Смерть Столыпина как закономерный итог

Смерть Столыпина как закономерный итог

Увы, столыпинский Белый смерч утих. Реформы выдохлись, а потом были повернуты вспять. Почему?

Можно отвечать на сей вопрос в традициях либо старосоветской исторической школы, либо в духе новой, постперестроечной, постсоциалистической. Один простой ответ состоит в том, что Столыпин был реакционером и его меры шли против логики исторического развития, а потому никак не могли увенчаться успехом. Ответ второй заключается в том, что Столыпин в силу личных особенностей и малости отведенного ему времени наделал уйму ошибок, отпугнул массу сторонников и потому проиграл. Да к тому же, ему мешали различного рода революционеры, жиды и прочие подрывные силы.

Причина, однако, намного более серьезна. Конечно, ошибки были. Конечно, времени не хватало. Действительно, мешали Столыпину и революционеры, и реакционеры. Самое смешное, что, выбирая между этими двумя точками зрения, гораздо более предпочтительнее представляется позиция марксистов. Столыпин и его реформы действительно не соответствовали логике развития российской цивилизации таковой, скроенной по метрикам Третьего Рима и Северной Пальмиры. Столыпин пытался спасти неспасаемое, силился вдохнуть в умирающий организм новую жизнь. Он решил дать стране на краю гибели шанс на возрождение – и потерпел неудачу. Он выступил, как одинокий борец с роком, который преследовал империю.

Давайте разберемся, почему. Проекты несут в себе образ желаемого, возможного и вероятного будущего. Своего рода идеал. Они же содержат в себе способы наполнения общества творческой энергией, мужеством, силой, решимостью и стойкостью для того, чтобы совершить перемены, для того, чтобы воплотить идеалы в жизнь. И, наконец, национальные проекты несут в себе и матрицы структур, организующих сначала единичных людей, потом небольшие группы, а затем и широкие массы на переустройство мира, изменение реальности.

Трагедия Столыпина состоит в том, что он пытался спасти общество, когда оно уже не могло и даже не желало спасаться. Петр Аркадьевич смог удивительно тонко и глубоко вскрыть болезнь. Он оказался способен и на то, чтобы по-инженерному четко сформулировать образ возможного, вероятного и желаемого будущего. Он даже перевел этот образ на язык конкретных программ и наметил этапы их претворения. Более того, в немыслимо короткие сроки он успел четко очертить и механизмы, и методы, которые позволили бы России при иной исторической судьбе канализовать творческую энергию, сплотить всех сторонников творческих перемен, сделать их силы неодолимыми. Трагедия состоит в том, что он не сумел, да, вероятно, и не мог найти метода пополнения «энергетического запаса» российского общества начала ХХ столетия.

Столыпину не удалось решить задачу, оказавшуюся по плечу Сергию Радонежскому и святотроицким старцам. Он дал образ, он создал системы действия и взаимодействия, но ему не удалось раскрыть каналы, способные излить на русских потоки силы, стойкости и веры. Потоки энергии, которая позволяет безоружным людям побеждать танковые колонны или заставляет одиночек выстаивать против огромных репрессивных аппаратов. Такая энергия и есть основа любой перемены, смены Реальности. Именно превращает настоящее в прошлое и делает Мечту текущей реальностью.

Попробуем пояснить, почему Столыпин не мог этого сделать. С одной стороны, в силу своего происхождения своего жизненного опыта, воспитания он был политиком, а не духовидцем. Он был администратором, но не пастырем. Он был реформатором, а не вероучителем. Это с одной стороны. С другой, слишком уж большую силу набрал трофеизм в России, слишком сильна была инерция распада. Слишком возобладали на протяжении последних веков русской истории силы хаоса и разрушения над силами созидания и порядка. Россия, создававшаяся в рамках проекта Третьего Рима и Северной Пальмиры, была ориентирована на войну. А война – это всегда присвоение, грабеж, реквизиции и репарации. В конечном счете итогом войны выступают трофеи. Трофейная ориентация должна была породить и породила-таки трофейный уклад русской жизни. А трофейный уклад русской жизни должен был разрешиться катастрофой. И человеку, даже самому сильному, даже самому выдающемуся не надо было остановить логику развития высших процессов.

Столыпин бросил вызов Року. Рок его перемолол. Империя пала…

Смерть Петра Аркадьевича была весьма логичной.