ВОКС как советская «витринная» организация
К 1924 году в Москве пришли к выводу, что культурная дипломатия требует большего внимания. Активность большевиков и Коминтерна во многих странах вызвали немалые подозрения, в результате чего появилось несколько схем, призванных сделать менее очевидной связь между новыми подобными усилиями и советским государством. Прежде всего, НКИД предложил организовать «частное общество», которое взяло бы на себя функции ОБИ, прикрывшись названием «Общество культурной связи с Западом». Каменева обоснованно критиковала предложение известных большевиков-интеллектуалов, объясняя, что теперь стало «политически неудобно» концентрировать все культурные связи исключительно под колпаком советского государства. «Считаете ли вы целесообразным создавать “общественную организацию”? — писала она Д. Рязанову. — В последнем смысле высказывается НКИД, который считает необходимым и дотацию от правительства на работу такого “Общества культурной связи с заграницей”»{116}. Особая комиссия, возглавляемая Н.Н. Наримановым, была создана для формирования этого нового общества — ВОКСа, начавшего свою работу в апреле 1925 года. Учитывая государственное финансирование и партийный контроль, Каменева и другие заинтересованные лица иронично брали слова «общество» и «общественная организация» в кавычки, обозначая тем самым, что независимый статус организации есть фикция, обман для чужаков, особенно для буржуазных иностранцев. ВОКС был создан в качестве фасадной организации в центре Москвы. Комиссар здравоохранения Николай Семашко наставлял Каменеву, используя аргументы, которые она была готова принять:
Мне мыслится, что при том важном значении, которое имеет связь с культурным Западом, и тех достижениях, которые Вам, в частности, удалось выявить, — этими сношениями с заграницей должен заниматься орган не ведомственный и не междуведомственный, а особое Общество по примеру существующих за границей (Общества друзей России), которое действительно могло бы захватить широкие культурные круги…{117}
Устав ВОКСа, утвержденный в Кремле 8 августа 1925 года и опубликованный в «Правде» 14 августа, систематизировал смесь внутренних и внешних задач, поставленных перед культурной дипломатией в начале 1920-х годов. Заграничные задачи включали: налаживание отношений с зарубежными организациями, печатными органами и частными лицами, а также управление международной сетью новых культурных обществ дружбы. Кроме того, в основную миссию входили организация выставок, устройство заграничных поездок для значимых советских фигур, публикация бюллетеней и путеводителей и т.п. В более широком плане ВОКС должен был формировать образ советской культуры и общества, снабжая прессу и всех заинтересованных лиц «информацией» об СССР. Внутренние задачи включали: прием и сопровождение иностранных гостей, снабжение опубликованными за границей материалами соответствующих советских учреждений, организацию более продолжительного пребывания в стране зарубежных ученых и культурных деятелей. Статус ВОКСа как «общества» подразумевал формирование целого ряда «секций», вовлекавших в свою работу ведущих непартийных деятелей в различных областях; изначально существовали секции кино, научно-технологическая, юридическая, музейная, этнографическая и педагогическая. В список «учредителей» общества вошли высшие советские чиновники, такие как Луначарский, заместитель начальника Отдела печати НКИД А.В. Шубин, чиновник от науки и управделами Совнаркома Н.П. Горбунов, и представители Коминтерна и ЦК, наряду с целой группой общественных деятелей, таких как беспартийный координатор, постоянный секретарь Академии наук, востоковед С.Ф. Ольденбург, педагог А.П. Пинкевич и ведущий советский химик академик В.Н. Ипатьев{118}.[9]
Изначально Каменева воспринимала данные секции как полезное прикрытие: «Эти научные, литературные и прочие секции придают работе внешне общественный характер»{119}. Однако вскоре она поняла, что такая структура позволяет достичь гораздо большего: разные секции ВОКСа могли вовлекать в свою орбиту важнейшие фигуры из соответствующих отраслей знаний, содействовать установлению связей с иностранными учеными и культурными деятелями и распространить влияние организации за пределы возможностей, открытых для ее постоянного персонала. Общественности, впрочем, не полагалось знать, что правление ВОКСа в типичном для советских учреждений 1920-х годов стиле также имело и свою «фракцию» коммунистов, и это не считая пяти «ответственных работников» ВОКСа, также коммунистов.
Учреждение, созданное Каменевой, было в партийно-государственной иерархии в лучшем случае скромной силой среднего уровня, однако в то же время оно являлось главным органом среди учреждений, занимавшихся формированием зарубежного общественного мнения. В смысле научно-культурных связей и обменов его роль стала ключевой. Правление и центральный аппарат организации в Москве были сравнительно небольшими (в совокупности около шестидесяти человек в 1929 году), но деятельность ее оказалась весьма разветвленной; уполномоченные ВОКСа занимали важные посты (в большинстве случаев при посольствах), и их становилось в разных странах все больше и больше. Среди отделов ВОКСа основными были следующие: по приему иностранцев, печати, книгообмена, обмена кинофильмами, банкетов, выставок, переводов и фотографическое агентство «Русс-Фото». Это существенные части всего механизма, но «основной оперативной частью» ВОКСа, тем, что стало важнейшим аналогом «общественных» секций, являлась разбросанная по всему миру сеть референтов, или штат аналитиков. Референты должны были следить за культурной жизнью стран, в которых они находились по работе, и выявлять иностранцев, способных стать «проводниками нашего культурного влияния»{120}. Организация референтуры ВОКСа четко отражала структуру заграничных учреждений НКИД, за исключением того, что все первые четыре сектора ВОКСа были связаны с Европой и США, а восточная секция к концу 1926 года так и не была еще создана[10].
Советская интеллигенция, таким образом, получила заметную, однако подчиненную роль в ВОКСе, а само общество явно участвовало в процессе, который можно назвать советизацией гражданской жизни. Мобилизация представителей советской интеллигенции для работы с иностранцами ради общегосударственных интересов и содействие их поездкам за рубеж отражали появление нового качества советской «общественности» (непереводимый термин, обозначающий и общественную сферу, и гражданское общество, и образованную публику, и социально и политически активные группы, и даже интеллигенцию). Резкое сокращение числа неправительственных («общественных») организаций началось в конце 1920-х годов, в результате чего количество общероссийских и всесоюзных обществ разного рода стремительно сократилось. В 1934–1938 годах их уже было менее двадцати. В начале 1930-х годов секции ВОКСа потеряли свою значимость и референтура стала доминировать в его деятельности{121}. Впрочем, к тому времени секции и так уже считались не столь необходимыми для работы организации. Ожидаемое от беспартийных интеллектуалов правильное исполнение предписанных «гражданских» ролей в «международных» делах (при подписаниях петиций и встречах иностранных гостей) стало рассматриваться властями к концу 1920-х годов как нечто гораздо более серьезное. История ВОКСа — это наглядная демонстрация вовлечения в работу и мобилизации государством виднейших представителей советской интеллигенции, которые в результате становились важнейшим орудием советской культурной дипломатии.
Статус ВОКСа как общества не был лишь фикцией для внешнего употребления, поскольку на тот момент он составлял часть более широкого проекта по привлечению советской интеллигенции, в данном случае — в сферу международных культурных связей. Однако именно этот статус обуславливал и непредвиденные политические последствия. Дело в том, что ВОКС, не подчиняясь ни одному властному ведомству, оказался, так сказать, в положении сироты внутри советской бюрократической иерархии. Вначале предполагалось, что роль «шефа», по крайней мере для предшественника ВОКСа — ОБИ, могут сыграть, хотя бы отчасти, органы НКИД, что соответствовало бы модели культурной дипломатии в странах Европы{122}. Пока новая организация продолжала поддерживать тесные связи с НКИД и ставить себя в зависимость от внешнеполитических задач, она развивалась в уникальной политической парадигме. Серьезное место в работе ВОКСа принадлежало ОГПУ, особенно по части приглашения иностранцев, их пребывания на территории СССР, а также их активности по сбору разного рода информации. Соответствующие стратегические решения высшего уровня требовали участия большевистского ЦК. Тем не менее ВОКС не являлся обособленной вотчиной какой-либо одной контролирующей инстанции. В 1928 году Каменева докладывала ЦК партии, что ВОКС готов все вопросы «согласовывать предварительно со всеми заинтересованными организациями (НКИД, ИККИ, НКПрос, ОГПУ и т.д.)». Ненормальное положение данного «общества» внутри партии-государства делало его уязвимым для бюрократических атак, даже несмотря на то что масштабы и значимость его деятельности после 1925 года серьезно возросли. В 1929 году Каменева отмечала, что каждый комиссариат проводит целый ряд мероприятий на международном уровне, однако «каждый год ставится вопрос о существовании нашей организации»{123}.
Одна бюрократическая победа, которую Каменевой все же удалось одержать для ВОКСа, заключалась в сохранении централизации его международной работы — удалось блокировать вовлечение в культурную дипломатию союзных республик в качестве независимых акторов. Предложения по более основательному подключению их к работе высказывались во время дискуссий вокруг создания ВОКСа в 1924 году, но Каменева приложила все усилия, чтобы убедить заинтересованных лиц в том, что новая организация должна быть достаточно авторитетной и таким образом — всесоюзной. Один из членов ЦИК, которого она приобщила к этой работе, писал, что любая новая организация, привлекающая союзные республики в качестве отдельных игроков на международной арене, «несомненно умалит свой авторитет за границей»{124}. ВОКС поспешил создать свои отделения в союзных республиках{125}. Конечно, для осуществления подобной политики централизации в 1920-х годах было немало сложностей, и ВОКС не мог просто одним декретом монополизировать все международные связи. Но после 1925 года ему было уже вполне по силам собирать информацию из союзных республик и представлять ее в нужном свете в изданиях, публикующихся на иностранных языках и распространяемых за границей. Например, Каменева обращается в партийную организацию Закавказской республики за материалами для специального бюллетеня ВОКСа. Очевидно, это делалось с целью противодействия весьма активным в Европе грузинским эмигрантам-меньшевикам, для подогревания во Франции интереса к Армении и создания благоприятного образа бакинских нефтепромыслов в глазах «капиталистов» и представителей интеллектуальных кругов, а также для демонстрации достижений советской власти в развитии местных национальных культур и освобождении женщины{126}. Одновременное подчеркивание достижений СССР и проведение пропагандистских контркампаний всегда было краеугольным камнем работы ВОКСа с печатью и общественным мнением и в других областях.
Противоречия между органами Коминтерна и советского государства стали серьезным испытанием для ВОКСа, получившего политический вызов прежде всего со стороны Отдела агитации и пропаганды Коминтерна. Возглавляемый эмигрировавшим в Россию вождем венгерских коммунистов Белой Куном и немецким писателем Альфредом Куреллой, Агитпроп Коминтерна удерживал позиции одного из основных каналов для публикации литературы коммунистических партий за рубежом. Однако необходимость действовать скрытно в западных государствах и тактика времен «единого фронта» с другими партиями привели в своем сочетании к новому акценту — на расширении свободы действий с включением фасадных организаций (причем не только таких, как Межрабпом, но и Международной красной помощи, лиг пацифистов, формировавшихся в качестве «подсобных» организаций Коминтерна). Людмила Штерн утверждает в своем недавнем исследовании, что Коминтерн разработал механизм для международной культурной пропаганды и вовлечения в нее иностранных интеллектуалов при помощи ВОКСа и других органов советского государства{127}. И все же система, объединявшая ряд учреждений обеих организаций, своими истоками восходила к конкретной ситуации начала 1920-хгодов и крепла в данном тандеме в 1923–1926 годах. Можно указать не только на общие для обеих организаций кадры служащих и строгую подчиненность большевистской партии, но и на активную деятельность межведомственных комиссий, стремившихся именно в данный период систематизировать процесс общей работы (например, по «помещению информации за границей») Коминтерна, НКИД, РОСТА, телеграфного агентства «Инпрекор» и ВОКСа (имевшего особое задание распространять «культурную информацию»){128}. То, что Штерн представляет как новейшие методы Коминтерна, — помещение контрматериалов в его печатных изданиях с целью парировать выпады авторов антисоветских публикаций в европейских странах без прямых ссылок на них и организация пропагандистских кампаний по конкретным темам — осуществлялось уже в самом начале 1920-х годов в качестве большевистского ответа, адресованного русской эмиграции, и разрабатывалось в качестве modus operandi руководства Агитпропа в дальнейшем. Можно утверждать наверняка, что внутри новой взаимосвязанной системы, возникшей в 1923–1926 годах, органы Коминтерна преследовали свои собственные задачи. Например, если для «информационной» работы ВОКСа краеугольным камнем являлось подчеркивание общих советских достижений, то Агитпроп Коминтерна сосредоточился исключительно на достижениях партии большевиков. Его контрматериалы были направлены специально против других политических партий, в том числе против «клеветнических кампаний» со стороны социал-демократов и анархистов, а его целевая аудитория состояла из членов коммунистических и рабочих движений{129}. Подобно тому как Агитпроп ЦК ВКП(б) в системе советских культурных учреждений отличался приверженностью к методам жесткой внутренней политики и пренебрежительным отношением к «культурно-просветительной» работе как к недостаточно политически значимой, Агитпроп Коминтерна смотрел свысока на миссии ВОКСа по привлечению «буржуазной интеллигенции», включавшей некоммунистические левые круги и влиятельные элиты.
Перейдя в наступление в середине 1926 года, Агитпроп Коминтерна призвал к переориентации работы ВОКСа за рубежом в сторону содействия «пролетарским органам», и прежде всего коммунистической печати. Ориентацию ВОКСа на «буржуазную интеллигенцию» необходимо было согласовать с работой иностранных компартий с целью формирования большего «идеологического единства» с пропагандистской работой коммунистов, асам Коминтерн должен был осуществлять «четкий контроль» (eine gewisse Kontrolle) над ВОКСом. Каменева направила в Агитпроп Коминтерна энергичный ответ на немецком языке: «Вся работа ВОКСа основана на коммунистических началах и на данный момент состоит в пропаганде советской культуры. Как можно ее противопоставить коммунистической пропаганде?» Оправдываясь, она не уставала повсеместно настаивать на том, что если ВОКС станет придатком Коминтерна, то потеряет шансы привлечь множество «громких имен» европейских интеллектуалов{130}. Подобные столкновения продолжались и в последующие годы{131}.
Мюнценберг пошел еще дальше, создав свою, ориентированную на рабочих организацию, близкую к партийным коммунистическим кругам, и обескураживающе назвав ее Лигой друзей Советского Союза (Bund der Freunde der Sowjetunion). Он привел в ярость Каменеву и других чиновников ВОКСа, когда привлек к своей организации тех самых интеллектуалов, которые уже являлись членами культурных обществ дружбы, работавших под эгидой ВОКСа{132}.
Критика в адрес ВОКСа, требовавшая сделать главной целью его усилий «рабочие массы», а не горстку интеллектуалов, не прекращалась вплоть до середины 1930-х годов, т.е. до времени свертывания политики воинствующей «пролетаризации», характерной для «великого перелома»{133}. Критика ориентации Каменевой на интеллигенцию особенно усилилась с конца 1920-х годов, когда политика «пролетаризации» приобрела отпечаток идеологической ортодоксии и требовала потенциально влиятельной «массовой» работы.
Каменева была вынуждена противостоять подобным настроениям, исходившим как извне, так и изнутри организации, используя прагматический аргумент: у ВОКСа более чем достаточно проблем в налаживании отношений с «учеными и интеллигенцией» в иностранных государствах{134}. Для воинствующих левых большевиков ее определение международной работы ВОКСа в терминах культуры и буржуазной интеллигенции отдавало «примиренчеством» и делало кадры культурной дипломатии политически уязвимыми, поскольку они были открыты «буржуазной заразе». Именно это представляло одну из наиболее значимых живых связей между внешними целями и внутренней политикой и культурной работой.
В конце концов Каменева успешно отразила все попытки переориентировать ВОКС. К 1927 году окрепла тесно спаянная коммунистическая система из различных ведомств. Разделение труда в ней, грубо говоря, шло по классовым и политическим категориям. Каменева в отчете 1927 года сформулировала это следующим образом:
В созданной партией системе связи с заграницей на ВОКС падают совершенно точно определенные задачи. Если Коминтерн и Профинтерн заняты рабочим движением, то ВОКС, в помощь этим организациям, обрабатывает промежуточный слой — интеллигентскую «общественность», не входящую в их поле зрения, пользуясь для проникновения в эти круги флагом «нейтрального» общества{135}.
В 1927 году Каменевой удалось провести резолюцию ЦК партии, утвердившую данное разделение труда среди организаций, занимавшихся международной работой. По другому случаю в том же году она попыталась вновь сформулировать задачи ВОКСа, подчеркнув на сей раз важность «объединения левой интеллигенции вокруг идеи советской культуры»{136}.
При этом подобное разграничение между наукой или культурой и политикой было подозрительным с точки зрения большевистской мысли и идеологии, особенно в те годы. По иронии, особая сфокусированность Каменевой на работе с западной интеллигенцией подталкивала саму же Каменеву к позиции, которая противоречила столь важному для Ольги Давыдовны пониманию значимости политического измерения культурных обменов и, напротив, выделяла последние в обособленную сферу: «Мы ведем культуру в чистом виде, поскольку вообще есть культура вне политики и экономики»{137} — весьма неудачная формулировка для столь опытного администратора, которая противоречила как большевистскому классовому анализу, так и ленинской политике в целом.
Каменева определяла это разделение труда и требовала его политического подтверждения столь часто именно вследствие его неочевидности. Более того, на практике ни одно из ее утверждений по данному поводу не было, строго говоря, верным. Как мы видели, Коминтерн также был вовлечен в работу с интеллектуалами-некоммунистами. В своей работе с иностранными гостями и в своих публикациях ВОКС вряд ли мог ограничиваться представлением лишь культуры молодой Страны Советов, поскольку иностранцы интересовались советской системой в целом. ВОКС никогда не взаимодействовал исключительно с левыми или только с интеллигенцией, как бы четко ни выделяли их из других групп. Националисты и правые, вдохновленные советским примером, так же как и нелевые ученые, являлись клиентурой ВОКСа. На практике довольно широкий спектр туристов и других визитеров пользовался услугами ВОКСа, особенно до появления «Интуриста» в 1929 году{138}. Каменева упорно боролась за то, чтобы очертить и защитить четко определенную сферу деятельности для своего детища. Интенсивная политизация культуры в годы «великого перелома» конца 1920-х годов, на раннем этапе сталинизма, должна была перетряхнуть, но не уничтожить те роли в международной работе и подходы к ней, которые сложились в партийном государстве в период нэпа.
Однако Каменева представляла себе и широкую картину (беспрецедентный масштаб большевистских амбиций): режиссировать грандиозную постановку визитов иностранцев и управлять внешними культурными связями огромной страны (даже если эти амбиции были пока далеки от реализации). У нее был повод похвалиться перед собранием гидов ВОКСа в 1927 году тем, что нигде в мире нет ни одного похожего учреждения (культурная дипломатия в других странах существовала в основном как подразделение в министерствах иностранных дел){139}. ВОКС основывался на исторически новых стремлениях партии, государства и ГПУ контролировать потоки передвижения людей и информации через границы СССР. Однако самые необычные аспекты культурной дипломатии заключались не в этом — они произрастали из чрезвычайно интенсивной дидактичности советской политической культуры. Планировалось не просто влиять на иностранцев, а «завоевывать» их и обращать в свою веру, а если это было невозможно, то по крайней мере научить их видеть советскую систему иначе.