Три акта русской трагедии
Три акта русской трагедии
Итак, год 1986-й. Позднесоветская «элита» не готова к новому прорыву и не хочет его. В свою очередь, некогда великий советский народ, превратившийся незаметно из нации победителей в стадо обывателей, принял нормы потребительского общества, причем в намного более грубой, неприкрытой и бесстыдной форме, нежели на Западе. Эта гибельная комбинация устремлений «верхов» и вожделений «низов» породила внутреннюю волну опасных колебаний. В ее основе лежала банальная, скользкая и малодушная страсть приобретательства. «Элита» искала самый легкий способ перевода народного в личное, и быстро его нашла. А народ стремился к «халяве» и росту уровня жизни без трудовых усилий, причем к росту быстрому и немедленному.
Для этого сгодились кооперативы, массой возникавшие в стране. Как вы помните, вместо производительных кооперативов, суливших экономический подъем и формирование массовой армии настоящих предпринимателей, стали плодиться хищные торгово-закупочные структуры, которые перекачивали ресурсы из реального сектора в сферу безудержного потребления, «воровского рынка». Вся деятельность таких «кооператоров» сводилась к тому, что ресурсы с госпредприятий брались по низким государственным ценам, за копейки, и продавались на свободном рынке уже за рубли или гнались на экспорт за доллары. Но если есть присвоенный ресурс, нужен был механизм его перераспределения. И потому тут же появились биржи. По мысли их создателей, они должны были дополнить плановую экономику. На самом же деле они служили лишь для того, чтобы мелкие ручейки «хапизма» и воровства слить в полноводную реку. То, что удалось урвать от государства, концентрировалось на биржах. Настала эпоха трескучей, но недолговечной славы Борового, Московской товарной биржи и «Алисы» Германа Стерлигова. Биржи вскакивали на теле страны быстро и часто, как тифозная сыпь.
Тут же возникла новая проблема. В стране тогда было мало денег. А те, у кого деньги были, отнюдь не собирались покупать ресурсы по биржевым ценам. Они вообще ничего не хотели создавать или производить. Не хотели ничего покупать на биржах и заводы. Ну зачем им, скажем, биржевая нефть, если они получают ее очень дешево от государства? Выход у зарождающегося класса мародеров-«трофейщиков» был только один: продать присвоенное за рубеж, где денег много. Но мешала монополия государства на внешнюю торговлю. Позднесоветская «элита», войдя во вкус «Большого хапка», эту монополию сломала, и кооперативы принялись торговать с Западом.
Разрушение монополии государства произошло не в итоге какого-то заговора или операции Центрального разведуправления США – оно стало логическим завершением естественного процесса, который был запущен «Большой сделкой», алчностью и «трофеизмом» коммунистической верхушки СССР. Предательством «элиты», если называть вещи своими именами. Уже в 1990-м году процесс шел на всех парах.
Три элемента «Горбачев-капитализьма» (кооперативы-«трофейщики», биржевая лихорадка и слом внешнеторговой монополии государства) нарушили внешние пропорции нашей экономики. Почему?
Потому что она стала напоминать человека, в пищевод которого вставили трубку для отвода питательной массы куда-то в сторону. Пусть и не слишком хорошо и точно, но поздний Советский Союз базировал свою экономику на межотраслевых балансах и пропорциях. В Госплане СССР считали, какая доля должна быть у тяжелой индустрии, у легкой и пищевой, сколько надо добыть сырья, чтобы обеспечить отрасли, сколько закупить за рубежом. Но когда ресурсы стали тратиться вне пропорций, уходя куда-то вовне, начался хаос. Баланс стал невозможен, образовалась дыра, сквозь которую улетали и сырье, и товары, и деньги, за них полученные.
То есть, сама правящая верхушка стала опасно раскачивать страну изнутри. Умным американцам, которые вели целенаправленную борьбу с русскими, оставалось лишь наложить на эту мощную внутреннюю волну слабые волны внешних воздействий. Они радостно потерли руки и сказали: «Вот и пришел наш час!». Теперь мы, в обмен на ценнейшие русские ресурсы, сбагрим вам, дуракам, те западные товары, которые в СССР считаются великим дефицитом. Это и будет нашей внешней волной, которая в итоге сформирует крайне искаженный курс доллара по отношению к рублю. За каждый доллар вы отдадите пачку своих рублей.
И начался невероятно выгодный для американцев обмен по формуле «золото – на стеклянные бусы». Из России задешево плыл поистине бесценный ресурс, который оглупевшие русские отдавали за то, что за границей стоило совсем недорого. За эту дребедень, за устаревшие компьютеры, бросовый ширпотреб и некачественные пищевые продукты из страны вывозили целые составы титана, древесины, редкоземельных и цветных металлов, продукции химической промышленности и, само собой, нефти.
Все это вызвало рост цен в нашей стране и развал финансовой системы. Рубли печатались безудержно, магазины опустели. Две волны наложились друг на друга: внутренняя (разгул «трофеизма», разворовывания страны) и внешняя (неимоверный перекос в сторону доллара). Прошла первая стадия режима самоподдерживающейся критичности, когда летят к черту пропорции. Начался катастрофический дисбаланс – ведь нарушилась пропорция сравнительной доходности торговли и производства. Торговать стало неизмеримо выгоднее, чем что-то производить. Уход ресурсов за границу вызывал рост цен в стране и увеличивал издержки производства. С другой стороны, для доморощенных бизнесменов бартерная торговля стала сверхприбыльным занятием. Ведь можно было отправлять «за бугор» сырье, которое дома обходилось буквально в копейки, из-за кордона – завозить и очень дорого сбывать в России дефицитные товары, делая сотни и тысячи процентов «навара». А если производить стало невыгодно, то экономика ушла из реального сектора в «добывание трофеев».
Стало неинтересно производить что-либо для нищих соотечественников. В первую очередь при Горбачеве стали сворачивать выпуск дешевых товаров и товаров повседневного спроса. В стране начался товарный голод, магазинные прилавки опустели – возросла социальная напряженность, начались массовые акции протеста и вспышки ненависти к собственной стране. Распространились национализм и сепаратистские тенденции.
Пытаясь сохранить уровень жизни, люди были вынуждены тратить все больше денег на потребление. Накопление прекратилось. Доля потребления в падающем национальном доходе уродливо разрослась. В этот момент запускается центральное звено генома саморазрушения. Из-за общего развала системы необходимость поддерживать текущее функционирование стала пожирать ресурсы для развития. Самый сильный удар пришелся как раз на те отрасли, которые представляют конкурентную угрозу Западу: на авиапром, космос, ядерную индустрию, на оборонно-высокотехнологичный комплекс. Русские продолжают в ускоренном темпе проедать Россию. Получаемые деньги лихорадочно пускали на «ножки Буша» и финскую колбасу, вместо того, чтобы тратить средства на новые технологии и предприятия. Но даже это уже не могло компенсировать падения эффективности экономики, а вослед за этим – и жизненного уровня.
Как результат наступает глубочайшая деморализация общества, начинается его распад, разгул безмозглой митинговщины и почти родо-племенного, антимперского национализма. Быть русским становится позорным, слово «русский» звучит как синоним грязного, кровавого и нелепого, связывается в умах с чередой катастроф и провалов. Власти Росфедерации во главе с Ельциным разваливают союзный бюджет, ведут переговоры с грузинскими и прибалтийскими сепаратистами. Класс «трофейщиков», почуяв новые веяния, перебегает от слабеющего Горби к Ельцину. В конце концов грянуло 19 августа 1991 года, Ельцин влез на танк, и…
В декабре 1991 года Советский Союз погибает. Заканчивается первый этап действия алгоритма русского самоубийства. Кузбасские шахтеры шлют восторженные телеграммы антикоммунисту Дудаеву, захватившему власть в Чечне…
Начинается второй акт. Но еще до расчленения СССР в высших кругах вызревает новое мнение. Старосоветская система выжить не может. Значит, спасти страну от социального взрыва можно, лишь включив ее в западную экономику. А для того, чтобы включить, нужно внутри страны сделать то же самое, что и на Западе. Отсюда появляются Гайдар, Чубайс и вся плеяда «пламенных и бескорыстных» «молодых реформаторов», комиссаров новой революционной бури.
К моменту их прихода в декабре 1991-го пропорции нашей экономики уже были нарушены. Теперь настал черед связей. С одной стороны, Гайдар, считая принятие западных условий для страны единственным спасением, собрался по-большевистски, в одночасье построить рынок. А, с другой стороны, вся воспроизводственная структура оставалась советской, монопольной. Рынок же в условиях монополии ведет к разгулу цен, к дикому росту затрат на производство (инфляции издержек). Это и произошло. Запад вбросил в Россию товарную массу, рубль продолжил стремительное обесценивание, а жизненный уровень русских стремительно падал – на фоне ломящихся от товаров магазинов. При этом накопление в нашей экономике свелось почти к полному нулю. На смену развитию пришла деградация.
Отнюдь не обнищание народа становится главной бедой России. Как стремительно ни падал жизненный уровень населения, он в первые годы гайдаровских «реформ» снижался все же медленнее, чем эффективность производства. Проще говоря, народ «при демократах» жил хотя и плохо, но при таком развале производства – все-таки не до такой степени плохо, как полагалось. Производство сокращалось гораздо быстрее, чем потребление. За счет чего? В силу опять-таки внутреннего и внешнего факторов. Внутренним фактором стало прожирание всего, что было сэкономлено на сокращении военных расходов, на прекращении помощи Африке, Афганистану, Вьетнаму, Кубе – да половине мира. По подсчетам известного А.Шохина, с 1991 по 1996 год это дало минимум 150 миллиардов долларов. И все это оказалось бездарно спущенным на «сникерсы», импортную колбасу, баночное пиво и прочую ерунду.
Фактором внешним стало дальнейшее падение доли накопления в нашей экономике, резкое сокращение в нашем бюджете затрат на науку, культуру, на образование и просвещение и, главное, капитальных вложений – при сохранении относительной доли затрат на выплату пенсий, зарплат и прочих текущих выплат. Это стало возможным еще и потому, что с Запада под «демократию» и «реформы» нам кидали кредиты, которые шли отнюдь не в новые технологии или передовые производства. Мы опять сжирали собственное будущее. Мы бездумно проедали и разворовывали иностранные кредиты, залезая в неоплатные долги.
Именно зарубежные кредиты от МВФ стали внешней волной, которая накладывалась на разрушительные внутренние колебания. МВФ с самого начала давал займы только под потребление – и не вздумайте пускать их на инвестиции! А потом кредиты стали давать на то, чтобы погасить проценты по ранее взятым займам.
Здесь мы имеем дело с распадением уже связей. Гайдар ради борьбы с инфляцией пытался сдержать массу денег в обращении, просто их не печатать. Одновременно с этим Чубайс запустил «ваучерную раздачу» собственности. Платить предприятиям друг другу нечем, они оказались в руках разных хозяев, многих из которых и на пушечный выстрел к заводам подпускать не следовало бы. И вот уже разрываются кооперационные связи. В этом и заключается второй этап действия «генома смерти», который заканчивается к 1995 году.
С конца 1995-го начинается этап третий и последний. Если первый этап прошел под знаменами кооперативов, бирж и свободы внешней торговли, если второй осенили флагами рынка, свободных цен и массированного кредитования с Запада, то третья стадия ознаменовалась глубоко взаимосвязанной триадой. Вот она: приватизация через «залоговые аукционы», перевод денег бюджета в коммерческие банки и включение спекулятивного механизма ГКО.
Когда баланс сломан, а связи разрушены, неизбежно гибнут уже элементы системы. Наступает время мародеров. С 1995 года Россией полностью овладевают самые наглые и беспардонные паразиты, трофейщики среди трофейщиков. У них еще денег маловато, а нужно много. Где их взять? Только в одном месте – украсть у государства.
И вот в созданной усилиями гайдаровцев криминальной «экономике доступа», в 1995-м, добыватели трофеев находят гениальное решение. Деньги из государственных банков переводятся в банки олигархические. При этом мародеры-олигархи берут эти деньги не как вклады-депозиты, по которым надо платить государству значительные проценты, а как «свободные остатки». Они вообще ничего не платят за эти громадные ресурсы!
В результате государство искусственно остается без средств (в чем помогает совершенно бессовестная Первая Чеченская война с ее неописуемым воровством), а у олигархов денег оказывается много. Теперь начинается грандиозная воровская махинация: олигархи дают государству кредиты из государственных же денег, и за это получают от государства государственные заводы. Естественно, по канонам криминальной экономики получили такую возможность только те, кто был близок к «корыту».
Но как только олигархи дали государству в долг его же миллиарды и взяли в залог казенные предприятия, они тотчас позаботились о том, чтобы страна не смогла вернуть взятое взаймы, чтобы залог остался в руках банкиров. Что для этого надобно? Надобно, чтобы государство, взяв у меня деньжат взаймы, мне же их и отдало. После этого я снова дам их государству взаймы, но уже под такой дикий, запредельный процент, что хоть всех святых выноси. И тут появляется идея ГКО, и славный Чубайс с бешеной энергией проталкивает запуск этого механизма. Государство снова брало взаймы свои же бабки, но только под 30-70 процентов годовых в валюте!
В мире такого еще не видел никто. Схема закольцевалась. Ее можно было считать шедевром, если б ценой не стало уничтожение страны. Как только приходил момент выплаты 70 процентов лихвы в валюте, то государству было уже ни до чего. Какие там наука, культура и просвещение? Какое здравоохранение? Именно в эти годы наступает окончательный конец армии. Плохо стало даже милиции и прочим силовым структурам, которые должны служить цепными псами режима. Здесь наши «реформаторы» переплюнули даже классические «бананово-латиноамериканские» режимы. Те, держа свои народы в нищете, все-таки хорошо кормили полицейских, политическую охранку и внутренние войска. А российские трофейщики рубили даже эти структуры. Мол, не подрубишь – и они могут потребовать своей доли. Чтобы не сдохнуть, милиционеры и спецслужбы вынужденно поползли к олигархам, к «семибанкирщине».
Запад был тут как тут, и в дополнение к этой внутренней волне разрушений снова пустил волну внешнюю, встречную. Запад сказал: «Поскольку Россия накрывается медным тазом, нам очень важно вытащить из нее деньги. Поэтому пустите-ка нас на свой внутренний рынок ГКО – чтобы и наши банкиры со спекулянтами могли получать по 70 процентов годовых в долларах». Тогдашний министр финансов и экономический вице-премьер Чубайс взял под козырек – и на рынок ГКО вторглись заморские финансисты.
За это время денежные правители Запада выжали из России столько, что вполне окупили свои затраты на развал Советского Союза и в общем вернули те кредиты, которые им пришлось выдать «молодой демократии» – на покупку российской «элиты». Правда, при этом кредиты Россия формально не возвращала, и они продолжают «висеть» на нашей стране, позволяя Западу вить из нас веревки и грабить уже по десятому кругу. Уже сейчас правительство говорит о том, что главная задача в его деятельности – возврат внешних долгов. Какие там, к черту, наука, высокие технологии, культура и образование?
На этапе грандиозных ГКО-спекуляций финансовая система России прекратила свое существование. Одновременно завершилась и приватизация, которая окончательно угробила оставшиеся от СССР вертикально интегрированные концерны-министерства, превратив их в кучи мелких, разрозненных предприятий. Она покончила с элементами советской хозяйственной системы, ее микроэкономической основой.
Можно ли было поступить иначе? Можно. Например, в России не стали дробить на части и приватизировать атомную вертикально интегрированную корпорацию – Минатом. В нем, в единой цепи, остались и заводы, и конструкторы, и ученые. В итоге отрасль по итогам 2000 года дала пример роста. Она единственной в России уже к 2000-му превзошла советские показатели по выработке энергии на АЭС, чего не сумели сделать все эти сверхприватизированные нефтяники, газовики или металлурги с их огромными зарплатами. В то же время, остались в полном упадке или на грани клинической смерти такие отрасли, как авиастроение, электроника или кораблестроение. Почему? Потому что и здесь были свои вертикально интегрированные корпорации, Минавиапром, Минсудпром, Минрадиопром, но их убили, рассыпали на мелкие кусочки. А если бы их сохранили?
Когда уничтожались единые высокотехнологичные корпорации страны, уничтожались кооперационные связи. И когда это случилось, на радость высокотехнологическим структурам США в элитной промышленности России наступила полная дезорганизация.
Вы знаете, чем кончился этот этап работы «генома смерти» – крушением финансов страны в августе 1998 года. Тогда окончательно умерла советская экономика.