8,5 млн. человек. Вооруженные Силы СССР сократились к 1948 г. почти с 11,5 млн. до 2874 тыс. человек[19]. По представлениям второй половины 30-х гг., достаточно было иметь армию вдвое меньшую, но и такая численность не была чем-то из ряда вон выходящим, особенно если учесть международные обязательства СССР и напряженность в международных отношениях, характерную для послевоенного периода. Несмотря на возвращение значительного числа солдат по домам, в СССР, особенно на Украине и в Белоруссии, встречались деревни, где не было ни одного взрослого мужчины.

Демобилизация и возвращение солдат домой были связаны для СССР с такого рода трудностями, с которыми вряд ли сталкивались какие-либо другие страны. Солдаты из войск Жукова, уволенные в запас в Германии летом 1945 г., не имели необходимого для возвращения транспорта. Значительная их часть должна была добираться домой с конными обозами, которые также было решено перебросить на территорию СССР. Обсуждалась даже возможность, от которой затем отказались, отправить их на родину пешком. Впрочем, именно так вынуждено было поступить множество депортируемых, которых армия освободила в Германии, — они пересекали всю Польшу, проходя по тысяче километров[20].

Необходимо отметить крайнюю слабость экономики СССР, тяжелую разруху и нужду в первые послевоенные годы. Согласно оценкам советских источников, 1710 населенных пунктов городского типа и 70 тыс. деревень и селений были разрушены, 25 млн. человек потеряли крышу над головой, 300 тыс. семей только в Белоруссии, а в целом по стране 2 млн. были вынуждены жить в убогих землянках. В той или иной степени ущерб понесли 32 тыс. промышленных предприятий, больших и малых, а также около 100 тыс. сельскохозяйственных; часть из них была полностью уничтожена[21]. Такие /256/ крупные города, как Минск, Сталинград, Ростов-на-Дону, представляли собой лишь груды развалин. Благодаря чрезвычайной мощи, созданной за годы войны, СССР сумел компенсировать тот огромный ущерб, который был нанесен его индустриальному потенциалу. Согласно советской статистике, индекс производства валового продукта промышленности был в 1944 г. на 4% выше уровня 1940 г., но это увеличение шло исключительно за счет развития производства вооружений, поэтому послевоенная реконверсия и возвращение на рельсы мирного труда создавали весьма деликатные проблемы. В последующие два года произошло заметное снижение производства: если принять уровень 1940 г. за 100, то в 1944 г. индекс составлял 104, затем он снизился до 92 в 1945 г. и до 77 в 1946 г.[22]

Подлинно трагическая ситуация сложилась, однако, в деревне. Несмотря на огромные успехи в индустриализации, СССР в 1945 г. представлял собой страну по преимуществу сельскохозяйственную. Высказанное тогда Сталиным мнение о том, что еще до войны СССР превратился из «отсталой страны в передовую, из аграрной — и индустриальную», было излишне оптимистичным: накануне войны свыше 2/3 населения еще жили в деревне[23]. К 1945 г. сельское хозяйство — основной источник существования народа — было доведено до крайне плачевного состояния. Объем производства снизился до 60% предвоенного уровня; в районах же, которые были временно оккупированы врагом, — до 51%. Обрабатываемые площади сократились с 118 до 84 млн. га. В конце 1945 г., даже после возвращения демобилизованных, число проживающих в колхозах было меньше довоенного на 15%, а число трудоспособных их членов снизилось даже на 30%. Если иметь в виду, что и в довоенный период сельское хозяйство развивалось отнюдь не теми же темпами, что и промышленность, а, напротив, находясь в состоянии стагнации, производило продукцию в дореволюционном объеме, то можно обоснованно считать, что советская деревня переживала в 1945 г. кризис в ряде аспектов более тяжелый, чем кризис 20-х гг., последовавший сразу за гражданской войной[24].