III. Афинская демократия

1. Совещательные органы

Эти странные обвинения достаточно показывают, сколь действенной была ограниченная демократия, существовавшая при мнимой диктатуре Перикла. Демократия данного периода заслуживает самого тщательного изучения, ибо она стала выдающимся экспериментом в истории форм правления. Ее ограниченность предопределена, во-первых, тем фактом, что лишь меньшинство населения умело читать. Она была ограничена в силу объективных причин — добраться до Афин из отдаленных городов Аттики было затруднительно. Право голоса сохранялось только за сыновьями обоих родителей-афинян, достигшими двадцати одного года, и только они и их семьи пользовались гражданскими правами и несли в государстве непосредственное военное и налоговое бремя. Внутри этого ревностно очерченного круга из 43 000 граждан (при общем населении Аттики в 315 000) в дни Перикла политические права являются, с формальной точки зрения, равными; каждый гражданин имеет и защищает исономию и исегорию — равенство прав перед законом и в народном собрании. Афинский гражданин не только голосует, но на основании жеребьевки автоматически исполняет в свой черед обязанности магистрата или судьи; он должен быть свободен, готов и способен служить государству в любое время. Ни одно лицо, находящееся в зависимости от другого или вынужденное зарабатывать себе на жизнь, не располагает временем или способностями к такой службе; вследствие этого большинство афинян считает работников физического труда недостойными гражданства, хотя с истинно человеческой непоследовательностью они допускают в свои ряды крестьянина-собственника. Все 115 000 аттических рабов, все женщины, почти все рабочие, все 28 500 метеков, или постоянно проживающих в Аттике чужестранцев[896], а следовательно, большая часть купеческого класса, не обладают правом голоса[897].

Избиратели не объединены в партии, но приблизительным образом делятся на приверженцев олигархического или демократического течения в соответствии с их отношением к расширению круга избирателей, главенству народного собрания и правительственной поддержке бедноты за счет богатых. Активные представители обеих партий организуются в клубы, называемые гетериями, или «содружествами». В Перикловых Афинах существовали клубы самого разного сорта: религиозные, родовые, военные, политические, клубы рабочих и актеров, наконец, клубы, честно удовлетворяющие пристрастие своих членов к еде и питью. Наиболее сильны олигархические клубы, члены которых приносят клятву политической и юридической взаимопомощи и связаны пылкой ненавистью к гражданам низших сословий, наступающим на пятки землевладельческой аристократии и богатому купеческому классу[898]. Им противостоит умеренно демократическая партия мелких дельцов, граждан, ставших наемными работниками и моряками на торговых судах и в афинском военном флоте; эти группы граждан недовольны роскошью и привилегиями богачей и приводят к власти в Афинах таких людей, как кожевник Клеон, скототорговец Лисикл, торговец пенькой Евкрат, изготовитель арф Клеофонт и свечной фабрикант Гипербол. При Перикле они на целое поколение были исключены из политики благодаря тонкому смешению демократических и аристократических элементов; однако после его смерти они наследуют власть, благами которой воспользуются сполна. От Солона до римского завоевания ожесточенная борьба между олигархами и демократами ведется при помощи красноречия, голосований, остракизма, политических убийств и гражданской войны.

Каждый голосующий в силу самого права является членом фундаментального властного корпуса — экклесии, или народного собрания; на этом уровне не существует никакого представительного правительства. Так как передвижение по холмам Аттики затруднительно, только часть полноправных членов постоянно посещает все собрания; таких редко набирается более двух-трех тысяч. Граждане, живущие в Афинах или в Пирее, в силу своего рода географического детерминизма обречены на преобладание в народном собрании; таким путем демократы одерживают верх над консерваторами, которые большей частью рассеяны по крестьянским усадьбам и поместьям Аттики. Собрания проводятся четырежды в месяц, по значительным поводам — на агоре, в театре Диониса или в Пирее, обычно — на полукруглой площади под названием Пникс на склоне холма к западу от Ареопага; во всех этих случаях граждане сидят на скамейках под открытом небом, а заседание начинается на рассвете. Каждая сессия открывается принесением свиньи в жертву Зевсу. Буря, землетрясение или затмение служат причиной немедленного переноса заседания, так как считаются знаком божественного неодобрения. Новые законы могут вноситься только на первой сессии каждого месяца, причем инициатор несет ответственность за случившееся в результате их принятия; если закон чреват тяжким ущербом, другой член собрания может в течение года со дня голосования возбудить против него дело о беззаконии (graphe раrаnоmоn) и добиться штрафа, лишения права голоса или казни. Согласно другой форме данного законоположения, дорогу новому законопроекту может преградить требование отправить его на рассмотрение одного из судов, который проверит его конституционность, или соответствие существующему законодательству[899]. Кроме того, перед рассмотрением нового закона народное собрание обязано представить его в Совет Пятисот на предварительную экспертизу, что весьма напоминает прохождение билля в американском Конгрессе, который, прежде чем открыть прения, направляет его в комитет, располагающий особыми знаниями и компетентностью по обсуждаемому вопросу. Совет Пятисот не вправе отвергнуть проект закона; он может только доложить о нем со своей рекомендацией или без нее.

Как правило, председательствующий открывает собрание, представляя пробулевму (probouleuma), или доложенный советом законопроект. Желающие говорить выступают в порядке старшинства; однако права на обращение к народному собранию может быть лишен всякий, относительно кою доказано, что он не является собственником земли, не состоит в законном браке, пренебрег сыновним долгом, нанес ущерб общественной нравственности, уклонился от военных обязанностей, бросил в бою щит либо имеет налоговые или иные задолженности перед государством[900]. Правом говорить пользуются только подготовленные ораторы, ибо народное собрание — это трудная аудитория. Оно смеется над ошибками произношения, громко протестует против уклонений от темы, выражает свое одобрение криками, свистом и хлопаньем в ладоши, а в случае сильного недовольства учиняет такой шум, что говорящий вынужден покинуть бему, или ростру[901]. Каждому оратору отведено определенное время, ход которого отмеряется клепсидрой, или водяными часами[902]. Голосуют поднятием рук, но в случае, если предложение прямым и особым образом затрагивает некоторое лицо, проводится тайное голосование. Народное собрание может утвердить, внести поправку или отвергнуть закон в редакции совета, и это решение является окончательным. Декреты немедленного действия, отличные от законов, могут приниматься быстрее новых законопроектов, однако с такой же безотлагательностью могут быть отменены и не войти в корпус афинского права.

Превосходит народное собрание рангом, но уступает ему властью буле, или совет. Первоначально верхняя палата, при Перикле она была низведена до положения законодательного комитета при экклесии. Ее члены избираются по жребию из списка граждан — по пятьдесят от каждой из десяти фил; срок их службы ограничен годом, и в четвертом веке они получают по пять оболов в день. Так как ни один из советников не может быть переизбран прежде, чем представится возможность отслужить всем прочим полноправным гражданам, при нормальном ходе событий каждый гражданин за свою жизнь заседает в буле по меньшей мере в течение одного срока. Совет собирается в булевтерии, или зале совета, расположенном южнее агоры, и его ординарные заседания являются публичными. Он обладает законодательными, исполнительными и консультативными функциями: рассматривает и редактирует законопроекты, выносимые на народное собрание, следит за поведением и отчетами религиозных и административных должностных лиц в городе, контролирует государственные финансы, предприятия и строительные работы, при необходимости действовать в промежутках между заседаниями народного собрания издает исполнительные декреты, наконец, руководит внешней политикой государства при последующем одобрении народного собрания.

Для исполнения этих разнообразных задач совет подразделяется на десять пританий, или комитетов, по пятьдесят членов в каждой; каждая притания председательствует в совете и народном собрании в течение месяца, длящегося тридцать шесть дней. Ежеутренне председательствующая притания на день избирает одного из своих членов своим главой и главой совета; таким образом, благодаря жребию и очередности этот высший государственный пост открыт для любого гражданина; ежегодно Афинами руководят триста президентов. В последний момент жребий определяет, какая притания и кто из ее членов будут в течение месяца или дня председательствовать в совете; таким способом коррумпированные афиняне надеялись свести на нет коррупцию в органах правосудия — настолько, насколько это позволяет человеческая натура. Дежурная притания готовит повестку дня, созывает совет и формулирует решения, принятые в течение дня. Таким путем — через народное собрание, совет и притании — афинская демократия осуществляет свои законодательные функции. Что касается ареопага, то в пятом веке его функции сводятся к рассмотрению дел о поджоге, умышленном насилии, отравлении и преднамеренном убийстве. Греческое право медленно превращалось «из устава в договор», из прихоти одного человека или установления узкого класса в осознанное соглашение свободных граждан.

2. Право

По всей видимости, ранние греки мыслили право как священный обычай, ниспосланный и санкционированный божеством; словом themis[903] они называли как эти обычаи, так и богиню, которая (подобно индийской Рита и китайскому Дао или Дзэн) воплощала нравственный порядок и гармонию мира. Право было частью теологии, и в старинных храмовых кодексах древнейшие греческие законы о собственности соседствовали с литургическими предписаниями[904]. Возможно, столь же древними, как и религиозное право, были нормы, установленные приказами племенных вождей или царей. Будучи поначалу чистым насилием, со временем они превратились в святыни.

Второй фазой истории греческого права было собирание и согласование этих священных обычаев, осуществленное такими законодателями (фесмофетами), как Залевк, Харонд, Драконт, Солон; после письменной фиксации новых законоположений, tnesmoi, или сакральные порядки, переходили в nomoi, или законы, введенные человеком[905]. В этих сводах право освобождалось от религии и становилось все более светским; при разборе дела полнее учитывалось намерение деятеля; семейную ответственность заменила ответственность персональная, и частная месть уступила место регламентированному государственному наказанию[906].

Третьей стадией в развитии греческого права явился кумулятивный рост корпуса законов. Когда трек Перикловой эпохи говорит об афинском праве, он подразумевает законодательства Драконта и Солона, а также законы, принятые — и не отмененные — народным собранием или советом. Если новый закон вдет вразрез со старым, последний необходимо отменить; однако сверка редко бывает доскональной, и зачастую два законодательных акта вступают между собой в курьезное противоречие. В эпоху исключительной юридической путаницы из присяжных заседателей избирается по жребию коллегия номофетов, или установителей законов, которые призваны решить, какие из законов следует сохранить; в таких случаях назначаются адвокаты для защиты старых законов от тех, кто предлагает их упразднить. Под надзором номофетов законы Афин, изложенные простым и ясным языком, высекаются на каменных плитах в Царском портике; после этого ни один из магистратов не может руководствоваться при рассмотрении дела неписаным правом.

Афинское право не делает различия между гражданским и уголовным законодательством, за исключением дел об убийстве, сохраненных за ареопагом, и в гражданских процессах оставляет ответчика проводить в жизнь постановление суда самостоятельно, приходя ему на помощь только в том случае, если он встречает сопротивление[907]. Убийство — редкость, ибо оно заклеймено не только как преступление, но и как скверна, а в случае бездействия закона в дело вступает кровная месть. При определенных условиях в пятом веке все еще допускается прямая реталиация; если мужчина застанет мать, жену, наложницу, сестру или дочь в противозаконной связи, он вправе убить мужчину-преступника на месте[908]. Является ли убийство преднамеренным или нет, оно подлежит искуплению как осквернение городской земли, а очистительные обряды отличаются тягостной неукоснительностью и изощренностью. Если жертва даровала перед смертью прощение, убийца не может быть подвергнут преследованию[909]. Наряду с ареопагом дела о человекоубийстве рассматривают еще три судебных коллегии ниже рангом; их функции распределены в соответствии с классовой принадлежностью и происхождением жертвы и в зависимости от предумышленности деяния и наличия смягчающих обстоятельств. Четвертая коллегия заседает во Фреаттиде на побережье и разбирает дела тех, кто, будучи изгнан за неумышленное убийство, обвиняется теперь в другом, преднамеренном убийстве; оскверненные первым преступлением, они не имеют права ступить на аттическую землю и защищаются с лодки у берега.

Имущественное право отличается суровой непреклонностью. Договоры проводятся в жизнь со всей строгостью; все судьи обязаны поклясться, что они «не проголосуют за отмену частных долгов или раздачу земель или домов, принадлежащих афинянам»; ежегодно главный архонт, вступая в должность, обращается через глашатая с воззванием: «Кто чем владеет, будет этим владеть и безусловно распоряжаться и впредь»[910]. Право наследства по-прежнему узко ограничено. При наличии детей мужского пола старинное религиозное понятие о собственности, которая связана с генеалогией данной семьи и заботой о духах предков, требует автоматического перехода состояния к сыновьям; отец является собственником имущества на положении опекуна по отношению к усопшим, живым и еще не рожденным. Если в Спарте (как в Англии) родовое имущество неделимо и отходит к старшему сыну, в Афинах (почти так же, как во Франции) оно делится между наследниками мужского пола, причем старший получает несколько большую долю, чем остальные[911]. Уже во времена Гесиода мы обнаруживаем, что крестьянин на французский манер прибегает к ограничению семьи, чтобы избежать пагубного дробления состояния между многими сыновьями[912]. Собственность мужа никогда не переходит к вдове; все, что ей остается, — ее приданое. В Перикловы дни завещания столь же сложны, как и ныне, и облекаются в формулы, весьма схожие с современными[913]. В этом, как и в других вопросах, греческое законодательство представляет собой фундамент римского права, которое в свою очередь заложило юридические основы западного общества.

3. Правосудие

Демократия подбирается к судебной власти в последнюю очередь, и величайшей реформой, осуществленной Эфиальтом и Периклом, является передача судебных полномочий от ареопага и архонтов гелиее. Учреждение этих народных судов принесло Афинам ту же пользу, какой современная Европа обязана суду присяжных. Гелиея[914] состоит из шести тысяч дикастов, или присяжных, ежегодно назначаемых по жребию из списка граждан; эти шесть тысяч распределены по десяти дикастериям, или жюри, в которые входят около пятисот членов, тогда как прочие остаются в резерве для замещения вакансий и непредвиденных обстоятельств. Маловажные и частные дела разрешаются тридцатью судьями, периодически навещающими аттические демы, или округа. Так как ни один из судей не может служить более года подряд и пассивное избирательное право реализуется по очереди, каждый гражданин становится присяжным в среднем раз в три года. Служба в суде не является для него обязательной, но плата в два — позже в три — обола обеспечивает присутствие в каждом жюри от двухсот до трехсот судей. Важные дела, подобные делу Сократа, могут заслушиваться в присутствии тысячи двухсот дикастов. Чтобы свести подкуп к минимуму, жюри, на рассмотрение которого будет вынесено дело, определяется в последний момент с помощью жребия, а так как большинство процессов длятся всего один день, о мздоимстве в судах мы слышим редко; даже афинянин находил затруднительным подкупить триста человек сразу.

Несмотря на быстроту разбирательств, афинские суды, как и суды всего мира, обычно отстают от своего календаря, так как афиняне чрезвычайно охочи до тяжб. Чтобы остудить их пыл, из списка граждан, достигших шестидесятилетнего возраста, жеребьевкой избираются общественные арбитры; тяжущиеся должны представить свой иск и письменное возражение защиты одному из этих арбитров, причем и в этом случае он избирается по жребию в последний момент; обе стороны платят ему небольшой гонорар. Если ему не удается достичь примирения, он выносит приговор, скрепленный клятвой. Обе стороны могут затем обратиться с апелляцией в суды, однако те обычно отказываются заслушивать мелкие дела, которые не были ранее представлены арбитрам. Если дело принято к судебному рассмотрению, вносятся и подтверждаются клятвой официальные заявления сторон, свидетели дают показания и приносят клятвы, и все эти акты подаются суду в письменном виде. Они запечатываются в особый ларец, откуда позднее извлекаются и подвергаются изучению; решение выносит судебная коллегия, избранная по жребию. Должности государственного обвинителя не существует; правительство полагается на частных граждан, привлекающих к суду всякого, кто виновен в тяжких прегрешениях против нравственности, религии или государства. В результате возникает целый класс «сикофантов», сделавших такие обвинения своим регулярным занятием и превративших эту профессию в род шантажа; в четвертом веке они отлично зарабатывают, устраивая — или, лучше сказать, угрожая устроить — процессы против людей состоятельных, считая, что народный суд не пожелает оправдать тех, кто может платить внушительные штрафы[915]. Судебные издержки большей частью покрываются штрафами, налагаемыми на осужденных. Истцы, не сумевшие подкрепить свои обвинения доказательствами, также штрафуются; и если за них подали голоса меньше одной пятой от всех судей, они подвергаются бичеванию или с них взыскивается тысяча драхм (1000 долларов). Обычно в роли собственных адвокатов действуют сами тяжущиеся стороны, которые обязаны лично выступить с первым изложением своего дела. Но ввиду всевозрастающих процессуальных сложностей, а также того, что стороны обнаруживают в судьях известную восприимчивость к красноречию, все чаще нанимают ритора, или оратора, сведущего в праве и призванного поддержать жалобу или доводы защиты либо подготовить от имени и под маской своего клиента речь, которую тот сможет прочесть перед судом. От выступлений таких особых судебных ораторов ведет свою родословную профессия адвоката. О ее древности в Греции свидетельствует замечание Диогена Лаэртского, согласно которому приенский мудрец Биант был красноречивым судебным защитником, всегда применявшим свой талант во имя правого дела. Некоторые из таких адвокатов прикрепляются к судам в качестве эксегетов, или толкователей; дело в том, что многие судьи обладают не большими правовыми познаниями, чем тяжущиеся стороны.

Обычно показания представляются в письменном виде, однако свидетель должен появиться в суде и заверить их правильность клятвой, когда grammateus, или судебный делопроизводитель, зачитывает их перед судьями. Перекрестные допросы не производятся. Лжесвидетельства настолько часты, что иногда суд выносит решение вопреки показаниям, недвусмысленно подкрепленным клятвой. Свидетельства женщин и несовершеннолетних принимаются только в процессах об убийстве; свидетельства рабов — только если они добыты под пыткой; считается само собой разумеющимся, что без пытки они солгут. Такова варварская сторона греческого права, которую превзойдут римские тюрьмы и казематы инквизиции; с ней, возможно, — поспорят тайные застенки полицейских судов нашего времени. В дни Перикла запрещалось пытать граждан. Многие хозяева отказывались использовать своих рабов как свидетелей, даже если от их показаний зависел исход дела, и любой необратимый ущерб, причиненный рабу во время пытки, должен был возместить, кто его причинил[916].

Наказания могут принимать форму порки, штрафа, лишения гражданских прав, клеймения, конфискации имущества, изгнания и смерти; тюремное заключение редко используется в качестве меры наказания. Греческое право покоится на принципе, согласно которому раб должен понести наказание телом, а свободный — имуществом. На одной из ваз изображается раб, подвешенный за руки и ноги и немилосердно бичуемый[917]. Обычной карой для граждан являются штрафы, размеры которых иногда столь высоки, что навлекают на демократию упрек в наполнении своего кошелька за счет несправедливых приговоров. С другой стороны, осужденный и его обвинитель вправе указать штраф или кару, которые они сочтут справедливыми, после чего суд выбирает между предложенными взысканиями. Убийство, а также святотатство, измена и некоторые другие, незначительные, с нашей точки зрения, преступления, караются смертью и конфискацией; однако ожидаемой казни можно избегнуть, отправившись в добровольное изгнание и бросив свое имущество. Если обвиняемому гражданину претит бегство, казнь производится насколько возможно безболезненно: ему подается зелье из болиголова, которое постепенно парализует тело, начиная с ног, и убивает, подступив к сердцу жертвы. Осужденного на казнь раба иногда беспощадно забивают насмерть[918]. Случается, что приговоренного — до или после смерти — сбрасывают с обрыва в пропасть, называемую barathron. Если смертный приговор налагается на убийцу, казнит его государственный палач в присутствии родственников жертвы, как бы в виде уступки старинному обычаю и духу мести.

Афинское законодательство не столь либерально, как можно было бы ожидать, и не слишком далеко ушло от законов Хаммурапи. Его основным недостатком является предоставление юридических прав только свободным мужчинам, которые едва составляют седьмую часть населения. Даже свободные женщины и дети исключены из гордой гражданской исономии; метеки, чужестранцы и рабы могут предъявлять иск только через покровительствующего им гражданина. Шантаж сикофантов, частые пытки рабов, смертная казнь за мелкие правонарушения, своекорыстные злоупотребления в ходе судебных слушаний, расплывчатость и ослабление юридической ответственности, восприимчивость судей к спектаклям ораторов, их неспособность остудить современные страсти знанием прошлого или мудрым предвидением будущего — таковы пороки правовой системы, которой из-за ее сравнительной мягкости и непродажности завидовала вся Греция и которая была достаточно надежна и практична, чтобы предоставить афинской жизни и собственности упорядоченную защищенность, столь необходимую для экономической деятельности и нравственного совершенствования. Мерилом афинского права является то почтение, какое испытывает к нему почти каждый гражданин: для него законы — это сама душа Афин, само существо благости и силы родного города. Наилучшим отзывом об афинском законодательстве является та готовность, с которой другие греческие государства перенимают значительную его часть. «Пожалуй, каждый согласится, — говорит Исократ, — что наши законы были и остаются для человечества источником многочисленнейших и величайших благ»[919]. Впервые в истории мы имеем дело с властью не людей, но законов.

Афинское право господствует во всей афинской империи, пока она существует; остальной же Греции так и не было суждено прийти к общей системе юриспруденции. Международное право представляет в Афинах пятого века столь же жалкую картину, что и в современном мире. И все же внешняя торговля нуждается в некотором своде законов, а Демосфен утверждает, что в его времена коммерческие договоры (symbola) столь многочисленны, что законы, регулирующие торговые споры, «повсюду одни и те же»[920]. В согласии с этими договорами учреждаются консульские представительства, гарантируется исполнение сделок, а решение суда одной из стран-участниц договора является действительным и в других странах[921]. Данная мера, однако, не способна покончить с пиратством, вспыхивающим всякий раз, когда господствующий флот ослаблен или теряет бдительность. Постоянно быть настороже — такова цена порядка и свободы; беззаконие, словно волк, рыщет вокруг любой благоустроенной страны в поисках слабого места, которое можно использовать как лазейку. Право города разорять граждан и собственность других городов допускается некоторыми городами до тех пор, пока оно ясно не запрещено договорами[922]. Религии удалось обеспечить неприкосновенность храмов, если только они не служат военными базами; она защищает послов и паломников на время общеэллинских празднеств, настаивает на официальном объявлении войны перед началом боевых действий и заключения по первому требованию перемирия для погребения павших. Применения отравленного оружия принято избегать, а военнопленные обычно обмениваются или выкупаются по общепризнанной цене в две — позднее в одну (100 долларов) — мину за каждого[923]; в остальном война между греками отличается той же жестокостью, что и в современном христианском мире. Часто заключаются договоры, торжественно освящаемые благочестивыми клятвами; но они почти всегда нарушаются. Нередко создаются альянсы, иногда перерастающие в долговременные союзы, подобные Дельфийской амфиктионии в шестом веке, Ахейскому и Этолийскому союзам — в третьем. При случае два города обмениваются любезностью, известной как исополития и предоставляющей гражданские права жителям обоих городов. Иногда устраивается международный третейский суд, однако решения, к которым он приходит, очень часто отвергаются или не принимаются во внимание. По отношению к иностранцам грек не испытывает никакого нравственного долга и не имеет иных юридических обязательств, кроме определенных договором; они являются barbaroi[924], не «варварами» в нашем смысле слова, но посторонними — чужаками, говорящими на непонятном языке. Только в лице стоических философов космополитической эры эллинизма Греция возвысится до концепции нравственного закона, охватывающего все человечество.

4. Администрация

Уже в 487 году, а возможно, и ранее, выборы архонтов стали проводиться не путем голосования, а путем жеребьевки; приходится искать способы, не позволяющие богачам покупать должность, а подлецам — пролезать на нее. Чтобы не допустить к архонтству совершенно случайных людей, все, на кого выпал жребий, прежде чем приступить к своим обязанностям, подвергаются строгой докимасии, или проверке правоспособности, осуществляемой советом или судами. Кандидат должен доказать афинское происхождение обоих родителей, отсутствие физических недостатков или пороков, благочестие по отношению к предкам, прохождение воинской службы и полную выплату податей; по этому случаю вся его жизнь могла быть поставлена под вопрос любым гражданином, и перспектива столь тщательной проверки не могла не отпугнуть от участия в жеребьевке самых недостойных. Пройдя это испытание, архонт приносит клятву исполнять свои должностные обязанности надлежащим образом и посвятить богам золотую статую в натуральную величину, если будет принимать подарки или взятки[925]. Тот факт, что при назначении девяти архонтов столь большую роль играет случай, наводит на мысль о частичной утрате данной должностью тех функций, которыми она обладала в эпоху Солона; теперь они сведены к повседневной административной работе. Архонт-басилей, в чьем звании слышится пустой отзвук царского титула, является ныне всего лишь главным религиозным чиновником города. Девять раз в год он должен получать от народного собрания вотум доверия; его действия и решения могут быть обжалованы перед буле или гелиеей любой гражданин вправе обвинить его в должностном преступлении. В конце срока все официальные акты, счета и документы архонта проверяются коллегией логистов, подотчетных совету; карой за тяжкие нарушения становятся строгие взыскания и даже смертная казнь. Если архонту удается ускользнуть от этих демонов демократии, по истечении года службы он становится членом ареопага; однако в пятом веке это почти пустая почесть, так как данное учреждение утратило едва ли не всю свою власть.

Архонты составляют лишь один из многих комитетов, которые под руководством и надзором народного собрания, совета и судов ведают административными делами города. Аристотель перечисляет двадцать пять таких коллегий и оценивает численность муниципальных чиновников в семьсот человек. Почти все они избираются ежегодно по жребию, а так как никому не позволено служить членом одного комитета дважды, каждый гражданин имеет все основания ожидать, что он будет исполнять обязанности городского сановника по меньшей мере один год в своей жизни. Афины не верят в правительство специалистов.

Военным должностям придается большее значение, чем гражданским. Десять стратегов, или военачальников, хотя и назначаются всего на год и в любой момент могут быть подвергнуты проверке или смещены, избираются не по жребию, но открытым голосованием в народном собрании. Здесь карьеру делает не популярность, но способности, и экклесия четвертого века выказывает свое здравомыслие, избирая на эту должность Фокиона двадцать пять раз при том, что он — самый непопулярный человек в Афинах и не скрывает своего презрения к толпе. Функции стратегов расширяются по мере роста международных сношений, так что в конце пятого века они не только руководят армией и флотом, но и ведут переговоры с иностранными государствами, а также контролируют городские доходы и расходы. Главнокомандующий, или стратег-автократ, является поэтому самым влиятельным лицом в правительстве; обладая правом ежегодного переизбрания, он способен обеспечить постоянство государственных интересов и целей, которое при данном государственном устройстве недостижимо иными способами. Занимая эту должность, Перикл на целое поколение превратил Афины в демократическую монархию, так что Фукидид имел полное право сказать об афинском государстве, что, оставаясь по имени демократией, оно в действительности управляется лучшим из своих граждан.

Армия тождественна электорату; каждый гражданин обязан пройти воинскую службу и до шестидесяти лет подлежит призыву на любую войну. Но афинская жизнь не милитаризована; после периода юношеской подготовки мужчинам особо не докучают военными упражнениями, они не чванятся униформой, а войско не вмешивается в дела гражданского населения. Армия, участвующая в боевых действиях, состоит из легковооруженной пехоты — главным образом беднейших граждан, снабженных дротиками и рогатками, из тяжеловооруженной пехоты, или гоплитов, — состоятельных граждан, способных обеспечить себя доспехами, щитом и метательным копьем, а также из кавалерии, в которую входят богатые граждане, облаченные в доспехи и шлем и вооруженные копьем и мечом. Греки превосходят азиатов воинской дисциплиной и, возможно, обязаны своими успехами поразительному сочетанию беспрекословного повиновения на поле боя и решительной независимости в гражданских делах. Тем не менее до Эпаминонда и Филиппа они не имеют военной науки и принципов тактики или стратегии. Города обычно обнесены стенами, и защита — как и в наши дни — более эффективна, чем нападение; в противном случае человечеству нечего было бы поведать о своей цивилизации. Осаждающие войска подтягивают большие тараны, подвешенные на цепях, и, отведя их назад, обрушивают на стену; таковы итоги развития осадных механизмов до Архимеда. Что касается военного флота, то им руководят четыреста ежегодно избираемых триерархов, людей со средствами, чья привилегия — набор судовых команд, обеспечение триер материалами, предоставляемыми государством, оплата их постройки и спуска на воду и поддержание боеспособности; таким способом Афины содержат флот примерно в шестьдесят кораблей[926].

Содержание армии и военно-морских сил образует главную расходную статью государства. Его доходы составляются из транспортных сборов, портовых пошлин, двухпроцентного налога на ввоз и вывоз, двенадцатидрахмового подушного налога, ежегодно взимаемого с метеков, полудрахмового налога на вольноотпущенников и рабов, проституционного налога, налога с оборота, лицензий, штрафов, конфискаций и имперской дани. Налог на крестьянскую продукцию — основа афинских финансов при Писистрате — отброшен демократией как унижающий достоинство земледелия. Большинство налогов сдаются откупщикам, которые собирают их для государства, присваивая часть себе. Значительную прибыль приносит государственное владение минеральными ресурсами. В экстренных случаях город прибегает к налогу на капитал, процент которого растет вместе со стоимостью облагаемой им собственности; таким способом афиняне собрали, например, в 428 году двести талантов (1 200 000 долларов) для осады Митилены. Богатых также привлекают к несению некоторых литургий, или общественных повинностей, таких, как снаряжение посольств, оснащение кораблей или расходы на драмы, музыкальные состязания и игры. На такие литургии некоторые состоятельные лица идут добровольно, тогда как другие принуждаются к их отправлению общественным мнением. Чтобы жизнь богачей стала еще более затруднительна, всякий гражданин, назначенный на литургию, вправе заставить любого другого взять ее на себя или обменяться с ним состояниями, если только способен доказать, что тот располагает большими средствами, чем он сам. С усилением демократической партии для использования этого приема находится все больше поводов и соображений, тогда как аттические финансисты, купцы, фабриканты и землевладельцы, со своей стороны, учатся искусствам утайки и обструкции и замышляют переворот.

Не считая таких дарений и налогов, общий внутренний доход Перикловых Афин достигает около четырехсот талантов (2 400 000 долларов) в год; к нему добавляются шестьсот талантов контрибуций с подданных и союзников. Эта сумма расходуется без всякого бюджета или заблаговременной сметы и отчислений. Под рачительным управлением Перикла и несмотря на его беспрецедентные затраты нераспределенная прибыль казны неуклонно растет: в 440 году она составляет 9 700 талантов (58 200 000 долларов); кругленькая сумма для любого города в любую эпоху и совершенно неслыханная в Греции, где не многие государства (на Пелопоннесе ни одного!) вообще имеют какие-либо излишки[927]. В городах, располагающих такими запасами, они обычно хранятся в храме городского божества; в Афинах после 434 года они помещаются в Парфеноне. Государство по праву претендует на использование не только этого излишка, но и золота статуй, воздвигнутых божеству; в случае с Фидиевой Афиной Парфенос речь идет о сорока талантах золота (240 000 долларов), прикрепленного таким образом, чтобы его легко можно было снять[928]. В храме город держит также свои «театральные деньги», из которых ежегодно совершаются выплаты гражданам за посещение священных представлений и игр.

Такова афинская демократия — самая узкая в истории по числу тех, кто пользуется ее привилегиями, самая широкая — по непосредственности и равенству, с которыми все граждане контролируют законодательство и управляют делами государства. Недостатки этой системы обнаружатся по мере развития ее истории; в действительности, о них прожужжал все уши еще Аристофан. Безответственность народного собрания, которое, не сдерживаемое ни прецедентами, ни проверкой, сегодня со всей страстностью голосует за то, в чем завтра будет столь же страстно раскаиваться, наказывая не себя, но тех, кто ввел его в заблуждение; ограничение законодательной власти лишь теми, кто способен посещать экклесию; поощрение демагогов и расточительный остракизм людей достойных; занятие должностей на основании жеребьевки и очередности, ежегодная замена администрации и сползание к правительственному хаосу; дрязги и раздоры, постоянно вносящие сумятицу в руководство и управление государством, — таковы роковые недостатки, за которые Афины сполна заплатят Спарте, Филиппу, Александру и Риму.

Но любая форма правления несовершенна, докучлива и смертна; у нас нет оснований полагать, будто монархия или аристократия управляли бы Афинами лучше или отсрочили бы их падение; быть может, только эта хаотичная демократия и была способна высвободить ту энергию, которая вознесет Афины на одну из вершин истории. Никогда еще политическая жизнь граждан не была столь напряженной и творческой. Продажная и некомпетентная демократия Афин — это, по крайней мере, школа: избиратель прислушивается в народном собрании к способнейшим людям города, заседатель оттачивает свой ум в суде, разбирая и просеивая показания, ответственность и опыт исполнителя приучает должностных лиц мыслить и судить более глубоко и зрело; по словам Симонида, «город — учитель человека»[929]. Возможно, в силу именно этих причин афиняне способны оценить, а значит, и вызвать к жизни Эсхила и Еврипида, Сократа и Платона; театральные зрители получили свое воспитание в народном собрании и судах и готовы к восприятию лучшего. Эта аристократическая демократия не государство laissez-faire и не просто хранитель собственности и порядка; она субсидирует греческую драму и строит Парфенон, берет на себя ответственность за благополучие и развитие своего народа и открывает перед ним возможность оu monon tou zen, alia tou eu zen — «не просто жить, но жить хорошо». История вправе простить ей все ее грехи.