Моторист А. Иванов. В тумане
Моторист А. Иванов. В тумане
Первого сентября 1933 года в четыре часа дня «Челюскина» встречали не бурные волны Ледовитого океана и не плавающие льдины: его встретили стоявшие на якорях мощные ледоколы и транспортные суда.
Первым приветствовал «Челюскина» краснознаменный «Красин», который своими блестящими походами вписал не мало ярких страниц в историю завоевания Арктики; нас приветствовал не раз побывавший в ледовых тисках «Сибиряков», героически прошедший впервые в истории Великий северный морской путь в одну навигацию; нас приветствовал «Седов», неоднократно сопровождавший советские экспедиции. Пароход «Сталин», ледокол «Русанов» по очереди приветствовали нас своими гудками и сиренами, нарушая безмолвную тишину сурового океана и спокойствие его обитателей — морских зверей.
Капитан Воронин три раза нажал ручку мощной и голосистой сирены, отвечая на приветствия, и приказал бросить якорь. Мгновенно к борту «Челюскина» подошел моторный катер. Из него [112] первым поднялся по шторм-трапу начальник экспедиции «Сибирякова» профессор Визе. Вслед за ним поднялись несколько сибиряковцев, которые пришли навестить своих друзей на «Челюскине».
На горизонте показалась полоса темносерого облака. Быстро гонимая ветром, она подходила к стоявшим пароходам, превращаясь в густой туман. Вслед за туманом появилась небольшая волна. «Челюскина» медленно и плавно покачивало.
Мне приказали приготовить мото-вельбот, и через 30–40 минут я и рулевой качались на волнах у борта «Челюскина», ожидая пассажиров.
Туман тем временем все более сгущался. Волна усиливалась. По шторм-трапу в вельбот спустились прибывшие гости и челюскинцы. Волна разыгрывалась, вельбот подбрасывало, как щепку, на полтора-два метра вверх и вниз.
Пассажирам приходилось следить за волной и прыгать, поддерживая друг друга на лету.
В вельботе находилось около 50 человек. Последним спустился Шмидт.
— Все? Больше нет желающих? — спросил Отто Юльевич и, как всегда, вежливо и спокойно приказал сначала развезти гостей по своим судам. Шмидт сошел на «Красине», а остальных мы повезли на берег, на станцию мыса Челюскина.
Мы плыли в густом тумане по указанному нам курсу. Неожиданно мы увидели землю с небольшим припаем льда и здание станции.
Все вышли на берег. Первыми нас молчаливо встретили ездовые собаки, а затем обитатели небольшой коммуны. Я наскоро обежал все комнаты станции, так как спешил в обратный путь.
Нас было четверо. Мы отшвартовались, несмотря на туман. Я дал полный ход.
Плыли молча довольно большое расстояние. Ждали — вот-вот покажется флотилия. Я спросил, сколько времени; часов ни у кого не оказалось. Мои рулевые матросы, смущаясь, стали проверять компас, но никто сразу не хотел признаться в том, что мы сбились с курса.
Стало темнеть. Было примерно около девяти часов вечера. Пробовали брать вправо, влево, еще дальше вперед — и все-таки стоянку наших судов не находили. Шли средним ходом в безмолвную неизвестность тумана.
Тут я впервые в жизни почувствовал, что нахожусь во власти [114] сурового океана и его бурных волн. Я не моряк, плаваю в жизни впервые, но не струсил. Меня беспокоило лишь то, что я во-время не смог подойти к борту «Красина», чтобы взять Отто Юльевича. За 13 лет совместной с ним работы на суше шофером я никогда не опаздывал подать ему машину. Беспокоил меня и бензин, которого в баке оставалось не более, как на полчаса работы мотора.
А без мотора итти в этакой посудине на веслах в такую волну мы могли бы со скоростью не более одного километра в час.
Мы блуждали уже около трех часов, а в шесть утра «Челюскин» должен был двинуться в дальнейший путь…
Нам начали попадаться плывущие льдины. Изредка стали выплывать на поверхность моржи, показывая свои огромные клыки. Он» рычали, как бы насмехаясь и издеваясь над нами. Этих огромных зверей я увидел впервые. Страшно хотелось их пристрелить, но с нами не было винтовки.
Вдруг показался береговой припай льда, а за ним и берег. Мы молча облегченно вздохнули и стали совещаться: куда же итти — вправо или влево? Решили большинством — вправо и… ошиблись. Прошли около шести километров, надеясь отыскать станцию, не нашли ее и вернулись обратно, придерживаясь берега. Когда мы прошли около 15 километров, мы наконец увидели трех человек. Они указывали руками путь и что-то кричали. Через несколько минут мы увидели станцию, на которую уже было сообщено о нашей потере. Над нами подшучивали и говорили, что мы мало знакомы с Арктикой и ее туманами. Мы чувствовали себя пристыженными.
Нам дали проводника, пополнили бензином бак, и через 40 минут мы вернулись к «Челюскину».
Было около полуночи. Отто Юльевич не спал, и я повез его на станцию мыса Челюскина. На руле сидел штурман. Видимость стала лучше, но волна не утихала, и нас высоко подбрасывало. То и дело оголялся винт.
В пути и на станции мы пробыли около трех часов и снова вернулись на борт «Челюскина». Через несколько часов снялись с якоря и вышли в дальнейший северо-восточный путь — в море Лаптевых.
Слет кораблей
«ЧЕЛЮСКИН», 1 сентября (радио специального корреспондента «Правды»).
В 4 часа дня впереди нас в тумане возникли очертания кораблей. «Челюскин» подошел к мысу Челюскину.
Это была великолепная минута за всю историю овладения Арктикой. Челюскинский меридиан пересекло всего девять судов, и вот сегодня 6 советских пароходов бросили якоря у самой северной точки самого обширного материка мира.
«Красин», «Сибиряков», «Сталин», «Русанов», «Челюскин» и «Седов», совершив трудный ледовый переход, троекратно приветствовали друг друга простуженными голосами.
В десять минут спущена моторка, и мы во главе со Шмидтом стали объезжать корабли. Это был праздник советского арктического флота. Песни, хохот, шутки, возгласы, хоровые приветствия до слогам, как бывало дома на демонстрациях.
Заплаканные снежные утесы выпрыгивали из серого тумана и, мерцая, уходили в сырую муть, а меж них, треща моторами, проносились люди… какие люди!
До глубокой все еще белой ночи мы мчались друг к другу в гости на корабли, на материк и снова на корабли, покуда обеспокоенная сирена «Челюскина» не призывает нас на борт. В 7 часов по местному времени подняли якоря, взяли курс на ост. [115]