Надо ликвидировать одного очень неприятного типа…
Надо ликвидировать одного очень неприятного типа…
О том, что на самом деле произошло в здании рейхстага в часы, предшествующие пожару, знали очень немногие, почти никто.
И все же…
В июле 1933 года один молодой государственный служащий был переведен случайно в аппарат министерства внутренних дел Пруссии. Как узнал молодой человек позже, это перемещение все-таки не было случайным, карьеру юноши направил один из покровителей его семьи, непосредственный сотрудник Геринга по министерству внутренних дел государственный секретарь Грауер. Молодого чиновника звали Ганс Бернд Гизевиус.
Через десять лет он будет одним из главных организаторов покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. Гизевиус окажется одним из немногих оставшихся в живых участников заговора против Гитлера. Ему удастся бежать в Швейцарию.
Однако пока что Гизевиус в ходе дальнейшего служебного перемещения попадает на работу в тайную государственную полицию Пруссии, гехайме штатсполицай, в страшное гестапо, которое как раз находится в стадии организации. Этим учреждением в то время заправляет еще не Гиммлер. Его главарем является один из доверенных Геринга, министерский советник Дильс. В то время гестапо переезжает в новую резиденцию, в помещение Высшей школы прикладных искусств на Принц-Альбертштрассе. Высшая школа была попросту закрыта под тем предлогом, что среди студентов и профессорско-преподавательского состава «действуют коммунисты» и «в стенах здания устраиваются сексуальные оргии». Едва только Гизевиус попадает в новое учреждение, как уже получает почетное поручение: его посылают наблюдателем в Лейпциг на только что начавшийся процесс о поджоге рейхстага. Однако это поручение оказывается скорее своеобразным «отстранением от дел». Гизевиус не нацист, его семья является известной старой либерально-консервативной семьей чиновника, а новая нацистская камарилья не очень охотно видит таких людей в своих органах насилия.
Однако Гизевиуса все же интересует это дело, потому что за короткий период работы на Принц-Альбертштрассе он наталкивается на странные вещи, которые, по всей вероятности, каким-то образом связаны именно с таинственными поджигателями рейхстага. Однажды Гизевиус наблюдает за тем, как главный полицейский советник Гейссель, один из его коллег, при закрытых дверях пытается с офицером СА собрать и склеить разорванные мелкие кусочки бумаги…
Гейссель, двери кабинета которого в обычное время всегда открыты для веселой болтовни, запирается на три дня и проводит их в многочисленных взволнованных телефонных разговорах с Лейпцигом. Содержание этих телефонных бесед всегда одно и то же: Гейссель интересуется, послали ли уже «письмо», или с руганью требует, чтобы письмо было вырыто хоть из-под земли и немедленно доставлено с курьером в Берлин.
Почему он так сильно волнуется? Какое письмо может быть настолько важным для гестапо?
Вскоре Гизевиусу удается узнать, что в письме следователь маленького городка под Берлином просит официальную справку от суда, ведущего лейпцигский процесс.
Через несколько дней картина дополняется новыми фактами.
Один из коллег Гизевиуса по гестапо рассказывает, что утром в одном универсальном магазине он встретился с их начальником Дильсом, который сказал ему, что пришел купить охотничий костюм, так как в ближайшие дни под предлогом выезда на охоту они поедут на машинах в окрестный лес, где «надо ликвидировать одного очень неприятного типа». Эта весть была особо интересной потому, что сам Дильс не имел обыкновения лично участвовать в таких «ликвидациях», отправку неприятных людей на тот свет обычно поручали берлинским СА. Ведь у начальника берлинских СА Карла Эрнста уже был огромный опыт в организации «самоубийств» этих людей, а полицейские врачи в то время уже знали свои обязанности…
Кем может быть этот человек, ликвидацию которого главари гестапо не осмеливаются поручить ни своим подчиненным, ни СА и даже хотят все уладить «на лоне свободной природы», вместо того чтобы покончить с ним обычным способом в звукоизолированных подвалах гестапо?
Гизевиус и его непосредственный начальник, полицейский советник Небе, который также не является нацистом и, будучи отпрыском старинной чиновничьей семьи, настроен так же, как и Гизевиус, начинают следить по газетам, где и когда в отделе происшествий промелькнет сообщение о «неожиданной автомобильной аварии», «несчастье на охоте» или «самоубийстве». В этот начальный период нацистского господства такие случаи были в порядке вещей. Каждую ночь штурмовики убивают несколько «неприятных типов», а осмотрщики трупов уже знают, что при заполнении графы «причина смерти» не следует очень придираться.
Преступники — если вообще выясняется, что в деле есть преступники, — систематически подпадают под амнистию, и соответствующее постановление в каждом конкретном случае подписывается Гитлером или Герингом, причем текст всегда один и тот же: «Он совершил свой проступок, проявив чрезмерное усердие в интересах национал-социалистской революции…»
Первое сообщение, появившееся в эти дни, говорит о расстреле Али Хёлера. Хёлер — преступник с несколькими судимостями, известный своими скандалами в пивных, застреливший незадолго перед этим известного нациста Хорста Весселя. Нацисты говорят о политическом убийстве, в то время как истина состоит в том, что обоих сутенеров содержали проститутки и они на этот раз подрались из-за того, кому из них достанутся милости и деньги известной берлинской уличной феи «с большими доходами»… В драке Хёлер застрелил соперника.
Нацисты объявили Хорста Весселя мучеником нации, его фотографии висели во всех пивных, газетных киосках, учреждениях. Так как сам он уже не мог появляться на нацистских сборищах, нацисты возили его сестру и мать из города в город, где их фотографировали и устраивали им торжественные шумные встречи.
Первоначально Али Хёлер отделался пожизненным тюремным заключением. Но этот приговор не удовлетворил нацистов, раздувших легенду о Хорсте Весселе до размеров национального мифа. Они пожелали заполучить заключенного, чтобы самим «судить» его. Однако в то время такие вещи еще не проходили гладко, потому что судебные власти еще не были склонны беспрекословно выдавать СА преступников, осужденных законным путем. Позже «прочесывание» тюрем и увод тех заключенных, которые, по мнению нацистов, получили слишком мягкое наказание, превратились в гестапо в настоящий спорт. В конце концов судьи уже не знали, что лучше для попавших к ним обвиняемых: если они будут присуждены к смерти или если для них определят длительное тюремное заключение. А отбывающий тюремное заключение тоже не мог знать, когда его утащит гестапо, чтобы в соответствии со вкусом нацистов «скорректировать» приговор.
Позже, чтобы избежать шума от таких ежедневных «народных приговоров», перешли к тому методу, что гестапо официально «запрашивало» у органов юстиции — с целью «дополнительного расследования» — осужденных лиц, намеченных к ликвидации. Так было сделано и в случае с Али Хёлером, поэтому Хёлера нельзя было просто убить в подвале какой-нибудь казармы СА.
Итак, Дильс и начальник берлинских отрядов СА Карл Эрнст повезли заключенного за город с целью «допроса на местности» и застрелили его при «попытке к бегству» на заброшенном участке дороги. Чтобы избежать огласки, труп закопали в землю на ближайшей лесной лужайке.
Но, к несчастью гестапо, через несколько недель — после обильных дождей — дети собирали в лесу грибы и наткнулись на руку человека, торчащую из земли. И прежде чем «сверху» прибыло соответствующее «разъяснение», ничего не подозревавшие провинциальные газеты начали подробно заниматься этим делом. Дильс, получив от Геринга хорошую головомойку, бесился от злости. «В конце концов я не могу лично заниматься и закапыванием трупов», — сказал он по телефону Герингу. «На этом деле вы еще раз можете убедиться, насколько мы не можем опираться на горлопанов из СА даже при проведении самых примитивных технических операций», — добавил Дильс.
Итак, в конечном счете выяснилось, что личность, ради ликвидации которой Дильс купил новый красивый костюм для охоты, не была связана ни с лейпцигским процессом, ни с тем, что происходило в кабинете офицера гестапо «особого назначения» Гейсселя. Следовательно, Гизевиус и его начальник, полицейский советник Небе, продолжали наблюдать, где и когда появится труп нового «ликвидированного», который каким-нибудь образом связан с лейпцигским процессом.
Им не пришлось долго ждать.