1.6. Одержимая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1.6. Одержимая

Поставлена непростая творческая задача: похулить Бога, апостолов, святых — и при этом сохранить чувство собственного нравственного превосходства над ними. Как это возможно? У Шевченко получалось легко. Например, в поэме "Неофіт" (1857) автор "настойчиво" искал ответ на вопрос "за что распят Христос". Искал, конечно, безуспешно. Потому что вопрос неправильно поставлен: не "за что" (никакого греха за Спасителем не числится), а "для чего" (Он добровольно пошел на крест ради людей, для спасения каждого). Не найдя несуществующего ответа на свой "хитрый" вопрос, поборник справедливости с чувством праведного гнева обрушивается с бранью на "виновников":

За що? Не говорить Ні сам сивий верхотворець, Ні його святії — Помощники, поборники, Кастрати німиє!

Таким же образом действует Украинка в драматической поэме "Одержима" (1901). Ее героиня якобы любит Христа больше всех прочих. И на этом основании проклинает всех остальных. "Берег по-над озером Гадаринським… Міріам, "одержима духом", в глибокій тузі блукає поміж камінням понад берегом, далі зіходить на шпиль скелі і дивиться не на берег, а в глибину пустелі, вона бачить там когось у далині".

В Евангелии (Лк. 8:30) сказано, что в земле Гадаринской Иисус изгнал легион бесов из бесноватого (это место Достоевский сделал одним из эпиграфов к роману "Бесы"). В поэме "одержима духом" (каким?) смотрит на Спасителя и жалеет Его:

…О, яка ж то кара

Месією, що світ рятує, бути!

Всім дати щастя і нещасним бути,

Нещасним, так, бо вічно одиноким.

Хто міг би врятувать його самого

Від самотини, від страшної слави?

"Страшная слава"… Это про кого? Неужели про Спасителя? Для кого же "страшная"?

А Его "одиночество" существует, конечно, только для тех, кто не воспринимает всерьез Его слов: "Я и Отец — одно" (Ин. 10:30).

Он спрашивает: "Ти прийняла мої слова?.. І вслід їх підеш?". Ответ отрицательный:

Вони слідом за мною підуть всюди,

волаючи: "Ти йдеш в неправу путь!"

Месія: Уперта річ твоя, ти мов рабиня,

що знає волю пана і не слуха.

Таких рабів сувора кара жде.

…У тебе мало віри. Якби ти

хоч зерня віри мала…

Далее она описывает Ему всю черноту своей души:

…Учителю, вона чорніша,

ніж хата-пустка, що після пожежі

чорніє порожнечею. Вода

твої хречей, цілюща та живуща,

душі моєї вигоїть не може.

Вода боронить від огню живого,

згорілу ж хату дарма поливати.

Христа она якобы любит. И именно поэтому не может любить людей: это выше ее сил.

Міріам: Мушу всіх любити?

Месія: Так, всіх.

Міріам: Всіх, крім тебе, — се можливо.

Але тебе і всіх — се понад силу.

Та за що ж, за що ж маю їх любити?

Сконструирована ложная дилемма: или любить всех людей, кроме их Спасителя; или любить Спасителя, но только не тех, кого Он спас. "Третьего не дано". А если так: любить и Его и тех, кого Он спасает? Только это и возможно. Но автору нужно было нечто иное: возможность "во имя любви ко Христу" проклясть всех на свете.

Героиня предлагает Спасителю какой-то нелепый обмен: вместо своего собственного самопожертвования, спасающего всех людей, Он зачем-то должен взять в виде "выкупа" ее жизнь:

Міріам: Якби ти хтів прийнять від мене викуп,

щоб не лилась твоя святая кров!

Месія: Ти хочеш викупить мене?

(Міріам потакує мовчки головою). Даремне!

Міріам: Нехай даремне! Та позволь загинуть

хоч не за тебе, то з тобою вкупі!

Месія: Ваалові дають даремні жертви,

Я ж не приймаю їх.

Христос учил апостолов: "Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И говорил о сем открыто. Но Петр, отозвав Его, начал прекословить Ему. Он же, обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру, сказав: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое" (Мк. 8:33).

"Сатана" в переводе на русский язык означает враг. Мириам могла бы получить именно такой ответ. Вместо этого сконструированный атеисткой "месія" говорит своей собеседнице нечто несуразное: "Ні, для тебе я не месія. Ти мене не знаєш". Но Христос потому и Спаситель, что победил первородный грех Адама, т. е. всех и каждого человека, независимо от того, знает тот Его или не знает. Автор этого не понимает и "месія" у него превращается в карикатуру.

Христос никому не может уступить своего места, потому что они — люди, а Он — Богочеловек. Никто из людей не способен понести Его крест. Мириам этого не понимает:

Месія: Про царство боже на землі ти чула?

Міріам: Та я ж тепер ніде його не бачу.

Месія: Ти дивишся й не бачиш, маловірна.

Царство Божие находится перед ней, но она этого не понимает. Ее обуревают страсти:

Месія: Та що тобі спалило душу, жінко?

Міріам: Не знаю: чи ненависть, чи любов.

Месія: Кого ж ненавидиш ти?

Міріам: Ворогів…

Я від них далека, наче від єхидни.

Месія: Вони не відають, що творять.

Міріам: І єхидна

Несвідома, а всяк її розтопче,

як стріне на шляху.

Всякий ли растопчет ехидну? А за что, собственно, ее топтать? Она ведь никого не трогает. Бедная ехидна…

Сначала ненависть одержимой направляется на врагов Христа:

Міріам: …проклята я навіки,

бо я любить не вмію ворогів.

О, кожний тихий усміх фарисея

для мене гірш від скорпіона злого.

Мені бридка не так сама отрута,

Як все оте гнучке, підступне тіло.

Я вся тремчу, коли його побачу.

В моїх очах я чую зброї полиск,

в моїх речах я чую зброї брязкіт,

так я озброєна в свою ненависть,

як вартовий коло царської брами,

що радий вихопить на кожного свій меч,

хто тільки зле замислить на владаря.

А затем ее ненависть обращается и на всех апостолов. Но для этого нужно немного подкорректировать Евангелие, где сказано: "Пришли в селение, называемое Гефсимания; и Он сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь. И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать" (Мк. 14:33). В поэме читаем: "Гетсиманський сад. 12 учеників сплять непробудним сном". Иуда, видимо, спал вместе со всеми. Не спится только главной героине:

Міріам: …Моя душа

тепер чорніша. Я тепер не тільки

до ворогів його ненависть маю,

але й до друзів. О, до сих ще більшу!

Ви, сонне кодло! Світло опівночі

не будить вас? Вам заграва кривава

очей лінивих не здола розплющить?

Бодай вам вічний сон наліг на груди

і зморою душив вас без кінця!

Мені сто раз від вас миліші гади,

бо в них таки, либонь, тепліша кров.

(З відразою відвертається від сонного товариства).

Христос молится Богу Отцу: "Нехай мине ся чаша…" Одержимая все это слышит и по тому же адресу вставляет свои пять копеек:

Саваоф! Чи й ся молитва

всю ніч твого престолу не досягне?

Вовкам даси ти на поталу сина?

Спаситель завершает свою молитву всецелым согласием с волей Отца: "Але хай буде так, як ти бажаєш, а не як я". Для одержимой же (вместе с ее автором) это только повод поставить под сомнение милосердие Бога Отца: "Сам Вельзевул, напевне, почув би милосердя". Да уж, милосердие Вельзевула общеизвестно. Если замысел Бога Отца (и согласного с Ним Сына) превышает понимание одержимой, то это еще не повод ставить Вельзевула выше Творца. Но именно такую операцию и проделала Украинка с помощью своей героини. Шевченко отдыхает.

Ни Богородица, ни Мария Магдалина не проклинали Бога Отца или апостолов. Мириам проклинает. Все потому, что она якобы любит Спасителя больше всех остальных (и на Небе, и на земле). В этом мы должны поверить на слово автору.

Міріам: Я обізвусь… Ні, голосу не стане.

Коли ж і стане, дико забринить,

немов шакала голос опівночі,

бо туга стиснула за серце… Я не можу,

не можу бачити сього! Прощай!

ох, Міріам, ти проклята від бога.

Чтобы не видеть страданий Спасителя, она уходит и возвращается уже после казни: "На Голгофі. Ніч. Три хрести з розп’ятими, все мертвими. Міріам сама під хрестом Месії". Она беспардонно оттирает всех по воле автора, который не церемонится с Евангелием, в котором сказано: "Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему; между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых. Когда же настал вечер, пришел богатый человек и Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, пришед к Пилату, просил Тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать Тело. И взяв Тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился" (Мф. 27:60).

Однако Евангелие во внимание не принимается. Вместо него были созданы оптимальные условия для монолога, в котором одержимая проклинает всех и вся. Ей приписывается любовь большая, чем у Бога Отца, Богородицы и всех учеников вместе взятых:

…Я не можу їм простить за нього.

Я всіх і все ненавиджу за нього:

і ворогів, і друзів, і юрбу,

отой народ безглуздий, що кричав:

"Розпни його, розпни!" — і той закон

людський, що допустив невинно згинуть,

і той закон небесний, що за гріх

безумних поколіннів вимагає

страждання, крові й смерті соромної

того, хто всіх любив і всім прощав…

Здесь требуется комментарий из Закона Божьего: не "за гріх безумних поколіннів", а за первородный грех всех людей, начиная с Адама (что в переводе с древнееврейского означает "человек"). Подвиг Спасителя состоит не в том, что Он "всіх любив і всім прощав", а в том, что Он полностью выполнил волю Отца и тем победил смерть, искупив первородный грех. Но для нее:

…Умер він, зраджений землею й небом,

як завжди, одинокий. А тепер

я тут сиджу, як завжди, одинока,

даремні сльози ллю і проклинаю

все те, що він любив, із кожним словом

все більш надію трачу на рятунок.

…Тут завтра прийдуть ті прихильні друзі,

що тричі одрікалися від нього,note 6

і та родина, що ніколи в ньомуnote 7

не бачила пророка; прийдуть, здіймуть

його з хреста, — бо вже ж він неживий

і більше мучитись за них не може, —

покроплять млявими слізьми й лагідно

спов’ють у хусти, понесуть покірно

під наглядом ворожих вояків,

сховають у печері й розійдуться.

А може, потім зійдуться докупи

тепленьким словом згадувать про того,

про кого за життя так мало дбали!

Ох, як би я тепер хотіла кинуть

отрутними словами їм в обличчя

немов гарячим приском! Хай би очі

їм випекло, ті очі безсоромні,

що сміли тут дивитися на муку

того, чийого всі неварті мізинця!

…Я прокляла себе і душу,

ту душу, що нехтів прийнять Месія

собі на жертву. Де ж ще більше горя,

як не могти віддать за друга душу?

Спаситель принес себя в жертву за каждого из людей. Поэтому никто из людей не может принести себя в жертву вместо Него. Человек может только взять свой посильный крест и идти за Ним. Что и сделали апостолы: все они приняли мученическую смерть, выполняя волю пославшего их после Своего Воскресения Иисуса Христа. Однако воскресший Спаситель героиню с ее немыслимой любовью почему-то совершенно не интересует:

Йоганна: Месія наш воскрес!

Міріам: Отже, в вас надія,

що є кому і друге кров пролить,

як прийде знову час!

(Гірко сміється).

А я не вірю,

щоб він воскрес, бо ви його неварті!

Йоганна: Він не вважав, чи вартий хто, чи ні.

Міріам: Се правда! Він ніколи не вважав

на те, що з вас ніхто його не вартий.

І все-таки не вірю, що воскрес він.

…Для сеї самої юрби воскреснуть?

На се, либонь, не стало бі Месії!

Ей подтверждают: да, Он воскрес. Но ее интересует вовсе не встреча с "горячо любимым", а что-то совсем другое.

Міріам: Що, батьку,

чи правду кажуть, що воскрес Месія?

Старий: Так правда, як і те, що він пролив

за всіх нас кров свою святу, невинну.

Міріам: Він не за всіх пролив. Неправда, значить.

Старий: Як не за всіх!

Міріам: За мене він ні краплі не проливав…

Старий: (зо страхом) Хто ти така?

Міріам: Я? "Одержима духом"!

Старий: Благай Месію, що зцілив тебе

і визволив від того злого Духа

святою силою своєї крові й тіла.

А вот на это одержимая не согласна категорически:

…Чи в огняній геєні,

чи в темряві без краю доведеться

мені на вік віків з душею пробувати,

та радощі моєї не зруйнує

сам князь темноти, радощі від того,

що на мені не важить кров Месії,

що він її за мене не пролив

а ні краплини.

Старий: Як могло те статись?

Міріам: Ненависть врятувала від гріха.

Старий: Кого ж ненавидиш?

Міріам: Всіх вас, себе і світ.

Старий: За тебе теж пролита кров, та дармо,

бо ти не прийняла святого дару.

"Богословский" диспут закончен. Неправы оба. Ибо печать первородного греха имеет на себе каждый смертный человек — хочет он того или нет. Спаситель искупил первородный грех. Поэтому воскреснет каждый — хочет он того или нет. И не принять "святого дару" не получится ни у кого. Ни один из героев Украинки, ни все они вместе со своим автором не могут отменить того факта, что Спаситель спас каждого. Только одержимая может радоваться и тешить себя мыслью, что ее "ненависть врятувала від гріха". В смысле: от спасения.

Не веря ни в спасение, ни в воскресение Спасителя она, тем не менее, пугает Им римлян:

Міріам: …Нехайтам стережуться цар,і цезар,

і весь синедріон, пекельна рада!

Преторіанець: (хапає її за руки, киває на слугу)

А дай шнурка, ми спутаємо кізку,

щоб не брикала дуже.

Міріам: Що? В’язати?

(зручно нахиляється, бере камінь і пускає в голову слузі)

Хоч одного, та все ж покарбувала!

(Слуга одною рукою обтирає кров, а другою помагає в’язати Міріам)

Хотіла б я всю вашу кров пролити,

віддячити за жертву… О, будьте прокляті!

Слуга: Хто?

Міріам: Всі ви! Цезар,

синедріон, і цар,і весь народ!

…Я проклинаю вас прокльоном крові!

Слуга: Що суджено клянучому?

Голоси вюрбі: Каміння.

(люди набирають каміння із диким ревом кидають на Міріам)

Міріам: Месіє! Коли ти пролив за мене

хоч каплю крові дарма… Я тепер

за тебе віддаю… життя… і кров…

і душу… все даремне!.. Не за щастя…

не за небесне царство… ні… з любові!

(Падає під градом каміння).

Для атеиста непонятно, что Царство Божие — это совершенное единение с Богом. А "Бог есть любовь" (1 Иоан. 4:8). И вот якобы "з любові" героиня отказывается от Царства Божия. Пойми, кто сможет. Каким же духом была одержима Мириам? Понятно, что не Святым Духом. Отсюда становится понятна хула на Бога Отца и на всех, кто составил христианскую церковь (Тело Христово).

Как известно, поэма была написана за одну ночь. Эту ночь Украинка провела у постели умирающего от чахотки С. Мержинского. Именно в ночь его смерти она занималась своим "богословием". Каким же духом вдохновлялось это творчество?

Взгляды автора не очень отличались от взглядов героини. Она неплохо относилась к своему "лирическому герою". Потому что одержимая героиня поэмы — это второе Я автора. Она писала А. Крымскому:

"Коли що надається до щирої ідеалізації в первісному християнстві, то… те нове для античного аристократичного світу почуття всепрощаючої симпатії, що так красило відносини Христа до його зрадливих і тупих учеників (не один класичний філософ не простив би в такому становищі своїм друзям)". Разумеется, разделить это чувство "всепрощающей симпатии" она была не в состоянии. Потому что в Бога не веровала.

Мержинский — это "російський соціал-демократ, пропагандист марксизму в Києві і Мінську". Когда он смертельно заболел, друзья-марксисты тут же испарились. Украинка вспоминала: "найближчі приятелі мого нещасного друга боялись "розстроїти собі нерви" його видом". Их общей знакомой она писала: "Из всех его старых друзей только Вы одна относитесь к нему так, как следует другу, иные же… но лучше я не буду говорить о них, иначе много может вылиться горьких и бесполезных слов. Не только друзья, но и шапочно знакомые люди могли бы выказать больше человечности и внимания к такому бесконечно несчастному человеку, как Сергей Константинович. Сколько камней было брошено! Сколько проповедей произнесено! И как немного сделано для помощи и нравственной поддержки".

Приближаясь к смерти, он начал думать о судьбе своей бессмертной души. Но разве с такими друзьями (и подругами) пробьешься к Богу? Разве они дадут? "Я часто не узнаю теперь своего друга, так он бывает странен, как будто даже отчужденность какая-то чувствуется. Я искала этому причин в его, откуда-то теперь явившейся (конечно, от болезни) религиозности, проявляющейся и в бреду, и наяву, но он сказал мне вчера в одну минуту просветления: "Это отчужденность смерти, других причин не ищите". Да, конечно, он прав. Он теперь уже совсем "не от мира сего". Да, разбойнику на кресте было легче пробиться к Христу: приятели не мешали. Самые сердобольные из них могли и убить: "В последний день я не стала бы удерживать его при жизни, если бы даже это было в моей власти; только присутствие его родных мешало мне впрыснуть ему морфий (меня упорно преследовала эта отчаянная мысль), если бы только я могла, я дала бы ему Gnadenstoss, — Вы знаете, что это такое?". К счастью, рядом с больным находились родственники, а не только подруга. Поэтому он и не получил того "удара милосердия", которым победитель добивает побежденного.

Почему же эта любовь выражалась в такой необычной форме? Потому что с детства ее саму любили именно так. Олена Пчилка писала Ивану Франко о своей дочери: "По-моєму, не велику прислугу роблять надто недолугим дітям, коли, так сказавши, силою затримують їх при житті. Принаймні я, дивлячись на Лесю, не раз і не два винуватила себе, що виратувала її, коли вона дуже слабувала на першому році життя. О, моральні слабості. Чи ж смерть не була б кращею долею, ніж теперішнє єї життя, котре і у неї, і у всіх найприхильніших до неї людей будить тільки тяжкий жаль". Уже взрослая дочь писала своему брату о материнской любви: "Шкода мені тільки тебе, що тебе от уже з рік раз у раз "дерев’яною пилою пилять", за се я часами почуваю немов якусь уразу до мами, хоч знаю, що вона не винувата. Що ж, коли у неї такий сей фасон любити, що вона безпощадна до того, кого любить". Сестра Ольга писала о матери: "добра загалом, але могла бути жорстокою і то навіть, або й особливо до тих людей, що їх сильно любила". Именно такой же "фасон любити" был и у самой Украинки. В ее произведениях он встречается снова и снова.

В ночь смерти своего бедного друга, вместо молитвы об умирающем, она неутомимо занималась творчеством: мастерила свою бесноватую Мариам, которая проклинала всех и вся. А позже похвалялась перед Иваном Франко: "Я її в таку ніч писала, після якої, певне, буду довго жити, коли вже тоді жива осталась. І навіть писала, не перетравивши туги, а в самому її апогею. Якби мене хто спитав, як я з того всього жива вийшла, то я б теж могла відповісти: "J’enai fait un drame…" Последние слова известного французского драматурга в переводе означают: "Я з того створила драму…" Я, я, я, я…

В этом же письме, помимо прочего, отрицается сама возможность чудес (что естественно для атеиста) и предлагается их "разгадка":

"Я думаю, що, коли по наказу тавматургів (чудотворців): "Встань і йди!" — мертві і хворі люди справді вставали і йшли, то, певне, вони не були мертві і такі хворі, як здавалось. І хто марить для себе про таке чудо, то чи не єсть то якесь несвідоме почуття, що йому справді досить тільки почути слова: "Встань і вийди!", щоб встати і вийти?" Вот и все чудеса. Т. е., никаких чудес вовсе нет. А есть только внушение, гипноз, самовнушение, психотерапия и прочие проявления бессознательного. Где Ницше с Марксом, там и Фрейд недалеко.

Итак, задание успешно выполнено: под предлогом любви к Христу в поэме "Одержима" возведена хула на Бога Отца, а также — на всех людей, включая Богородицу, апостолов и т. д. Без поношений остался только Иисус. Но это непорядок. А как бы похулить и самого Спасителя? Здесь также пути были проложены давно. Еще Шевченко (ее высший авторитет) писал: "Наробив ти, Христе, лиха!"