Баиловский узник
Баиловский узник
Весной 1908 г. в канцелярию бакинского градоначальника генерал-майора М. А. Фольбаума поступил рапорт временно исполнявшего обязанности начальника местной сыскной полиции Азбукина[43], в котором говорилось: «В ночь на 25 сего марта лично мною с чинами сыскной полиции совершен обход разных притонов, посещаемых всякого рода преступными лицами, причем задержано несколько подозреваемых лиц, в числе задержанных оказался житель селения Маквини Кутаисской губернии и уезда Коган Бесович Нижерадзе, при котором найдена нелегальная переписка, и потому Нижерадзе передан мною в распоряжение господина начальника Бакинского жандармского управления»{1}.
Где именно и при каких обстоятельствах был арестован Нижерадзе, в рапорте не говорилось. Не отмечено это и в протоколе № 406 от 25 марта 1908 г. о его задержании, тоже подписанном Азбукиным. В этом протоколе Нижерадзе именуется не Коганом, а Гайосом. В нем зафиксировано, что при обыске у него была обнаружена паспортная книжка, выданная 7 апреля 1906 г., что в Баку он прибыл «с родины» «восемь месяцев» назад, т. е. в июне 1907 г., что вначале жил на Биби-Эйбате, а затем в «Московско-Кавказском товариществе», что был конторщиком в Союзе нефтепромышленных рабочих и являлся корреспондентом газеты «Гудок»{2}.
Был ли одновременно с протоколом о задержании составлен протокол об обыске задержанного и если да, то какова его судьба, неизвестно.
В списке арестованных в ту ночь одновременно с Г. Б. Нижерадзе значится и П. А. Джапаридзе, причем напротив его фамилии отмечено: «водворен по месту звания и жительства»{3}.
25 марта по распоряжению начальника Бакинского ГЖУ полковника Е. М. Козинцева Г. Б. Нижерадзе был заключен в тюрьму{4}, а 26 марта адъютант этого ГЖУ поручик Алексей Никитич Боровков получил распоряжение начать переписку в порядке «Положения о государственной охране» по выяснению политической благонадежности задержанного{5}. 30 марта А. Н. Боровковым было подписано Постановление № 1 о начале переписки{6}, и в этот же день он ознакомился с переданными ему из сыскной полиции «нелегальными» материалами, обнаруженными у Г. Б. Нижерадзе.
Из протокола № 1 об осмотре вещественных доказательств:
«1. Два с половиной листа, озаглавленные „Резолюция представителей Центрального комитета по делу о расколе Бакинской организации РСДРП“. Имеется подпись: представитель Центрального комитета Герман Андрианов. Дата: 15 марта 1908 г. Баку. 2. Шесть клочков бумаги с заметками, касающимися партийной работы. 3. Лист бумаги, печатный, следующего заглавия…». Далее в протоколе шли: 4. Журнал «Гудок». 5. Конверт с прошением. 6. Газета «Промысловый вестник» и 7. Газета «Баку».
Ознакомившись с этими материалами, А. Н. Боровков постановил приобщить к делу «Резолюцию» и «шесть клочков бумаги»{7}.
1 апреля задержанный был допрошен, и сразу же обнаружилось, что под фамилией Нижерадзе скрывался И. В. Джугашвили. На допросе он показал:
«В настоящее время я не принадлежу ни к какой политической противозаконной партии или сообществу. В 1902 г. я привлекался к делам Кутаисского ГЖУ за пропаганду по делу о забастовке. Одновременно с этим привлекался к делам Тифлисского ГЖУ по делу о Тифлисском комитете социал-демократов. В 1904 г., зимой, я скрылся из места ссылки, откуда я поехал в г. Лейпциг, где пробыл около [11 месяцев]. Около восьми месяцев тому назад я приобрел паспорт на имя дворянина Кайоса Нижерадзе, по которому и проживал. Обнаруженный при обыске у меня номер журнала „Гудок“ принадлежит мне. В журнале я состоял сотрудником. Рукопись, обнаруженная у меня при обыске и озаглавленная „Резолюция представителей ЦК по делу о расколе в БК РСДРП“, мне не принадлежит. Рукопись эта была прислана в Союз нефтепромышленных рабочих на имя редакции журнала „Гудок“. Больше я ничего не могу показать» (фото 24){8}.
Отвечая на вопрос «Был ли за границей?», И. В. Джугашвили вначале категорически заявил: «Не был». В протоколе эти слова взяты в скобки, а рядом написано: «В Лейпциге в 1904 году»{9}. Подобная информация содержится и в «литере Б». При ее заполнении на вопрос «Был ли за границей?» И. В. Джугашвили ответил: «В Лейпциге в 1904 г. с целью скрыться от преследования»{10}.
Бросается в глаза еще одна деталь. После слов «больше я ничего не могу показать» дописано: «Из Лейпцига я вернулся после Высочайшего Манифеста 17 октября 1905 г. В Лейпциге я жил более года»{11}. Перед нами явная попытка задним числом расширить время «пребывания» за границей и подтянуть возвращение оттуда к осени 1905 г., когда вслед за Манифестом 17 октября последовал указ 21 октября об амнистии.
Мы знаем, что в 1904 г. И. В. Джугашвили не ездил за границу. Что же заставило его изменить свои первоначальные показания и дать сведения, не соответствующие действительности? Объяснение этому, по всей видимости, следует искать в том, что версия о пребывании за границей означала, что в течение этого времени им не могло быть совершено никаких противозаконных действий в России.
Если бы за границей И. В. Джугашвили пробыл 11 месяцев, то вернуться в Россию он мог в конце 1904 — начале 1905 г. Следует отметить, что в 1903–1905 гг. в Лейпциге находился М. Давиташвили и что на Кавказ он вернулся именно в начале 1905 г. Это дает основание полагать, что, выдвигая версию о поездке за границу, И. В. Джугашвили пытался пустить следствие по ложному следу.
Получив такую информацию, поручик А. Н. Боровков обязан был проверить ее достоверность. Вместе с тем требовалось выяснить, чем занимался задержанный после «возвращения» из-за границы, насколько соответствовала действительности его версия о том, что «Резолюция представителей Центрального комитета» попала к нему из Союза нефтепромышленных рабочих, каково происхождение «шести клочков бумаги с замечаниями, касающимися партийной работы». Однако, если судить по выявленным документам, до конца мая никаких следственных действий по данному делу А. Н. Боровков не производил.
22 мая последовало решение об отстранении его от переписки и передаче ее помощнику начальника Бакинского ГЖУ ротмистру Федору Виссарионовичу Зайцеву{12}.
По существовавшим правилам сразу же после ареста и возбуждения переписки требовалось составление «литеры А», а после первого допроса — «литеры Б». Однако «литера А» появилась на свет только 11 апреля, и только после этого в 7-м делопроизводстве Департамента полиции было заведено дело под № 2329{13}.
Что же касается «литеры Б», то она появилась лишь 23 мая 1908 г., т. е. на следующий день после принятия решения об отстранении А. Н. Боровкова от переписки, а в Департаменте полиции была зарегистрирована еще позже, 4 июня 1908 г. Знакомство с «литерой Б» обнаруживает некоторые расхождения между ней и Другими документами. Прежде всего из нее явствует, будто бы обыск был произведен «25 марта в квартире Джугашвили» и основанием для ареста послужили «агентурные сведения о [его] политической неблагонадежности, а также обнаруженная при обыске переписка, указывающая на принадлежность Джугашвили в качестве члена к Бакинскому комитету РСДРП»{14}.
Передача дела Ф. В. Зайцеву произошла 30 мая, когда А. Н. Боровков подписал последнее постановление:
«1908 г. мая 30 дня в г. Баку. Я отдельного корпуса жандармов поручик Боровков, согласно предписания начальника Бакинского ГЖУ от 22 сего мая за № 2948 постановил: настоящую переписку для дальнейшего производства представить отдельного корпуса жандармов ротмистру Зайцеву»{15}.
Формально последний приступил к производству переписки 6 июня, но уже 31 мая им были направлены необходимые запросы в Кутаисское и Тифлисское ГЖУ, а также в Дидилиловское волостное правление{16}. Подобный же запрос ротмистр Ф. В. Зайцев обязан был направить в Бакинское охранное отделение. Однако то ли он «забыл» это сделать, то ли полученный оттуда ответ до нас не дошел.
Первым на сделанные запросы уже 13 июня ответил Кутаис.
«Вследствие отношения от 31 мин[увшего] мая за № 3092 доношу, — сообщал начальник Кутаисского ГЖУ, — что крестьянин Дидилиловского сельского общества Тифлисской губернии и уезда Иосиф Виссарионов Джугашвили действительно привлекался при вверенном мне пункте в 1902 г. к дознанию в качестве обвиняемого в преступлении, предусмотренном 251 ст. Улож. о наказаниях, причем преступная деятельность его заключалась в том, что он был главным руководителем и учителем батумских рабочих в их рабочем революционном движении, сопровождавшемся разбрасыванием прокламаций с призывом к бунту и к ниспровержению правительства. Опознать же Джугашвили по представляемой при сем фотографической карточке ввиду давности времени никто из чинов вверенного мне пункта и полиции не мог.
К сему считаю нужным присовокупить, что названный Джугашвили, как видно из дел вверенного мне пункта, в том же 1902 г. привлечен был к дознанию в качестве обвиняемого при Тифлисском губернском жандармском управлении по делу о „Тифлисском кружке РСДРП“, по каковому делу являлся одним из главных виновных»{17}.
Тифлисское губернское жандармское управление, прежде чем ответить на письмо из Баку, обратилось с соответствующим запросом в Тифлисское охранное отделение, откуда 17 июня 1908 г. под грифом «Секретно» был направлен следующий ответ:
«С представлением настоящей переписки начальнику Тифлисского ГЖУ имею честь донести его высокоблагородию, что о поименованном здесь Джугашвили в делах охранного отделения имеются следующие сведения.
В 1902 г. Джугашвили привлекался при Тифлисском ГЖУ к дознанию обвиняемым по делу „О тайном кружке РСДРП в городе Тифлисе“, за что на основании Высочайшего повеления, последовавшего в 9-й день июля 1903 г., был выслан административным порядком в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции сроком натри года и водворен в Балаганский уезд Иркутской губернии.
5 января 1904 г. Джугашвили из места водворения скрылся и разыскивался циркуляром Департамента полиции от 1 мая 1904 г. за № 5500, в котором указаны подробные приметы Джугашвили.
По негласным сведениям 1903 г., Джугашвили состоял во главе Батумского комитета с[оциал]-демократической] р[абочей] партии и в организации был известен под кличкой Чопур. По тем же сведениям, в 1904 и 1906 гг. проживал в Тифлисе и занимался нелегальной деятельностью. Приложение: фотографическая карточка.
За начальника Тифлисского охранного отделения губернский секретарь Нарышкин»{18}.
Есть основания утверждать, что тифлисская охранка располагала и другими данными об И. Джугашвили (в частности, это касается вопроса о его аресте и побеге из-под стражи в 1905 г.), но почему-то не сочла необходимым включить их в свое письмо. В любом случае ее ответ перечеркивал версию о том, что до начала 1905 г. И. В. Джугашвили находился за границей и в политической деятельности не участвовал.
Письмо охранного отделения было получено Тифлисским ГЖУ 18 июня и здесь зарегистрировано под № 4959{19}. Ознакомившись с ним, начальник этого управления и одновременно по должности начальник Кавказского районного охранного отделения полковник А. М. Еремин карандашом начертал резолюцию: «Нет ответа о том, действительно ли лицо, изображенное на карточке, есть Джугашвили. Е[ремин]. 18.VI»{20}. По его распоряжению был поднят архив, и снизу на полях письма Тифлисского охранного отделения появилась следующая карандашная запись:
«<…> 2–232–234–290–4/902–102–113–133–138–139–146–148–152–153–155—<…>—201–190/902–74–79–81–89–90–114–163–166–188–228–263–267–271–365—<…>—389–399–417–444–464–486–489–494–515–533–549—[555]—558—[570]—585»{21}.
По всей видимости, это номера дел Тифлисского ГЖУ с указанием листов, на которых упоминалась фамилия И. В. Джугашвили.
24 июня Тифлисское ГЖУ направило своим бакинским коллегам следующий ответ:
«Возвращая фотографическую карточку Иосифа Виссарионова Джугашвили, сообщаю, что по имеющимся в сем управлении сведениям, он в 1902 г. был привлечен при Кутаисском ГЖУ обвиняемым по 251 статье Улож. о наказ., 21 июня того же 1902 г. Джугашвили был привлечен при сем управлении к дознанию о тайном кружке РСДРП по обвинению в преступлении, предусмотренном 1 ч. 251 ст. Улож. о наказ. Дознание это разрешено административным порядком, и Джугашвили по высочайшему повелению от 9 июля 1903 г. был выслан под гласный надзор полиции на 3 года в Восточную Сибирь. 5 января 1904 г. Джугашвили из места ссылки скрылся и разыскивается циркуляром Департамента полиции от 1 мая 1904 г. за № 5500. Установить личность Джугашвили по карточке не представляется возможным, так как [его] фотографической карточки в управлении не имеется, а лицо его никто не помнит. Подполковник (подпись)»{22}.
Что сразу же бросается в глаза в этом ответе? Тифлисское ГЖУ не включило в него сведения охранного отделения о нелегальной деятельности И. В. Джугашвили в Тифлисе в 1904 и 1906 гг. Вопреки фактам, был подписан такой ответ, который вполне согласовывался с версией И. В. Джугашвили о его отсутствии на Кавказе в 1904 г.
Не удалось установить, обращался ли ротмистр Ф. В. Зайцев с запросом в Департамент полиции, но 17 июля 1908 г. здесь была составлена «Справка по Регистрационному отделу», сохранившаяся в 7-м делопроизводстве и содержавшая сведения о наличии в Департаменте полиции документов об И. В. Джугашвили: «О[собый] [отдел]. 1904. Д. 5–11—Б (26165); 1898. Д. 5–59-А (8517); 1902. Д. 825. Ч. 16 (7633/903); 1903. Д. 521. Ч. 7; VII дел-во. 1902. Д. 175 (15134, 16727, 18007); 1902. Д. 214 (12171); 1902. Д. 175. Ч. 4 (11451,6418 В); 1901. Д. 171 (5415,6381); 1902. Д. 630. Ч. 1 (1742 Б); 1902. Д. 2–27 (22145 Г); 1902. Д. 630 (9698,9725,9754, 12436); [Особый отдел]. 1904.Д. 6,ч.313; 1898.Д. 5–52-В (2571–1813/903)»{23}.
Трудно сказать, когда именно это произошло, но, вероятнее всего, после отстранения поручика А. Н. Боровкова из следственного дела исчезла упоминаемая выше «Резолюция представителя Центрального комитета». Вместо нее сейчас в деле находится резолюция конференции Бакинской организации РСДРП по поводу произошедшего в ней раскола, причем не на двух с половиной, а на одном листе{24}. Непонятна и судьба «шести клочков бумаги с заметками, касающимися партийной работы», так как сохранившиеся «заметки» представляют собой выписки из программы РСДРП, причем сделаны явно не рукой И. В. Джугашвили{25}.
Ротмистр Ф. В. Зайцев, удовлетворившись полученными ответами, 1 августа 1908 г. прекратил переписку{26}, и 4 августа начальник Бакинского ГЖУ генерал-майор Е. М. Козинцев подписал подготовленное Ф. В. Зайцевым постановление:
«Постановление № 4287. 1908 г. августа 4-го дня в гор. Баку. Я, начальник Бакинского губернского жандармского управления генерал-майор Козинцев, рассмотрев оконченную производством переписку по собиранию сведений о выяснении степени политической благонадежности назвавшегося Кайосом Нижерадзе и в действительности оказавшегося Иосифом Виссарионовым Джугашвили, нашел следующее: 25 марта сего года чинами бакинской сыскной полиции был задержан неизвестный, назвавшийся жителем села Маклаки Кутаисской губернии и уезда Кайосом Нижерадзе, при обыске которого найдена была переписка партийного содержания.
Произведенной по сему делу перепиской в порядке охраны выяснено, что Нижерадзе — крестьянин Дидилиловского сельского общества Иосиф Виссарионов Джугашвили, привлекавшийся в 1902 г. при Кутаисском губернском жандармском управлении по 251 ст. и при Тифлисском по 1 ч. 251 ст. Уложения о наказаниях. Последнее дознание было разрешено административным порядком, и Джугашвили по высочайшему повелению от 9 июля 1903 г. был выслан в Восточную Сибирь (под надзор полиции на 3 года), откуда скрылся и разыскивался циркуляром Департамента полиции от 1 мая 1904 г. за № 5500. Иосиф Джугашвили с 25 марта сего года содержится под стражей в Бакинской тюрьме. Полагал бы Иосифа Виссарионова Джугашвили водворить под надзор полиции в Восточную же Сибирь сроком на три года. Постановил: настоящую переписку препроводить на распоряжение г. бакинского градоначальника. Подлинное подписал генерал-майор Козинцев»{27}.
Знакомство с постановлением не может не вызвать удивления. Содержавшаяся в нем фраза «разыскивался циркуляром Департамента полиции от 1 мая 1904 г.» создавала иллюзию, будто бы к моменту ареста И. В. Джугашвили розыск был прекращен. Действительно, за четыре года после его побега амнистия объявлялась дважды: 11 августа 1904 г. в связи с рождением наследника престола Алексея и 21 октября 1905 г. по случаю перехода к конституционной форме правления.
Однако в Манифесте 11 августа 1904 г. об административно-ссыльных говорилось: «Лицам, подвергнутым в том же (т. е. административном порядке. — А.О.) порядке тюремному заключению свыше шести месяцев, ограничению в праве избрания места жительства свыше одного года или гласному надзору полиции также свыше одного года, сократить срок взыскания на одну треть по удостоверении в добром поведении отбывающего взыскания»{28}. Очевидно, что на И. В. Джугашвили эта амнистия не распространялась, так как к моменту ее объявления он находился в бегах, что явно не свидетельствовало о его «добром поведении».
Не подпадал он и под действие Указа 21 октября 1905 г. Хотя его 6 ст. предусматривала освобождение лиц, находившихся под гласным надзором полиции, но содержала одно очень важное примечание: «В отношении лиц, подвергнутых административным взысканиям в пределах Кавказского края, в сем пункте указанные меры применяются наместником нашим на Кавказе по мере умиротворения сего края»{29}. Между тем никаких сведений о том, что к весне 1908 г. розыск И. В. Джугашвили был прекращен, обнаружить не удалось.
Обращает на себя внимание и то, что если в рапорте Азбукина говорилось об обнаружении у задержанного К. Нижерадзе «нелегальной переписки», то в постановлении Бакинского ГЖУ она превратилась в «переписку партийного содержания». Атак как после Манифеста 17 октября 1905 г. в России появились легальные партии, «переписка партийного содержания» могла не иметь криминального характера.
Таким образом, Бакинское ГЖУ сделало все возможное, чтобы создать впечатление, будто бы главная вина И. В. Джугашвили заключалась в побеге из ссылки и проживании по чужому паспорту. А поскольку 9 июля 1903 г. он был приговорен к трем годам гласного надзора полиции и после побега 5 января 1904 г. за ним числилось два с половиной года неотбытой ссылки, получается, что Бакинское ГЖУ предлагало увеличить срок наказания всего лишь на полгода.
Подписав 4 августа 1908 г. постановление по итогам переписки, начальник Бакинского ГЖУ Е. М. Козинцев в тот же день направил ее материалы бакинскому градоначальнику М. А. Фольбауму{30}.
М. А. Фольбаум поддержал предложение ГЖУ о высылке И. В. Джугашвили в Сибирь на 3 года{31} и 27 августа (№ 17004) направил его дело вместе с документами еще семи арестантов в Департамент полиции.
«Представляя при сем 8 протоколов, составленных во всем согласно циркуляра Департамента полиции от 30 марта 1906 г. за № 9290, — писал генерал-майор М. А. Фольбаум, — я в интересах обеспечения государственного порядка и общественной безопасности ходатайствую перед Вашим Высокопревосходительством о высылке всех перечисленных лиц в местности и на сроки, указанные в представляемых протоколах»{32}.
В этот же день, 27 августа, градоначальник уведомил Особый отдел по полицейской части Канцелярии наместника на Кавказе о высылке копий названных выше документов в его адрес:
«При этом препровождаю в Особый отдел для сведения копию с представления мною к министру внутренних дел от 27 августа 1908 г. № 17004 и приложением (8 протоколов) о высылке из пределов Бакинского градоначальства поименованных в этих протоколах лиц как вредных для общественного спокойствия и государственной безопасности с подчинением на местах ссылки гласному надзору полиции»{33}.
Существовавшие нормативные документы предписывали, чтобы представляемые в Департамент полиции материалы содержали протокол, в котором бы в лаконичной форме излагались суть дела и обоснование предлагаемого решения. Именно этим требованиям не соответствовал протокол, касавшийся И. В. Джугашвили. Он был предельно краток: «Обвиняется в предосудительных деяниях, изложенных в при сем прилагаемом постановлении начальника Бакинского ГЖУ от 4 августа 1908 г. № 4287»{34}.
Сохранился доклад № 10 Департамента полиции Особому совещанию, образованному согласно 34 ст. «Положения о государственной охране» 26 сентября 1908 г. В докладе фигурировали 29 человек. Шестым в этом списке значился И. В. Джугашвили.
Предложение Департамента полиции было сформулировано следующим образом: «6) Иосифа Джугашвили выслать в Тобольскую губернию на три года под гласный надзор полиции»{35}.
Представленные материалы были рассмотрены Особым совещанием при МВД в тот же день, 26 сентября. В отношении шести человек предлагаемый губернским жандармским управлением срок ссылки Совещание сократило с трех до двух лет, среди них был И. В. Джугашвили. Причем все они вместо Сибири получили возможность отбывать срок гласного надзора полиции в Вологодской губернии{36}.
Несмотря на то что постановление Особого совещания противоречило не только букве закона, но и назначению данного учреждения, 29 сентября оно было утверждено министром внутренних дел П. А. Столыпиным{37}.