Отделы найма и увольнения
Отделы найма и увольнения
Новая заводская управленческая структура под названием Отдел найма и увольнения возникает после оргпостановления ЦК ВКП(б) и приказа Наркомтяжпрома от 1 августа 1934 г. Этим распоряжением ОНУ был выделен из отдела кадров, полностью реорганизован и подчинен непосредственно помощнику директора по найму и увольнению[314].
Определенный свет на структуру и деятельность этого органа проливает первый доклад начальника ОНУ за период с августа 1934 по апрель 1935 гг. В отделе найма и увольнения завода Дзержинского работало 22 человека. В ведении начальника находились его личная «канцелярия» — секретарь и машинистка, бюро найма и увольнения, учетно-плановое бюро, паспортный и военный стол. «Правой рукой» помощника директора по найму и увольнению был его заместитель, руководивший бюро. Именно его аппарат после личной беседы начальника с рабочим перепроверял и оформлял необходимые бумаги, проводил анкетирование и посылал запросы о выяснении его личности в местные НКВД и советы[315].
В последующие три года, предшествовавшие кулацкой операции, ОНУ отрабатывает процедуры работы с контингентом завода, взаимосвязи с НКВД, НКТП, местными партийными и советскими органами власти. За этот период центральной властью было проведено несколько кампаний, исполнение которых легло на плечи указанных отделов. Практически с момента своего возникновения ОНУ берутся за обмен паспортов рабочих оборонных заводов на удостоверения. После циркуляра НКВД и НКТП № 62 от 14 апреля 1935 г. «Об очистке 68 военных заводов особого списка от опасных для производства лиц». Отделы найма и увольнения начинают поиск и увольнение социально чуждых элементов. Последняя кампания, по всей видимости, и закрепила за этим ведомством те функции, которые пригодятся в дальнейшем НКВД в кулацкой операции. Выполнение циркуляра об «очистке» военных заводов заставляло ОНУ усилить работу по сбору компрометирующих материалов. О масштабах работы свидетельствует акт о приемке ОНУ новым начальником — лейтенантом госбезопасности Титовым 15 июня 1938 г. В третьей описи принимаемых документов упоминается 1054 личных дела, содержащих компрометирующий материал, три старых списка на социально чуждых лиц, две книги учета, 161 непроверенный донос[316]. Чистка с самого начала осуществлялась негласно. В апреле 1935 г. начальник ЭКО УГБ Миронов инструктировал «онушника» завода № 10 Лебедева: «…увольнение опасных для производства лиц должно носить исключительно негласный характер, необходимо на всех лиц, подлежащих по мнению органов НКВД увольнению с военных заводов, составлять списки и неофициально передавать их помощникам директоров по найму для доклада директору завода, по распоряжению которого производится увольнение… увольняемым ни в коем случае не объявлять основных причин, послуживших к их увольнению, например: харбинец, кулак и т. п., а увольнение производить под благовидным предлогом — несоответствие, за невозможностью использовать, за недисциплинированность и т. д.». К подобной секретности местные начальники ОНУ приспосабливались старым шпионским способом — договоренностью об условных знаках в документах. Таким знаком могли быть буквы «НИ» (невозможность использования) рядом с исходящим номером или определенные цифры[317].
Еще с середины 1934 г. на основе приказов НКВД и НКТП № 004 начинают централизованно составляться и рассылаться в ОНУ при заводах «черные» списки лиц чуждого социального происхождения[318]. Указанные категории: «кулак», «белогвардеец», «сын священника» позже точно будут воспроизведены в приказе № 00447.
Отработка возложенных на ОНУ функций не означала, впрочем, что их начальники всегда справлялись с работой. «По имеющимся у нас данным помощник директора по найму и увольнению рабсилы завода имени т. Молотова — тов. Шварц за последнее время значительно ослабил руководство по очистке завода от чуждого элемента, в частности, ГО НКВД установлено на заводе до 1000 человек, указавших при анкетировании неправильные адреса места своего происхождения, крайне медленно идет увольнение с завода выявленных НКВД чужаков из предложенных к увольнению 173 человека (причем значительное количество из них было предложено уволить еще в апреле, июне, июле, августе месяцах 1935 г.), до сего времени не уволено ни одного человека. В аппарате ОНУ имеется до 2000 шт. анкет на лиц, неизвестно работающих или нет на заводе. Все эти моменты являются прямым нарушением постановления ЦК ВКП(б) об очистке режимных заводов», — писал в 1936 г. начальник Пермского ГО НКВД Лосос секретарю Молотовского ГК ВКП(б) Кузнецову[319]. Преемник Шварца Ермолаев в 1937–1938 гг. со своей работой справлялся, судя по всему, лучше. В феврале 1937 г. он, сообщая Молотовскому ГК ВКП(б), что им выявлено на заводе 279 человек чуждого элемента, требует помощи в дальнейшей работе. «…Этих лиц на заводе значительно больше. Выявить большее количество по нашим материалам не представляется возможным ввиду того, что весь состав завода анкетировался в 1934 году, и лица, в то время состоявшие в партии, в последующее время исключались, а у нас же по анкетам числятся как члены ВКП(б). Для выявления более точного количества лиц, исключенных из ВКП(б), ранее состоявших в других политпартиях, прошу дать указания парторгам цехов и отделов о предоставлении Вам списков на лиц ранее состоявших в ВКП(б) и других политпартиях. По мере поступления таких списков последние прошу высылать мне»[320].
Изначально структура ОНУ создавалась как ведомство, наделенное особыми полномочиями. Помощник директора по найму и увольнению, как правило, был сотрудником НКВД. Таким образом, отделу обеспечивалось покровительство со стороны «синих кантов». Это могло проявляться, например, в требовании к директору завода № 10 начальника ГО НКВД Лососа предоставить ОНУ лучшее помещение. Уволить своего помощника директор завода напрямую не мог. Тем не менее, судя по всему, данный отдел был весьма сильно загружен и социальной работой[321].
Рутинной обязанностью помощника директора по ОНУ было ведение переписки на предмет проверки и перепроверки кадров завода. Адресатами являлись ГО и РО НКВД, Наркомат оборонной промышленности и, естественно, коллеги в погонах с других оборонных заводов. В материалах завода им. Дзержинского нами была обнаружена переписка помощника директора ОНУ с различными ведомствами за 1938 г. Суть этой переписки в постоянных запросах и ответах о социальном происхождении того или иного рабочего в связи со слухами или доносами, плановые перепроверки в связи с литерой «Ч» (предположительно, форма допуска). Помимо этого, лейтенант Титов переправлял своим коллегам на завод им. Молотова и им. Сталина списки уволенных с прилагающимся к ним компроматом[322].
Основные мотивы увольнения и интересующая Титова информация: родственная связь с кулаками, белыми, служителями культа, проживание родственников за границей. Чаще всего упоминается кулачество. На втором месте среди компроматов стоит служба в белой армии. На третьем — наличие родственников за границей, на последнем — родство со служителями культа и инонациональность. Мотивы часто не разделяются и сочетаются друг с другом. Естественно было бы предположить, что информация, содержавшаяся в подобной переписке, могла стать в дальнейшем основанием для арестов. Проверка упоминаемых фамилий по базе данных, однако, не обнаружила ни одного совпадения со списком прошедших через «тройки». Переписка, касающаяся отдельных лиц, видимо, была слишком слабым подспорьем для проведения массовой операции. Анализ «плотности» переписки не обнаруживает какого-либо ее снижения после завершения операции и лишний раз подтверждает, что подобные действия начальника ОНУ были скорее рутинным делом, а не основанием для ареста. Это не исключает, впрочем, что итогом этой переписки в отдельных случаях могло стать занесение человека в «список» или использование этой информации в конструировании следственного дела.
Тем не менее, некоторые документы переписки проливают определенный свет на механизм работы заводских структур. Речь идет не об ОНУ, а о «родственной» ему инстанции — 1-м отделе. Летом 1938 г. начальник 1-го отдела завода № 10 Теплоухов отправил начальнику ГО НКВД Вайнштейну сообщение. В связи со снятием прежнего городского начальства НКВД (Левоцкого и других) Теплоухов просил проверить, сохранилась ли отправленная им корреспонденция. Список впечатляет: «О засоренности завода чуждым элементом вплоть до бывших эсеров» — 8 сообщений, «О попустительстве со стороны дирекции и непривлечении к ответственности лиц за разглашение секретных данных завода» — 4, «О преступных вредительских действиях со стороны бывшего руководства завода во всех областях хозяйства завода» — 3 (включая доклад на 36 листах), «О фактах аварий на заводе и подготовки к авариям» — 10[323]. Таким образом, с апреля 1937 г. по апрель 1938 г. начальником 1-го отдела было отправлено двадцать семь официальных сообщений в ГО НКВД. Помимо этого были еще и неофициальные доклады, о которых Теплоухов также упоминает. Интересно, что интенсивность его переписки с ГО НКВД резко возрастает в декабре и составляет семь сообщений. Пока можно только предположить, что, возможно, причиной этого является резкое усиление репрессий в отношении рабочих.
Данные заводских спецотделов в НКВД, по всей видимости, были востребованы. Сержант госбезопасности Окулов С. Н. вспоминал об инструктаже Левоцкого:
«…Кроме того, нужно задокументировать факты их „вредительства“, для чего вызовите нач-ка спец. части завода № 172 и др. предприятий, скажите от моего имени, чтобы он выдал справки о имевшем место подобной аварии. В г. Молотов были посланы т.т. Борисов и Новиков или т. Каменских, точно не помню. Ими было привезено до 50 шт. справок, подписанными нач. спец. части, фамилии его не помню»[324].
Благодаря отработанным процедурам и покровительству со стороны НКВД ОНУ с началом репрессий усилили свое влияние. Вряд ли докладная записка начальника ОНУ Коваленко об аварии на заводе № 10 послужила бы началом дела главного инженера завода Далингера годом раньше, в обстановке раскручивания «кабаковского» дела записке дали ход[325]. Больше года начальник ОНУ завода им. Сталина Морзо боролся с директором Побережским, его усилия увенчались успехом только в начале 1938 г.
Накануне массовой операции ОНУ получают поддержку наркомата оборонной промышленности, благодаря чему они становятся еще более независимыми от директора завода. 28 июля 1937 г. нарком М. Л. Рухимович в своем приказе требует от дирекции заводов наведения порядка в организациях ОНУ. Из пунктов приказа можно выделить следующие:
«…4. „Назначение и смещение начальников Отделов кадров производить исключительно приказами Начальника соответствующего Главного управления… 6. Начальникам Главных Управлений проводить назначение Начальников Отделов кадров лишь после личного ознакомления с ними…“»[326].
Возросший «политический вес» ОНУ не мог не вызвать конфликта между начальником этой структуры и директором завода. В фонде Свердловского РК ВКП(б) ГОПАПО хранятся документы, свидетельствующие о продолжительном противостоянии между директором завода Побережским и его помощником по кадрам Морзо. Суть достаточно типичного для того времени конфликта проста: директору для выполнения плана нужны квалифицированные кадры из числа рабочих и инженеров, его помощнику необходимо найти и уволить лиц сомнительного социального происхождения, зачастую тех же самых, в которых нуждается директор. Анализ взаимоотношений между Побережским и Морзо мог бы стать отдельной темой для исследования. Нас интересует другое. Этот конфликт во многом проливает свет на участие ОНУ в массовой операции. Морзо в 1937 г. уже не довольствуется просмотром анкет и запросами. Он начинает вести допросы в специально отведенной комнате. Это ставил ему в вину на заседании бюро Сталинского РК ВКП(б) Побережский:
«…А что представляет комната № 2, которую Вы создали в ОНУ, ставшей притчей „во языцех“. Вы молчите. Создаете комнату № 2, вызываете людей, допрашиваете „член ты организации и т. д.“. Этим самым Вы встали на путь подмены органов НКВД…».
Сам Морзо 9 января 1938 г. так пояснял свои действия:
«Придя в ноябре 1935 г. на завод… я начал свою работу с проверки людей… Результатом проделанной работы было выявлено 500 человек кулаков, белогвардейцев, попов, торговцев, харбинцев, бывших членов ВКП(б), троцкистов, правых и лиц немецкого, польского, латвийского происхождения и имеющих заслуживающие внимание связи с заграницей, явно подозрительных на шпионаж. Эти люди мною были уволены с завода. Уволил я их правильно, так как в 1937 г. из числа уволенных до 175 человек арестовано, и они оказались врагами народа»[327].
Очевидно, что гордость начальника отдела кадров за правильно выявленных врагов несколько лукава, более вероятно то, что именно на основании его списков, переданных НКВД, аресты и производились. В том же фонде был обнаружен список уволенных с завода им. Сталина[328]. Из 304 человек 15 было арестовано. Аресты шли с декабря 1937 г. по апрель 1938 г., в связи с чем можно предположить, что список был предоставлен органам НКВД не позднее декабря 1937 г. (в деле нет точного указания времени составления списка и времени увольнения). С этим, возможно, связан достаточно низкий процент «попадания» людей в список арестованных. Масштабы репрессий в 1938 г. уступали масштабам 1937 г. Тем не менее, есть свидетельства того, что именно этот список был задействован при арестах. Пять фамилий из числа арестованных в списке уволенных идут подряд (не в алфавитном порядке). Авторство Морзо очевидно — к тому времени он еще не ушел с завода. Если вспомнить о данных, которые он приводил на бюро райкома 9 января 1938 г., становится очевидным и то, что этот список далеко не первый.
Примечательно, что среди арестованных нет людей, которые прошли через «тройку». По отношению к большинству из них (13 человек) дела были прекращены в 1938–1939 гг. за недоказанностью обвинений.
Таким образом, на сегодняшний день можно считать, что списки, составляемые ОНУ, использовались НКВД, но ограниченно. Во всяком случае, пока не будет найдено более пространного списка ОНУ, совпадающего со списком репрессированных, говорить о массовом применении материалов ОНУ в практике НКВД преждевременно. Косвенные свидетельства этого есть[329], но как эти данные употреблялись и обрабатывались в дальнейшем — неизвестно. Основным итогом деятельности ОНУ было массовое увольнение людей с заводов по политическим мотивам. Иными словами, в ходе операции ОНУ продолжали выполнять те же функции и применять те же процедуры, что и до августа 1937 г., с той лишь разницей, что теперь их деятельность была более активной в отношении работников и эффективней в борьбе с дирекцией заводов.
Подведем итоги. Рассмотренные нами советские органы власти были отстранены от проведения операции. В условиях, когда официальная должность человека слабо соотносилась с реальными политическими ресурсами, приходилось спешным образом искать стратегии поведения, которые помогли бы выжить в данной ситуации. Трагедия представителя власти заключалась в том, что какого-то спасительного рецепта не существовало. В ситуации, когда закрытая от посторонних глаз деятельность НКВД подчинялась собственной логике и ритмам, среагировать правильно, найти спасительный выход было крайне сложно. Тем не менее, определенные «движения», имеющие одну цель — самосохранение, власть совершала. Различный набор действий таких разных структур, как Советы, прокуратура и ОНУ, можно условно обозначить как действия «свиты». Несмотря на разнонаправленность действий, все они в той или иной степени пытаются приобщиться к проводимому репрессивному курсу. На наш взгляд, наиболее автономной от НКВД структурой являлась прокуратура. По всей видимости, эта автономия во многом обеспечивалась благодаря прикрывавшему ее Вышинскому. Остальные властные органы не могли похвастаться выжившим во время террора и, в конечном счете, победившим начальством. Прокуратуре же удалось распознать изменение ситуации задолго до завершения кулацкой операции, изменить тактику с тем, чтобы впоследствии обрушиться на своего конкурента — НКВД.
Отделы найма и увольнения стояли ближе всех к проводимой операции. Их участие в этой «свите» больше напоминает роль «оруженосцев», которые почувствовали фавор своего патрона. Используя силу НКВД, они пытаются решить свои властные проблемы на локальном, заводском уровне. В отношении рабочих их действия выразились в массовых увольнениях по политическим мотивам.
Чащухин А.