3. Механистические горизонты

Медики понимали, что они только выиграют, если их теории будут более «научными». На помощь им приходит усовершенствованный Антони ван Левенгуком[949] и Робертом Гуком[950] микроскоп, благодаря которому можно видеть микроорганизмы, недоступное глазу движение и неосязаемые объекты. Не меньшую поддержку они находят в натурфилософии, достигшей к тому времени поразительных успехов, особенно в сфере физических наук. Их притягивает идея механизма, предлагаемая механистической философией образца Рене Декарта или Роберта Бойля[951]. Отсюда важность общей модели: в науке XVII столетия тело получает «право на гражданство» и лишается «магического ореола»[952]. Внезапно перестав зависеть от вселенского порядка с его иерархиями, оно в большей степени оказывается наедине с собой. В число возможных его референций теперь входят рычаги, зубчатые колеса, блоки, а в качестве объяснений упоминаются силы, разрывы, столкновения. На первом плане, безусловно, гидравлика. Многие вслед за Гарвеем настаивают на новом понимании движения жидкостей, говоря о каналах, сосудах, застое и разгрузке. Модные философы стремились по–новому повернуть старую теорию гуморов, увидеть угрозу в их «излишествах» и найти другие материальные источники, с помощью которых можно объяснить те или иные осложнения.

Механистическая философия способствовала разработке новых исследовательских программ. В Италии Марчелло Мальпиги под микроскопом провел серию исследований микроструктуры печени, кожи, легких, селезенки, желез и мозга; отчеты о некоторых из них опубликованы в первых номерах «Философских трудов Королевского общества»[953]. Пизанец Джованни Борелли и другие ятромеханики изучали свойства мускулов, секреции желез, дыхание, работу сердца, мышечные и нервные реакции. Когда благодаря финансовой поддержке Христины Шведской Борелли работал в Риме, главным его вкладом в развитие науки стал трактат «О движении животных», опубликованный посмертно в 1680 году[954]. В нем содержатся примечательные наблюдения за птицами во время полета и множество аналогичных материй: Борелли, гораздо решительнее, чем его предшественники, стремился рассматривать телесные функции с точки зрения законов физики. Изучая работу телесной механики, Борелли утверждал, что мышцы содержат «способный к сжатию элемент»; их приводит в действие механизм, похожий на химическое брожение. Интересовало его и дыхание: он полагал, что это чисто механический процесс, насыщающий воздухом кровяной ток, который проходит через легкие. Зная об опытах с воздушным насосом, осуществленных Отто фон Герике[955] и Робертом Бойлем, когда пребывание в «разреженном воздухе» (то есть вакууме) убивало мелких животных, он постулировал, что «насыщенная воздухом кровь» содержит жизненно важные элементы. Отсюда динамика поддержания жизни: воздух переносит «эластичные частицы», которые, попадая в кровь, придают ей внутреннее движение. Иными словами, раскрытие тайн жизни теперь ожидается от физики и химии.

Работы Джорджио Багливи, младшего современника Борелли и профессора анатомии в Папской школе в Риме, представляют собой кульминационный момент в развитии ятрофизики. В «О медицинской практике» (1696)[956] он утверждает, что «в том, что касается естественного движения, человеческое тело — не что иное, как набор химико–механических реакций, обусловленных теми же принципами, что и чисто механическое движение». Багливи прекрасно отдавал себе отчет в тех трудностях, с которыми приходилось сталкиваться первопроходцам научной медицины: ученые теории, которыми они так гордились, по–видимому, не вели к более эффективным терапевтическим мерам. Взаимосвязь между фундаментальными исследованиями и медицинским прогрессом оставалась пока непредсказуемой и неосвоенной.