Метеоролог О. Комова. Нас нашли !

Метеоролог О. Комова. Нас нашли!

Мы покидали лагерь, не прощаясь с остающимися в нем товарищами.

— Все равно вернетесь, — посмеивались над нами. — Не опоздайте к ужину…

Шли лениво, медленно… Были уверены, что на аэродроме придется сидеть и ждать часа полтора-два, пока сигнальные флаги не подадут знака: «Самолет вернулся!» Так было уже несколько раз.

Именно сегодня, когда термометр Цельсия показывал 38-градусный мороз, трудно представить себе самолет над нашим лагерем, Лететь невозможно!

Мысли заняты заботами о лагере.

— Жаль, что не успели вымыть ведро после каши… Теперь засохнет, придется возиться с ним вечером…

И вдруг где-то совсем близко раздается стук мотора… Вверху! Кто-то обнимает меня:

— Самолет, самолет! Нашли нас!

— Мы найдены! [241]

Наша точка — лагерь Шмидта — уже нанесена на карту и проверена большим жужжащим «АНТ-4».

Самолет делает два круга над нашим аэродромом. Мы уже ясно видим его, кричим «ура!», машем руками и шапками в полной уверенности, что и летчик нас видит и слышит.

На всех лицах буйная радость.

Миг, и все бежим. Дорога на аэродром утоптана хорошо: не один и не два раза «путешествовали» челюскинцы по этой дороге за последние дни в надежде, что вот-вот появится самолет. Перелезаем через торосы, перепрыгиваем узкие трещины, точно гимнасты. И вдруг на пути большая полынья. Еще вчера ее не было. Она широко раскинулась и вправо и влево. Вода покрылась легкой, прозрачной ледяной коркой, но пройти по ней нельзя. Как перейти на другую сторону? Немного нервничаем. Самолет ждет, явственно слышен треск его мотора, а мы, беспомощные, стоим и не знаем, доберемся ли до аэродрома.

— Близок локоть, да не укусишь, — слышу спокойный голос сзади.

Другой задорно отвечает:

— Ан, укусим!

— Товарищи, за ледянкой! Скорее! Тащите из лагеря ледянку! — раздается команда.

Пятнадцать-двадцать наиболее крепких мужчин спешат исполнить приказание. Через минуту-другую они уже скрылись за торосами. Время идет мучительно медленно, хотя часы говорят обратное.

Чтобы не задержать посадку на самолет, мы, женщины-пассажирки, тут же на берегу полыньи переодеваемся, натягиваем на себя все, что у нас есть теплого: ватные костюмы, меховые чулки, торбасы. Огромные, неуклюжие малицы из собачьей шерсти решили надеть там, у самолета. Сейчас они только стеснят наши движения.

Оставшиеся около полыньи мужчины пытаются установить связь с противоположным берегом. Посредине плавают значительных размеров льдины. В дело пущены нарты, доски, шесты… Машинист Петров проваливается по пояс в воду, подрывник Гордеев зачерпнул полные валенки. Все напрасно. После долгих усилий на льдину удалось все же закинуть длинную доску. Петров уже на льдине, втягивает на нее доску, перебрасывает на противоположную сторону полыньи — и мост на «тот берег» готов! Петров благополучно перебрался туда, бежит сушиться в палатку на аэродром.

— Ледянку везут! — раздались возгласы. [243]

Фотографы защелкали аппаратами. И снимать было что. Картина замечательная! Человек двадцать-тридцать мчались со шлюпкой.

Наконец шлюпка у полыньи. Снова крики «ура!», аплодисменты.

Через пять-десять минут все переправились через полынью и устремились на аэродром.

Последние минуты перед посадкой на самолет как-то изгладились из памяти. Нас, женщин, закутывали в малицы, подпоясывали, Заматывали нам шарфами шеи, лица.

А мы, неповоротливые меховые куклы, торопливо прощались, наспех засовывали в карманы телеграммы домой, на землю, от тех, кто еще оставался на льду. На самолет нас втаскивали по очереди. Именно «втаскивали», так как малицы страшно стесняли наши движения.

— Стойте неподвижно, не шевелитесь, — кричали нам. — Мы сами втащим вас.

«Погрузка» кончена. Мы — на борту самолета. Десять женщин и два маленьких, но драгоценных «места» — наши две девочки-полярницы.

Самолет бешено мчится по аэродрому. Мы машем в последний раз меховыми рукавицами. Самолет отрывается от ледяной площадки. Еще минута-две, и мы теряем из вида небольшую горсточку людей среди торосистых ледяных пространств.

Через час мы увидели землю! [244]