Идеология кулацкой операции

Идеология кулацкой операции

Для того чтобы сотрудники органов НКВД с достаточным рвением, не задавая лишних вопросов, приступили к массовой операции, отменявшей все и всяческие ранее установленные нормы, нужна была идея. Оперативникам на разные голоса внушали, что они находятся на переднем крае борьбы со злобным, коварным и заклятым врагом, который может притвориться кем угодно: рабочим, инженером, колхозником, партийным работником, командиром Красной армии. И задача органов разоблачить их, сорвать маски и заставить раскрыть свое подлое контрреволюционное нутро. «…Перед нами сидят враги, и имеются на них показания других обвиняемых, — так передавал смысл полученных инструкций оперативник НКВД, — […] в большинстве на обвиняемых уже имеется решение и сомневаться в том, что он не враг, не стоит»[670]. Высказывание это примечательно тем, что в нем содержатся все составные части чекистской идеи: все подследственные — враги, иначе бы они не были арестованы; их контрреволюционную сущность вскрыло руководство, более осведомленное, более бдительное, более мудрое, нежели рядовые следователи; судьба арестованных предрешена их собственными преступлениями; следователь исполняет роль вершителя правосудия.

Мы занимались людьми, которые были «…активом базы иноразведок и вели активную к/p деятельность», — рапортовал новому областному шефу из Соликамска парторг Ворошиловского отдела НКВД[671].

Процесс превращения советского гражданина во врага производился методом его принудительной дезидентификации. Вот типичный случай, происшедший в Краснокамске. К следователю Аликину привели на допрос двух человек, в которых он опознал рабочих-нацменов, вчерашних колхозников, к тому же совсем неграмотных. Следователь пошел к начальнику: не тех взяли. «Придя к Королеву, я выругался и сказал, какие же это контрреволюционеры?» «Самые настоящие», — ответил начальник. И через какое-то время следователю выдали справку, которой удостоверялось, что он ведет дело татарских кулаков и белогвардейцев. А руководитель следственной группы еще добавил, «…что это мусульманские протектораты Японии»[672].

«Одиночек в борьбе с Советской властью нет», — разъяснял специфику будущей операции начальник СПО УНКВД Ревинов. Слушатели тогда восприняли эти слова вполне конкретно: приказано раскрывать контрреволюционные группы[673]. Может быть, докладчик ничего другого и не имел в виду, однако по мере расширения репрессивных практик явственно обозначилось второе дно таких высказываний. Враги представлялись не только коварными и вездесущими. Каждый из них был частицей большого вселенского зла, агентом или функцией всемирного заговора против страны Советов, проще говоря, щупальцем зловещего чудовища, расположившегося в потустороннем буржуазном мире, где-то между Берлином и Токио, вредителем и шпионом по совместительству.

Шпион — это сначала синоним иностранца. Затем подозрительным по шпионской части объявили любого инонационала. Василий, Яковлевич Левоцкий говорил своим подчиненным:

«Пермь надо сделать русской, а тут есть много татар, евреев»[674].

В конце концов, термины «враг народа», «белокулак», «правый», «троцкист», «антисоветский актив» — все были покрыты общим именем «шпион». С ним следует также поступать по-вражески: обманывать, запутывать, обкручивать. «Мне Левоцкий и Былкин говорили, что если не обманешь обвиняемого, то не добьешься признания», — объяснялся на суде следователь Поносов[675]. Инструктируя курсантов Свердловской школы НКВД, прикомандированных к Кочевскому райотделу, помощник начальника Свердловского управления Н. Я. Боярский наставлял своих слушателей:

«в борьбе с врагами любые методы хороши»[676].

Так идея превращалась в технологию.