МАИС И АМЕРИКАНСКИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В любом случае с XV в., когда завершалось становление ацтекской и инкской цивилизаций, маис давно уже присутствовал в американском регионе в сочетании с маниокой, как это было, скажем, на востоке Южной Америки. Или же он встречался сам по себе и на суходоле, или сам по себе — на орошаемых террасах Перу и на берегах мексиканских озер. Что касается суходольной культуры, то сказанное нами по поводу риса относительно систем ладанг или рай позволяет быть краткими. Чтобы представить себе ротацию культуры маиса на богарных землях, каждый год на новом участке леса или зарослей, достаточно увидеть на мексиканском плато Анахуак крупные пожары саванны и огромные массы дыма, когда самолеты (над этим плоскогорьем они летают на высоте всего 600-1000 м) проваливаются во внушительные воздушные ямы из-за столбов горячего воздуха. Это способ мильпа. В 1697 г. Джемелли Карери заметил его, так сказать, в нескольких шагах от Мехико, в горах около Куэрнаваки. «Здесь была, — замечает он, — только трава, настолько сухая, что крестьяне ее выжгли, дабы удобрить землю»200.

Интенсивная культура маиса встречалась по берегам мексиканских озер и в еще более эффективном виде — на террасных полях Перу. Придя с высот озера Титикака, инки, спускаясь по андским долинам, должны были найти земли для своего растущего населения. На склонах гор они устроили уступы, связанные между собой лестницами и, что всего важнее, орошавшиеся рядом каналов. Иконографические материалы без пояснений, весьма красноречиво говорят об этом земледелии. Вот крестьяне с палками-копалками и их жены, высаживающие семена. Вот быстро созревшее зерно, которое приходится защищать от птиц — бог знает, сколько их! — и от какого-то животного (несомненно, ламы), поедающего початок. Еще одна картинка — и вот уже жатва… Теперь початки вырывают из земли вместе со стеблем (он содержит много сахара и представляет ценный пищевой продукт). Решающее значение имеет сравнение этих наивных рисунков Помы де Айяла с фотографиями, сделанными в горном Перу в 1959 г. Мы видим на них того же крестьянина, мощным движением вонзающего в землю огромную палку-копалку и поднимающего большие комья земли, в то время как крестьянка, как в прошлые времена, бросает зерно. В XVII в. Кореаль видел во Флориде, как туземцы производили пожоги и дважды в год, в марте и июле, оперировали «заостренными кусками дерева», чтобы зарыть семена201.

Маис — определенно чудесное растение. Он быстро формируется, и фактически его зерна бывают съедобны даже еще до того, как созрели202. Урожай в сухой зоне колониальной Мекси-

Индейская плантация маиса: лагерь индейцев-секота в Виргинии. Мы видим его расположенным на опушке леса со всеми своими хижинами, охотниками, празднествами, со своими посадками табака (Е) и полями маиса (Н и G). Маис, объяснял де Бри, высажен с большими промежутками между грядками по причине важности этого растения «с широкими листьями, похожими на листья крупного камыша». T. de Вгу. Admiranda Narratio…, 1590, pi XX. (Фото Жиродона.)

ки составлял сам-семьдесят — сам-восемьдесят. В Мичоакане урожайность сам-полтораста рассматривалась как низкая. Возле Керетаро на очень хороших землях отмечали рекордные цифры, в которые едва можно поверить: сам-восемьсот. В той же Мексике в жарких и умеренных районах удается даже получать два урожая — риего (с орошением) и темпораль (за счет осадков)203. Представим себе в колониальную эпоху урожайность, аналогичную современной в мелких хозяйствах, — от 5 до 6 центнеров с гектара. Их легко получить, так как культура маиса всегда требовала лишь небольших усилий. Ф. Маркес Миранда, археолог, проявивший внимание к таким реальностям, лучше кого бы то ни было показал в недавнем прошлом преимущества, которыми располагают крестьяне, выращивающие маис: он требует от них всего лишь 50 дней работы в году, один день из каждых семи или восьми, смотря по сезону204. И вот крестьяне свободны, слишком свободны. Маис орошаемых террас в Андах или побережий озер на мексиканских плато приводит (его ли это вина, или вина орошения, или обществ с высокой плотностью населения, которые имели угнетательский характер из-за самой численности этого населения?) в любом случае к теократическим государствам, которые тираничны сверх всякой меры. И весь этот деревенский досуг оказывается употреблен для колоссальных работ на египетский манер. Без маиса ничто не было бы возможно: ни гигантские пирамиды майя или ацтеков, ни циклопические стены Куско или удивительные чудеса Мачу-Пикчу. Чтобы их построить, требовалось в общем, чтобы производился один (или почти что один) маис.

В этом состоит проблема: с одной стороны, чудо, а с другой — жалкие человеческие результаты. И как всегда, нам придется спросить себя, кто же виноват. Конечно, люди. Но также и маис.

Что было вознаграждением за все эти труды? Маисовая лепешка, этот скверный повседневный хлеб, эти лепешки, которые выпекали на глиняных блюдах на медленном огне, или же обжаренное дробленое зерно. Ни то ни другое не было достаточным для питания. Нужно было бы добавление мяса, которое неизменно отсутствовало. Сегодняшний крестьянин-индеец в зоне возделывания маиса еще слишком часто бывает нищим, особенно в Андах. Чем он питается? Маисом, еще раз маисом и сушеным картофелем (известно, что наш картофель перуанского происхождения). Приготовление пищи происходит на открытом воздухе на очаге, сложенном из камней. Единственное помещение — низкая хижина — разделено между скотом и людьми. Одежда, которую не снимают, соткана на допотопных станках из шерсти ламы. Единственный выход — жевать листья коки, которая притупляет чувство голода, жажды, ощущение холода и усталости. А средство убежать от действительности — питье чичи, пива, изготовленного из проросшей или превращенной в жвачку кукурузы (с которым испанцы познакомились на Антильских островах и по крайней мере название которого они распространят по всей индейской Америке), а то и крепкого перуанского пива — сора. То есть опасных напитков, тщетно запрещаемых благоразумными властями. Такие напитки выводят из равновесия этих печальных недолговечных жителей, вызывая сцены опьянения, напоминающие образы Гойи205.

Серьезный недостаток заключался в том, что маис не всегда бывал под рукой. В Андах из-за холода он не поднялся выше середины горного склона. В других же местах он занимал небольшие районы. Следовательно, требовалось, чтобы зерно циркулировало, чего бы это ни стоило. Еще сегодня драматические сезонные перемещения индейцев-юре (живущих южнее Потоси) увлекают их вниз, к зонам произрастания маиса, с высоты 4 тыс. м. Средства оплаты дают им как бы ниспосланные небом месторождения соли, которые юре разрабатывают как каменные карьеры. Каждый год в марте они отправляются в путешествие, которое в обоих направлениях занимает по меньшей мере три месяца, на поиски маиса, коки и спиртного. Все идут пешком — мужчины, женщины, дети, — и мешки с солью образуют как бы вал вокруг их лагерей. Это небольшой, заурядный пример циркуляции маиса или извечно присутствовавшей кукурузной муки206.

В XIX в. такое перемещение грузов на мулах (со стоянками, ранчо, складами, с непременными выплатами на переправах) наблюдали Александр фон Гумбольдт в Новой Испании207 и Огюст де Сент-Илер — в Бразилии208. От этих перевозок зависело все, даже горные разработки с первых же ударов кирки. Впрочем, кто зарабатывал больше-горняки, искавшие серебро, золотоискатели или же торговцы продовольствием? Едва лишь в такой циркуляции происходила какая-то задержка, как ее последствия немедленно сказывались на ходе «большой истории». Свидетельство тому то, что докладывал в начале XVII в. Родриго Виверо, генерал-капитан порта Панама, куда прибывало из Арики, с перевалочным пунктом в Кальяо, серебро с рудников Потоси. Далее драгоценный груз пересекал перешеек на мулах, а потом на лодках по реке Чагрес и достигал Портобельо на Антильском (Карибском) море. Но погонщиков и лодочников надо было кормить, без этого не было бы никакого транспорта. А Панама жила только привозным маисом — либо из Никарагуа, либо из Кальдеры (Чили). В неурожайном 1626 г. только отправка из Перу корабля с 2 или 3 тыс. фанега (т. е. 100–150 т) маиса спасла положение и позволила перебросить белый металл через горы на перешейке209.