Геодезист Я. Гаккель. От мыса Челюскина до мыса Ванкарем
Геодезист Я. Гаккель. От мыса Челюскина до мыса Ванкарем
Стоянка у мыса Челюскина длилась около 16 часов. Мы расстались здесь с встречной флотилией ледоколов, и утром 2 сентября 1933 года «Челюскин» направился в дальнейший путь. Встречая то отдельные льдины, то полосы» разреженного мелкобитого льда, «Челюскин» вышел из пролива Вилькицкого в море братьев Лаптевых. По ледовым условиям оно принадлежит к числу более легких для навигации северных морей. Одна только река Лена, не считая других впадающих в это море рек, приносит столько теплой воды, что заметно снижает ледовитость моря.
«Челюскин» свободно выбирал себе путь, огибая отдельные скопления льдов, и, несмотря на неважную из-за тумана видимость, полным ходом продвигался на восток.
В четыре часа дня первая продолжительная остановка в море Лаптевых для гидрологических наблюдений. Работе с батометрами мешает волна. Шаткий «Челюскин», стоящий вдоль волны, сильно раскачивается, несмотря на волнение только в три балла. Часа [116] через полтора мы вновь шли полным ходом. Каждый час измеряли глубины, к нашему удивлению резко не совпадавшие с глубинами, показанными на имевшейся у нас карте.
Примерно на меридиане 115°30? к востоку от Гринвича мы наткнулись на совершенно неожиданную для этой части моря Лаптевых глубину. Эхолот был рассчитан на глубины до 330 метров. Здесь же глубина превысила и эту цифру! Такие глубины в море Лаптевых до сих пор были известны только у берегов Северной Земли.
3 сентября судно встретило два айсберга, занесенные сюда, видимо, с обильной глетчерами Северной Земли, находившейся от нас на расстоянии 300–350 километров. Такая встреча дает известный материал о течениях в море Лаптевых. В этой части Арктики нет другого, более близкого источника, чем Северная Земля, почти вся покрытая материковым льдом, из которого образуются айсберги — эти гигантские плавающие ледяные горы. Вопрос только в том, принесены ли они с восточных берегов Северной Земли, где айсбергов очень много, или с западных, откуда они могли попасть сюда через один из североземельских проливов.
«Челюскин» продолжал итти вперед почти беспрепятственно, редко меняя курс из-за встречных разреженных льдов. Торосистые, сплоченные поля однолетнего льда протяжением в один-два километра попадались редко и продвижению судна не мешали. Лишь для гидрологических глубинных измерений каждую вахту делались остановки на 15–20 минут, ежечасные же пробы воды с поверхности моря для химического анализа брались нами без остановки судна.
К вечеру мы вошли в торосистый прошлогодний лед, который Занимал восемь-девять десятых всей видимой площади моря. Среди отдельных полей оставались разводья, по которым и следовал «Челюскин».
В открытом море, свободном ото льда, штурман ведет судно по прямому курсу и пользуется для исчисления пройденного пути лагом. Вести судно во льдах значительно сложнее: ход судна не контролируется показаниями лага, который из-за льда нельзя выпустить за борт; скорость не постоянна, как на чистой воде; судно идет на разных скоростях, лавируя между льдинами; путь получается извилистый и сложный.
Пройдя более 12 часов во льдах, сплоченность которых менялась от трех до восьми баллов, при плохой видимости, при [117] встречном свежем ветре, ночью сопровождавшемся снегопадом, утром 4 сентября «Челюскин» вышел на чистую воду.
Плавание во льдах, само по себе очень трудное, имеет хорошую сторону: несмотря ни на какой ветер, судно никогда не испытывает качки. Благодаря защищающему поверхность моря ледяному покрову волна развиваться не может.
По выходе же на чистую воду с волнением в шесть баллов «Челюскин» стал испытывать сильную килевую, а временами и бортовую качку. Иногда волна перекатывалась через палубу и бак. 5 сентября очень большое волнение стремительно раскачивало судно. При крене, доходившем до 30°, накатившейся на палубу сильной волной были сдвинуты прикрепленные грузовой баркас и строительные материалы. Последние в свою очередь налетели на вентилятор второго трюма и помяли его. Волна смыла за борт несколько бочек и ящиков, в том числе ящики с лимонами.
В этот день в судовом журнале был зарегистрирован максимальный крен на левый борт, доходивший до 45°! На кормовой палубе при стремительном бортовом размахе сорвались бочки с бензином и керосином. Они сталкивались и налетали на борт; несколько бочек дали течь. При этом были поломаны находившиеся у правого борта стойла коровника; необычайная качка свалила коров и била их о борт.
Все это время внутри судна — в каютах, кают-компании, буфетах — усталые от вынужденной бессонницы, утомленные беспрерывным напряжением люди не находили покоя.
В этом районе — небольшие глубины моря, доходившие до 20 метров; волна, захватывавшая всю толщу воды до самого дна, здесь особенно крута, и именно поэтому качка носила такой стремительный характер. В пять часов дня видимость ухудшилась: пошел густой снег, залеплявший стекла капитанского мостика.
6 сентября в два часа дня волнение вдруг заметно уменьшилось, несмотря на продолжавшийся ветер. В первое время это казалось непонятным, но через 45 минут все разъяснилось: на юго-востоке сквозь разорванный в одном месте туман показались неясные очертания земли. Через 40 минут судно встало на якорь.
По исчислению хода судна никакой земли здесь быть не могло. Однако за четыре дня пути во льдах и в шторме, без астрономических определений места судна по солнцу в исчислении оказалось много ошибок. Мы считали, что находимся в 55 километрах юго-западнее острова Бельковского, а вышли прямо к нему. [118]
После съемки и описи берега, очертания которого, как и большей части Новосибирских островов, на карте показаны весьма приближенно, мы снялись с якоря и направились к югу, идя вдоль берега. Проходя остров Стрижева, расположенный южнее острова Бельковского и вовсе не нанесенный на карту, мы нанесли на карту и этот небольшой островок, торчащий из воды в виде отдельной скалы.
Далее «Челюскин» следовал вдоль острова Котельного, направляясь к проливу Санникова. При входе в этот пролив мы вновь оказались во льду. Из-за плохой видимости — густой туман, сумерки — обходить скопление льдов было уже невозможно. Постоянно меняя скорость и курс, только в два часа следующего дня «Челюскину» удалось выйти изо льдов, но и дальше мы шли ощупью из-за густого тумана.
Когда судно выходило на неизученное мелководье к северо-востоку от острова Большого Ляховского, мы каждые полчаса измеряли глубину. В 15 часов глубина была всего девять метров.
В тумане при скверной видимости, усугублявшейся начавшимся снегопадом, «Челюскин» встретил новое препятствие. Не шторм — так льды! Не льды — так мелководье да еще в придачу туман! Куда итти?
Капитан решает отклониться влево. Левее курса есть нанесенные на карты промеры, сделанные судами «Заря», «Таймыр» и «Вайгач». Сначала глубины стали увеличиваться, но через два часа снова натыкаемся на девятиметровую глубину. Самый малый ход. Поворачиваем. Идем почти обратно. Но становится все мельче. 8,5 метра! 8! Наконец 7,3 метра!
Вынуждены встать на якорь по крайней мере до рассвета.
К утру видимость стала лучше, и мы увидели берег. Это был южный берег острова Новая Сибирь. Кое-где вдали маячили отдельные льдины. Определив приблизительно свое положение по карте, мы снялись с якоря и пошли самым малым ходом. Для большей предосторожности капитан проделал следующее: один из спасательных моторных вельботов был спущен на воду и выслан вперед. Старший штурман, посланный на вельботе, производил промер глубины ручным лотом. Он должен был предупреждать сигналами шедшее за ним судно об уменьшении глубины. Через полчаса последовало такое предупреждение. Возросшие сначала глубины стали убывать — и снова глубина лишь 7,3 метра, снова мель!
Когда мы наконец вышли на большую глубину, нас опять накрыл густой туман. [119]
На рассвете 9 сентября нам повстречались редкие, отдельные, но солидные льдины. Плохой признак: не отмели — так лед!
Утром отдельные льдины сменились сгустками рыхлого однолетнего льда. Опять отклонение от курса. Средний ход. Почти беспрерывно шедший снег, падая в воду, не таял, а, плавая наверху, покрывал все море сплошным ровным слоем снежуры.
Так «Челюскин» вступил в одно из интереснейших «белых пятен» Арктики, в район расположения предполагаемой Земли Андреева. Вопрос о существовании этой земли, якобы расположенной к западу от острова Врангеля, интересовал исследователей на протяжении двух столетий. Неоднократные попытки проникнуть в этот район «белого пятна» как на судах, так и на собаках с берега до сих пор ни к чему не привели. Со стороны берега в этот район дальше всего на север проник Ф. Врангель в 1822 году. С восточной стороны границей пятна служит путь «Вайгача», в 1911 году прошедшего с острова Врангеля. Северной границей района Земли Андреева является путь дрейфовавшей здесь в 1922 году «Мод». С запада граница пятна оконтурена «Таймыром» и «Вайгачом» во [120] время их плавания в 1913 и 1914 годах. А что в центре этого контура?
Проникновению внутрь неисследованного района Восточносибирского моря всегда препятствовали льды. Если Земли Андреева, названной так по имени сержанта, якобы видевшего здесь землю во время путешествия во льду с Медвежьих островов в 1764 году, не существует, то остается непонятной причина постоянных скоплений льдов в этом районе. Но никто, кроме Андреева, земли здесь не видел. Да и сообщение сделано не им самим, а якобы с его слов. Может быть нам удастся увидеть здесь землю?
Лишь вечером 9 сентября «Челюскин» вышел изо льдов и в густом тумане со снегом продолжал итти средним ходом, все далее врезаясь в «белое пятно». Ночью скопления льда до восьми баллов Заставили судно отклониться к югу от курса и сбавить ход.
С шести часов утра 10 сентября лед стал реже. Снова идем на восток, прибавив ход, но разреженных льдов и на этот раз оказалось ненадолго. В девять часов опять подошли к восьмибалльному льду. Какой лед впереди — неизвестно. Густой туман не редеет. Снегопад продолжается. Видимость очень плохая. Воздушной разведки в такую погоду не сделаешь, несмотря на всю важность ее в таком районе. Помимо разведки льдов для проводки судна наиболее легким путем полеты урезали бы здесь добрую половину «белого пятна». Но ничего не сделаешь! «Челюскин» вынужден свернуть вправо.
Мы вышли из пределов «белого пятна», двое суток проблуждав в его льдах при сплошном тумане. Из-за отчаянно плохой видимости мы не могли не только совершать разведочные полеты в столь интересном загадочном пятне, но даже рассмотреть с мачты в бинокль окружавшие нас просторы. Все же наш рейс, в течение которого «Челюскин» углубился в «белое пятно» почти на 80 миль, имел большое значение, внеся некоторое представление о юго-западном районе таинственной Земли Андреева.
11 сентября, не доходя Медвежьих островов, капитан изменил курс, и мы пошли на мыс Шелагский. При хорошей видимости участники Экспедиции наблюдали этот исключительный по красоте высокий мыс.
Когда мы находились на меридиане мыса Шелагского, вновь встретили ледовую перемычку, за которой был разреженный лед, а позднее пошли уже серьезные торосистые льды с полями. И опять ползем самым малым ходом, опять виляем в разводьях, опять отклоняемся от курса… [121]
13 сентября в два часа дня мы прошли мимо судов колымского рейса — «Анадырь», «Хабаровск» и «Север», стоявших у мыса Аачим и перегружавших уголь.
Когда стемнело, путь среди сгустившихся льдов освещался носовым прожектором. Несмотря на падавший большими хлопьями снег, удавалось проходить таким образом 13–18 километров за вахту. В эту ночь мы подходили к мысу Биллингса. К рассвету видимость стала ухудшаться, и в шестибалльных льдах продвигаться вперед стало невозможно. Застопорили машину. Во время стоянки было замечено, что судно вместе со льдами дрейфует на юго-восток со значительной скоростью.
Когда мы были уже вблизи мыса Биллингса, лед вокруг судна пришел в движение. Отдельные глыбы стали перемещаться. На наших глазах разводья между льдинами стали закрываться. Лед, сплачивался, закрывая дорогу судну.
Снова дрейфуем на юго-восток! Перегруппировка льдов продолжается. Как только перед носом открывается «водушка», корабль немедленно пробивается к ней, отвоевывая у льдов десятки метров. За сутки мы прошли, считая и дрейф, около 70 километров. А до Берингова пролива еще остается около 650 километров!
15 сентября с рассветом при хорошей видимости мы стали продвигаться вперед, проходя девятибалльным льдом около мили в час. В 11 часов 25 минут мы увидели самолет, идущий к нам с мыса Северного, и застопорили машину.
Ровно в 12 часов гидросамолет «Н-4» летчика Куканова, сделав над судном несколько приветственных кругов, благополучно сел на воду и подрулил к «Челюскину». У О. Ю. Шмидта короткое совещание с Кукановым, и через час Отто Юльевич со своим заместителем И. А. Копусовым и начальником полярной станции острова Врангеля Буйко садятся на самолет, чтобы лететь на остров Врангеля. Одновременно с Кукановым идет спущенный на; воду самолет Бабушкина. Быстрый разбег, два облака водяной пыли: над стремительно бегущими по воде самолетами, и через несколько секунд Бабушкин с неизменным своим пассажиром — капитаном Ворониным уже в воздухе. Куканов же на своем «Н-4», пробежав все разводье, не мог оторваться от воды. Самолет медленно разворачивается и на полном газу снова бежит в другой конец разводья. Опять неудача. Снова разворот и снова разбег — и так несколько раз.
Полный состав команды и три пассажира не под силу старому, давно уже отлетавшему свои часы самолету. Только через полтора [122] часа, высадив в шлюпку Копусова и откачав из поплавков набравшуюся туда воду, самолет Куканова оторвался от воды и, набрав высоту, взял курс на остров Врангеля.
Капитан, как и все эти дни, не вылезал из своей бочки, выбирая путь судну.
К вечеру следующего дня уже в темноте «Челюскин» подошел к мысу Северному. Шлюпка с Отто Юльевичем и Буйко, прилетевшими сюда с острова Врангеля, пыталась подойти к судну, лавируя между льдинами. Однако ледяной барьер преградил им путь, и даже шлюпка не смогла найти для себя лазейку. Всем прибывшим на шлюпке пришлось вылезть на лед и по нему дойти до судна, подошедшего вплотную к барьеру. Когда Шмидт и Буйко поднялись на борт, «Челюскин», простояв у мыса Северного всего 40 минут, развернулся и осторожно разводьями пошел на восток.
Два дня — 17 и 18 сентября — «Челюскин» добирался до мыса Ванкарем. Он шел к нему от мыса Северного среди тяжелых торосистых полей. Небольшие разводья уже покрывались коркой льда; снежура, плававшая в воде, превращалась в слой льда, сковывая старые льдины в один сплошной массив.
Все чаще и чаще при заднем ходе судна, который производится, чтобы взять разбег и кинуться на перемычку, винт ударялся о лед. Сколько тревоги вызывал в душе каждый удар винта!
18 сентября борт получил вмятину. В кочегарке появилась течь.
В ночь на 19 сентября мы дрейфовали. В восемь часов утра, встретив среди восьмибалльного льда подходящее для авиоразведки разводье, остановились. Через час самолет с Бабушкиным и Ворониным поднялся на седьмую (по общему счету) разведку. Пользуясь стоянкой, старший помощник капитана на шлюпке обошел вокруг судна. Оказалось, что, кроме известных уже повреждений корабля, имеется еще вмятина под подзором с правой стороны. Некоторые заклепки задраны, некоторые сорваны и потеряны.
С возвращением самолета из разведки пошли на северо-восток среди ледяных полей в восемь баллов. Но прошли всего 180 метров. Дальше путь был непроходим…
Здесь, у мыса Ванкарем, начался дрейф «Челюскина». [123]