Первая ссылка
Первая ссылка
10 июля Министерство юстиции направило принятое постановление в Канцелярию главноначальствующего гражданской частью на Кавказе{1}. 24 июля из Канцелярии главноначальствующего оно поступило в Тифлисскую судебную палату{2} и на следующий день оттуда было препровождено тифлисскому губернатору{3}, который начертал на нем: «Секретный стол. Сейчас же: а) проехать в губернское жандармское управление, узнать адреса и проверить приставам, сегодня же задержать и направить в Метехский замок; б) заготовить документы сегодня же»{4}.
В канцелярии губернатора сохранился список лиц, в котором значатся 28 человек. На списке имеются две пометки: «К № 2515» и «25 июля. № 2515. Заведующему Метехским тюремным замком с десятью открытыми листами». Одиннадцатым в этом списке фигурирует И. В. Джугашвили. Против его фамилии отмечено: простым карандашом — «не зн[ают]», красным — «5 участок» и черными чернилами — «В Батуме»{5}.
Смысл этих пометок раскрывает письмо тифлисского полицмейстера № 2515 от 25 июля 1903 г., которое было направлено губернатору во исполнение приведенной выше его резолюции от 25 июля и в котором после перечисления всех ссыльных с указанием их местонахождения значится: «Место нахождения Иосифа Джугашвили и Аракела Окуашвили еще не обнаружено»{6}.
Получив ответ Тифлисского ГЖУ о том, что оно не знает, где находится И. В. Джугашвили, губернатор обратился с соответствующим запросом к тифлисскому полицмейстеру, который 8 августа переадресовал его заведующему Метехским замком: «Предлагаю Вам немедленно донести, содержится ли в заведуемом Вами замке политический арестант Иосиф Джугашвили и в утвердительном смысле, когда освобожден, по чьему распоряжению и в чье ведение передан»{7}.
10 августа заведующий Метехским тюремным замком ответил полицмейстеру, что здесь И. В. Джугашвили не содержался и не содержится{8}.
Видимо, после этого полицмейстер дал распоряжение произвести розыск И. Джугашвили и А. Окуашвили участковым приставам Тифлиса: «Предлагаю Вашему Высокоблагородию, — писал он, например, приставу 5-го участка, — произвести розыск рабочих Аракела Окуашвили и Иосифа Джугашвили, подлежащих высылке, и о месте жительства донести мне»{9}. Ответ тоже был отрицательным{10}.
Это заставило полицмейстера обратиться 29 августа к начальнику Тифлисского ГЖУ с просьбой указать, «куда выбыли по освобождении из-под стражи политические арестованные [список] и Иосиф Джугашвили, состоящие под особым надзором полиции, и где теперь находятся». Только после этого на письме полицмейстера появилась пометка: «Джугашвили в городе Батуме»{11}.
А пока шли поиски «исчезнувшего» заключенного, губернатор поставил в известность об этом главноначальствующего гражданской частью на Кавказе князя Г. С. Голицына{12}, и 13 августа последний обратился в Министерство юстиции с просьбой вернуть материалы дознания по делу о Тифлисском социал-демократическом кружке или же «сообщить выписку из означенного дознания о местонахождении обвиняемых»{13}.
Несмотря на то что в апреле 1903 г. И. В. Джугашвили был переведен в Кутаис, в Главном тюремном управлении (ГТУ) он продолжал значиться в списках заключенных батумской тюрьмы. Поэтому 17 августа ГТУ направило письмо военному губернатору Батумской области, в котором говорилось: «Главное тюремное управление имеет честь покорнейше просить Ваше превосходительство сделать распоряжение о высылке помянутого Джугашвили, содержащегося в Батумском тюремном замке, в ведение иркутского военного губернатора через Новороссийск, Ростов, Царицын и Самару с очередной арестантской партией»{14}.
Получив подобное указание, батумский губернатор 29 августа отдал распоряжение полицмейстеру о высылке И. В. Джугашвили в Иркутскую губернию «с очередной арестантской партией»{15}.
Однако когда полицмейстер поставил в известность об этом заведующего Батумским тюремным замком, то 4 сентября последний сообщил ему, что И. В. Джугашвили еще 19 апреля был отправлен в кутаисскую тюрьму{16}. Об этом полицмейстер сразу же поставил в известность батумского военного губернатора, и последний 9 сентября обратился к кутаисскому губернатору с просьбой о высылке И. В. Джугашвили в Сибирь{17}.
Таким образом, для того чтобы установить местонахождение арестованного И. В. Джугашвили, понадобилось полтора месяца!
На протяжении всего этого времени И. В. Джугашвили продолжал томиться в кутаисской тюрьме{18}. Здесь 28 июля 1903 г. при его участии был организован бунт заключенных{19}.
«Сталин предъявил тюремной администрации следующие требования: устроить нары в тюрьме (заключенные спали на цементном полу), предоставлять баню два раза в месяц, не обращаться грубо с заключенными, прекратить издевательство тюремной стражи и т. д. Вслед за предъявлением этих требований заключенные начали наносить гулкие удары в тюремные ворота. Ворота были железные, и эти удары всполошили весь Кутаис. Тюрьму окружил полк солдат, приехал губернатор, прокурор, полицейские чины… Требования были удовлетворены», но «после этой забастовки всех политических согнали вместе сначала в пятую камеру, а затем в третью камеру нижнего этажа. Это была самая скверная камера. Сталина и его товарищей разместили здесь»{20}.
Несмотря на то что местонахождение И. В. Джугашвили было установлено уже в первых числах сентября, распоряжение о его переводе из Кутаиса в Батум для дальнейшего этапирования в Иркутск последовало только через месяц. По свидетельству Владимира Ростомовича Бреладзе, который именно в это время находился в кутаисской тюрьме, его вместе с И. В. Джугашвили отправили в Батум вечером 8 октября 1903 г.{21} Перед этим по просьбе заключенных была сделана коллективная фотография арестантов, на которой был запечатлен и И. В. Джугашвили{22}.
Свидетелем прибытия заключенных в батумскую тюрьму стал К. Канделаки, который снова был арестован 23 августа 1903 г. «Не прошло много времени после этого, — вспоминал он, — как одной ночью открылась дверь нашей камеры и в нее вошли несколько человек со своими вещами. Среди вошедших оказались т. Сосо, Илико Копалейшвили, Севериан Хвичия и несколько человек из Гурии и Имеретии»{23}.
Если верить К. Канделаки, здесь, в Батуме, И. В. Джугашвили тоже организовал бунт заключенных, после которого их требования были удовлетворены, а И. В. Джугашвили отправлен в ссылку{24}.
Документальные сведения о том, когда И. В. Джугашвили из Батума ушел по этапу, обнаружить не удалось. Что же касается мемуарных свидетельств, то они разноречивы. Так, В. Р. Бреладзе писал, что его, Илико Копалейшвили, Севериана Хвичию и И. В. Джугашвили отправили дальше, в Новороссийск, на третий день после прибытия в Батум, в четверг{25}. А Наталья Киртава-Сихарулидзе, которая 4 октября 1903 г. была приговорена к двум годам полицейского надзора по месту жительства в селении Барцханы близ города Батума{26} и ознакомлена с этим постановлением 12 ноября{27}, после чего вышла из тюрьмы и вернулась в Батум, утверждала, что только после этого «получила от Сосо записку: „Меня отправляют, встречай около тюрьмы“». «Я его проводила до парохода, — вспоминала Н. И. Киртава-Сихарулидзе. — Это было, если не ошибаюсь, в ноябре 1903 г. В тот же день сослали и гурийских крестьян»{28}.
На пристани кроме Натальи И. В. Джугашвили провожала родственница М. Бочаридзе Бебе Лошадзе{29}.
Как утверждал М. Цхакая, при отправке этого и некоторых других этапов Кавказский союзный комитет РСДРП выдал арестантам в дорогу небольшую сумму денег{30}. Есть сведения, что И. В. Джугашвили получил также материальную поддержку со стороны некоторых батумских рабочих. Когда, вспоминал Луасарб Джанелидзе, «наш кружок узнал, что из Батума отправляется этап, в котором находится и тов. Сосо Джугашвили… мы собрали провиант и 10 руб. и послали тов. Сосо»{31}.
Из Батума до Иркутска его этап проходил через Новороссийск, Ростов-на-Дону, Самару и Челябинск{32}.
«Из Ростова, — вспоминал Л. Джанелидзе, — на имя Коция Канделаки мы получили телеграмму от товарища Сосо. Он просил выслать денег. Мы послали деньги без промедления»{33}.
Когда И. В. Джугашвили покидал Батум, там заканчивался бархатный сезон. На пути к Уралу через решетку вагонного окна он впервые увидел настоящую зиму: покрытые белым снегом поля и леса, утонувшие в сугробах деревенские избы, закованные в лед озера и реки. В Сибири свирепствовали морозы, достигавшие минус 30 и более градусов. Для выросшего под кавказским солнцем И. В. Джугашвили это был совершенно новый мир, о котором до этого он мог судить только по рассказам и книгам.
Для него, родившегося и выросшего под кавказским солнцем, зима представляла не только необычное природное явление, но и серьезное испытание. Особенно если учесть, что на этап он был взят в демисезонном пальто, в ботинках и без рукавиц.
* * *
Если о решении выслать И. В. Джугашвили в Иркутскую губернию Министерство юстиции известило главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, то 5-е делопроизводство Департамента полиции должно было поставить в известность о принятом решении иркутского военного генерал-губернатора. Это сообщение обнаружить не удалось. Но удалось обнаружить соответствующее письмо военного генерал-губернатора иркутскому губернатору от 28 августа 1903 г. за № 1128{34}.
Здесь в канцелярии губернатора на основании данного письма должно было быть начато специальное дело о ссыльном И. В. Джугашвили. К сожалению, оно нам. не известно, не известна и его судьба. Что же касается названного выше письма иркутского военного генерал-губернатора, то оно сохранилось, но обнаружить его удалось не в Иркутске, а в Тбилиси в фонде тифлисского губернатора! На письме против фамилии И. Джугашвили красным карандашом отмечено «Новоудинское»{35}. Это село Новоудинское, или Новая Уда, Балаганского уезда.
11 сентября иркутский губернатор поставил в известность об этом балаганского уездного исправника (№ 533) и Иркутское охранное отделение (№ 534){36}. Подобное же уведомление он был обязан направить в Иркутское ГЖУ. В результате на свет должна были появиться четыре дела, посвященных ссыльному И. В. Джугашвили. Однако на сегодняшний день нам известно только одно из них — дело Иркутского охранного отделения{37}.
Из Иркутска И. В. Джугашвили доставили в уездный город Балаганск, который находился западнее губернского центра и был удален от ближайшей железнодорожной станции Черемхово на расстояние 75 верст{38}.
В Балаганске в это время отбывали ссылку 7 человек: Абрам Аншелевич Гусинский, его жена [Малия] Лейбовна Гусинская, Ольга Аполлоновна Давыдова, Иван Осипович Малярчук, Франц Томашевич Оляшовский, Фадей Францевич Орлик и Александр Киприянович Сотников. По воспоминаниям ссыльного А. А. Гусинского, И. В. Джугашвили «задержался на некоторое время в Балаганске», пытаясь остаться здесь, однако «ему так и не удалось отбиться от поездки в Новую Уду»{39}.
Первый известный нам документ о его ссылке — это донесение исполняющего обязанности балаганского уездного исправника начальнику Иркутского охранного отделения от 28 ноября 1903 г.: «Назначенный по предписанию Иркутского губернского управления от 11 сентября с. г. за № 533 на жительство в селении Новоудинское высланный по высочайшему повелению, последовавшему 9 июля 1903 г., под гласный надзор полиции Иосиф Виссарионов Джугашвили 26 ноября прибыл и водворен в названном селении, гласный надзор полиции за ним учрежден, о чем имею честь сообщить Вашему высокопревосходительству»{40}.
Из Балаганска И. В. Джугашвили был отправлен далее, в селение Новая Уда, которое находилось на расстоянии 70 верст от Балаганска и 120 верст от ближайшей железнодорожной станции Тыреть{41}. Здесь его фамилия была внесена в журнал административно-ссыльных Новоудинского волостного управления. Запись гласит: «Прибыл 27 ноября 1903 г.», «пособия не получает»{42}.
Из статьи Б. Иванова: «В то время Новая Уда делилась на две части — верхнюю и нижнюю. Нижняя часть называлась Заболотье: на маленьком мысочке, окруженном с трех сторон топкими болотами, стоял десяток домишек, в которых жили крестьяне-бедняки. В верхней части села расположились две купеческие лавки, огромное здание острога, окруженное высоким частоколом, пять кабаков и церковь. Здесь жила новоудинская „знать“. Лучшие дома занимали местные купцы и торговцы… Ссыльные, направлявшиеся в Новую Уду, распределялись группами и в одиночку по крестьянским дворам. Каждый из них обязан был регулярно являться в волостное правление для отметки… Прибыв в Новую Уду, товарищ Сталин поселился в беднейшей части села — в Заболотье — у крестьянки Марфы Ивановны Литвинцевой. Убогий, покосившийся Домик Литвинцевой был расположен на краю болота, в нем было Две комнаты», одну из них и занял И. В. Джугашвили{43}.
В конце ноября 1903 г. в Новой Уде отбывали ссылку 3 человека: Янкель-Мовша Залманович Закон[31], Иероним Иванович Линкевич и Абрам Залманович Этингоф{44}.
Едва обосновавшись на новом месте, И. В. Джугашвили решил бежать. Имеются три версии о том, как был организован этот побег. Все они исходят от самого И. В. Джугашвили.
По одной из них, угрожая кинжалом, он заставил крестьянина отвести его к железнодорожной станции, а когда они добрались до нее, дал ему 3 руб.{45} Эта версия не выдерживает никакой критики: до ближайшей железнодорожной станции было 120 верст, поэтому крестьянину, если он действительно был вынужден отправиться в это путешествие под угрозой оружия, не представляло никакого труда «сдать» И. В. Джугашвили полиции на пути следования.
Согласно другой версии, хотя И. В. Джугашвили «трудно было незаметно покинуть ссылку, но местное население помогло ему. Один крестьянин-чалдон согласился его везти до станции Зима на подводе, но выговорил себе условие, что товарищ Сталин на каждой остановке будет выставлять ему „поларшина“ водки». На станции он купил ему билет, и И. В. Сталин уехал{46}. Эта версия тоже представляется малоправдоподобной. За содействие побегу крестьянину грозила тюрьма. Поэтому невероятно, чтобы кто-нибудь согласился променять свободу на «поларшина» водки.
Третья версия гласит, что И. В. Джугашвили сумел увлечь одного из ямщиков тем, что заявил о своем намерении послать жалобу на уездного начальника и, пользуясь этим, уговорил ямщика отвезти его до железной дороги{47}. Если бы речь шла о жалобе на местного волостного старшину или полицейского пристава, подобное объяснение заслуживало бы внимания, но что было делить новоудинскому ямщику с балаганским уездным начальником? И стоило ли это риска привлечения к ответственности за содействие побегу?
Существование разных версий об обстоятельствах первого побега И. В. Джугашвили, исходящих от него самого, не может не настораживать.
Официально этот, побег датируется 5 января 1904 г., но тесть И. В. Джугашвили С. Я. Аллилуев оспаривал эту дату. Он утверждал, что его зять совершил из Новой Уды не один, а два побега, первый из которых оказался неудачным. «По рассказам двоих товарищей, Калистрата и Юлии, — утверждал С. Я. Аллилуев, — тов. Сосо сделал первую попытку бежать в средних числах ноября 1903 г. Прибыл из Новой Уды в Балаганск с отмороженными ушами и носом, потому что в то время стояли лютые морозы, одет он был по-кавказски, поэтому дальше бежать он не смог и вернулся обратно в Новую Уду»{48}.
«Калистрат и Юлия» — это Калистрат Гогуа и его жена Юлия Николаевна Кольберг{49}. К. Гогуа не только был лично знаком с И. В. Джугашвили, но и сам в 1903–1904 гг. отбывал ссылку в Балаганском уезде{50}. Поэтому он мог располагать сведениями о побеге И. В. Джугашвили, исходящими как от него самого, так и от других ссыльных. С учетом этого свидетельство С. Я. Аллилуева несомненно заслуживает внимания, особенно если учесть, что оно было обнародовано в печати еще при жизни вождя и в противовес официальной точке зрения.
О том, что И. В. Джугашвили попытался бежать в 1903 г. вскоре после прибытия на место ссылки, свидетельствуют и мемуары уже упоминавшегося Абрама Гусинского: «Ночью зимой 1903 г. в трескучий мороз, больше 30 градусов по Реомюру… стук в дверь. „Кто?“… К моему удивлению, я услышал в ответ хорошо знакомый голос: „Отопри, Абрам, это я, Сосо“. Вошел озябший, обледенелый Сосо. Для сибирской зимы он был одет весьма легкомысленно: бурка, легкая папаха и щеголеватый кавказский башлык. Особенно бросалось в глаза несоответствие с суровым холодом его легкой кавказской шапки на сафьяновой подкладке и белого башлыка (этот самый башлык, понравившийся моей жене и маленькой дочке, т. Сталин по кавказскому обычаю подарил им). Несколько дней отдыхал и отогревался т. Сталин, пока был подготовлен надежный ямщик для дальнейшего пути к станции железной дороги, не то Черемхово, не то Тыреть, — километров 80 от Балаганска. Документы у него были уже. Эти дни… т. Сталин провел безвыходно со мной и моей семьей»{51}.
Другим человеком, который оказался причастен к этому побегу, была Мария Айзиковна Беркова. Она родилась около 1881 г. в Киеве, но числилась мещанкой города Елисаветграда Херсонской губернии. Училась в Берлинском университете. При возвращении из-за границы была задержана с нелегальной литературой и по высочайшему повелению выслана в Иркутскую губернию, куда прибыла 9 июля 1903 г. Ссылку она отбывала в селении Малышевка, находившемся рядом с Балаганском, на другом берегу Ангары{52}.
По воспоминаниям М. А. Берковой, однажды, проходя по улице Малышевки, она встретила «ссыльного М.», который попросил ее укрыть незнакомого ей мужчину, бежавшего из ссылки. Этот мужчина провел в ее комнате более суток. На следующий день вечером незнакомца перевели на другой берег Ангары и отправили из Балаганска к железнодорожной станции Зима. Этим мужчиной, по утверждению М. Берковой, был И. В. Джугашвили. И хотя она видела его впервые и затем до 1917 г. больше не встречала, он мог ей запомниться надолго, так как они наедине провели в ее комнате ночь и весь следующий день. Эта встреча могла произвести на нее впечатление еще и потому, что она была поражена, встретив незнакомца в разгар сибирской зимы «не в валенках, а в ботинках с галошами»{53}.
В конце 1903 — начале 1904 г. в Малышевке кроме М. А. Берковой отбывали срок еще 6 человек: Сура Абрамовна Бернштейн, Александр Адольфович Коралевский, Ной-Неух Мордухович Лившиц, Казимир Адольфович (Адамович) Малаховский, Федор Иванович Осубко и Казимир Николаевич Ярошевский{54}. Это дает основание думать, что под буквой «М» в воспоминаниях М. А. Берковой скрывался К. А. Малаховский.
М. А. Беркова датировала свою встречу с И. Джугашвили одной из первых суббот 1904 г.{55} Однако, вероятнее всего, эта была одна из первых суббот после прибытия И. Джугашвили на место ссылки, т. е. 29 ноября или 6 декабря 1903 г., так как к этому времени он еще не успел обзавестись зимней обувью и одеждой.
По утверждению С. Я. Аллилуева, первая попытка побега оказалась неудачной, поскольку И. В. Джугашвили был «одет по-кавказски» и, едва не замерзнув в пути, вынужден был вернуться обратно. До Малышевки И. В. Джугашвили действительно добирался «одетым по-кавказски», но здесь ему «были куплены тулуп, валенки и теплая шапка»{56}, и вторую половину пути до станции Зима он мог проделать вполне благополучно, поэтому причина его возвращения обратно была связана с чем-то другим.
Вернувшись в Новую Уду, И. В. Джугашвили, по всей видимости, поселился в другом доме, хозяином которого был Митрофан Иванович Кунгуров. С его помощью он совершил второй побег.
Основанием для такого утверждения является письмо, с которым М. И. Кунгуров обратился к И. В. Сталину 11 мая 1947 г.:
«Москва. Кремль.
Генералиссимусу Советского Союза товарищу Сталину И. В.
Я глубоко извиняюсь, что беспокою Вас. В 1903 г., когда Bы были в ссылке, село Новая Уда Иркутской губернии Балаганского уезда, в то время жили у меня на квартире. В 1904 г. я увез Вас лично в село Жарково по направлению [к] станции Тырет[ь] Сибирской железной дороги, а когда меня стали спрашивать пристав и урядник, я им сказал, что увез Вас по направлению в г. Балаганск. За неправильное показание меня посадили в каталажку и дали мне телесное наказание — 10 ударов, лишили меня всякого доверия селу. Я вынужден был уехать из села Новая Уда на ст. Зима Сибирской железной дороги. А в настоящее время я пенсионер 2 группы. Пенсию получаю 141 р. в месяц. Жить очень стало тяжело нам обоим со старухой на 141 р. Подавал заявление в Министерство социального обеспечения, получил отказ. Поэтому прошу Вас как бывший партизан якутского партизанского отряда, где был 3 раза ранен, потерял здоровье, получил инвалидность 2 гр., если вспомните меня, то прошу помочь мне получить персональную пенсию. Жить еще и еще хочется.
Дорогой товарищ Сталин, при Вашей доброй памяти, прошу написать мне письмо как бывшему старому партизану и Вашему старому хозяину квартиры, где Вы жили, село Новая Уда Иркутской губернии Балаганского уезда. Я надеюсь, что Вы меня не забудете и поможете получить персональную пенсию.
Ваш старый хозяин квартиры Кунгуров Митрофан Иванович.
Г. Барабинск Новосибирской области, ул. Некрасова, 57.
Ожидаю от Вас письма. 11 мая 1947 г.»{57}.
Ознакомившись с этим письмом, И. В. Сталин через ИМЭЛ предложил ответить автору, что он не помнит его и просит сообщить о побеге более подробные сведения{58}.
Если бы М. И. Кунгуров не имел никакого отношения к побегу И. В. Сталина, то И. В. Сталин мог прямо написать ему об этом или же вообще не обращать внимания на его письмо. Если же факты, изложенные в письме М. И. Кунгурова, соответствовали действительности, как тогда понимать сталинские слова о том, что он не помнит хозяина квартиры, у которого жил и который помог ему бежать из первой ссылки?
Не менее странно выглядит и сталинская просьба сообщить более подробные сведения о побеге.
Через некоторое время после запроса, сделанного ИМЭЛ, из Новосибирской области пришло сообщение о смерти М. И. Кунгурова, извещалось также, что хотя он, по свидетельству родственников, и был разговорчив (утверждал, например, что встречался с М. И. Калининым), но об И. В. Сталине никогда не упоминал{59}.
И все-таки маловероятно, чтобы в 1947 г. человек мог лично обратиться к генералиссимусу с приведенным выше письмом, если бы оно не соответствовало действительности.
В «Списке населенных мест», опубликованном в Памятной книжке Иркутской губернии на 1904 г., нет селения Жарково, но фигурирует селение Жернаково Гымыльской волости Балаганского уезда, расположенное на расстоянии 94 верст от Балаганска и 140 верст от Иркутска. Что же касается железнодорожной станции Тыреть, то она находилась восточнее станции Зима, на 25–30 верст ближе к Иркутску{60}.
В связи с этим заслуживает внимания свидетельство Льва Нусбаума о том, что, бежав из Новой Уды и добравшись до железной Дороги, И. В. Джугашвили направился не на запад, а на восток, сделав остановку в Иркутске. Об этом же писал и французский публицист Ив Дельбар, утверждая, что здесь, в Иркутске, И. В. Джугашвили остановился у некоего Колотова, раздобыл документы и только после этого пустился в обратный путь на Кавказ{61}.
На возможность пребывания И. В. Джугашвили в Иркутске указывают воспоминания М. Берковой. По ее словам, через некоторое время, после того как И. Джугашвили побывал в Малышевке, она получила весточку о том, что он благополучно добрался до Кавказа, а «вскоре… по указанному адресу одного „сочувствующего“ стала с оказиями получаться из Иркутска большевистская литература»{62}.
С. Я. Аллилуев утверждал, что второй побег И. В. Джугашвили из Новой Уды был совершен до Нового года, т. е. в декабре 1903 г. Однако это утверждение находится в противоречии с имеющимися в нашем распоряжении документами. Прежде всего это список ссыльных Балаганского уезда на 1 января 1904 г., в котором значится и И. В. Джугашвили{63}. Имеются также документы, свидетельствующие, что побег был совершен 5 января 1904 г.{64}
6 января православная Россия отмечала Крещение. Расчет беглеца заключался в том, что в этот день полицейские, как и все верующие, будут гулять и не заметят исчезновение ссыльного, а если и обнаружат его, то вряд ли смогут организовать погоню.
Но отсутствие И. В. Джугашвили обнаружилось уже утром 6 января. И, несмотря на праздник, в Балаганск на имя уездного исправника было отправлено сообщение о побеге. В этот же день, 6 января, в 12.10 из Балаганска в адрес Иркутского охранного отделения полетела телеграмма: «Новоудинское волостное правление донесло, что административный Иосиф Джугашвили 5 января бежал. Приметы: 24 лет, 38 вершков, рябой, глаза карие, волосы голове, бороде — черные, движение левой руки ограничено. Розыску приняты меры. Телеграфировано красноярскому начальнику железнодорожной полиции. За исправника — Киренский»{65}.
Подобная же телеграмма была направлена еще по четырем адресам{66}.
На следующий день Иркутское ГЖУ поставило в известность о побеге И. В. Джугашвили Департамент полиции{67}. 5 марта начальник Иркутского ГЖУ полковник Антон Иванович Левицкий[32] подписал розыскную ведомость{68}, и 1 мая фамилия И. В. Джугашвили появилась в розыскном циркуляре Департамента полиции.
В циркуляре отмечалось, что И. В. Джугашвили родился в 1880 г., и давалось следующее описание: «Приметы: рост 2 аршина 4,5 вершка, телосложения посредственного, производит впечатление обыкновенного человека, волосы на голове темно-каштановые, на усах и бороде каштановые, вид волос прямой, без пробора, глаза темно-карие, средней величины, склад головы обыкновенный, лоб прямой, невысокий, нос прямой, длинный. Лицо длинное, смуглое, покрытое рябинками от оспы, на правой стороне нижней челюсти отсутствует передний коренной зуб, рост умеренный, подбородок острый, голос тихий, уши средние, походка обыкновенная, на левом ухе родинка, на левой ноге второй и третий пальцы сросшиеся»{69}.
Нетрудно заметить, что в основе циркуляра лежал протокол описания примет, составленный в 1902 г. после ареста И. В. Джугашвили в Батуме. Однако он был воспроизведен не совсем точно: в протоколе описания примет родинка была отмечена на правом ухе, в циркуляре — на левом.
Если же сопоставить приметы И. В. Джугашвили из телеграммы уездного исправника и розыскного циркуляра, получается, что из Новой Уды под фамилией И. В. Джугашвили бежали два разных человека: один имел рост 171 см, второй — 164 см, у одного были черные волосы, у другого — каштановые, один имел дефект левой руки, у другого он отсутствовал.
Что это? Опять небрежность? Или сознательное стремление затруднить поиски беглеца?