Яд и лекарство

Яд и лекарство

Именно в этих ипостасях, когда попеременно, а когда и «рука об руку» работала на войне водка, как положенная, так и добытая по «бабушкиному аттестату». Даже называли наркомовские сто граммов на фронте часто по-медицински — дозами. «Водка для воина в бою при таком физическом и эмоциональном напряжении фактически была лекарством от сильнейших стрессов, — пишет в своей книге «Правда о штрафбатах» Алксандр Пыльцын. — От таких доз не пьянели, но дух они все-таки поднимали, силы, хоть немного, но прибавляли».

Живший перед войной в предгорьях Алтая кавалер восьми боевых орденов Михаил Сукнев вторит ему в своих «Записках командира штрафбата»:

«Три года пробыть на фронте — это было мало кому дано из тех, кто не поднялся выше комбатов, командиров батальонов и батарей! Месяц-два, а то и сутки-двое, и твоя гибель неизбежна!

Я уже знал свою норму — стакан водки, больше нельзя. Вино не берет, стакан на меня действовал как 50 граммов. А не выпьешь — из окопа не вылезешь. Страх приковывает. Внутри два характера сходятся: один — я, а другой — тот, который тебя сохранять должен.

Меня как-то вызвали в полк с передовой, что со мной случилось, не знаю. Вытащил пистолет и стал стрелять в землю. И сам не пойму, почему стреляю. Нервы не выдержали».

Хочется здесь привести и более пространное, но очень характерное воспоминание об отношении к спиртному на войне бывшего младшего лейтенанта Дмитрия Небольсина:

«Водку получали ежедневно, по сто граммов, но часто эта норма увеличивалась за счет убитых или раненых, вовремя не снятых с довольствия. Обычно водку я не пил, от нее болела голова, рвало, и поэтому свою порцию я отдавал старшине, который тут же, с покорной благодарностью выпивал за мое здоровье без всякой закуски. Но сказать, что я совсем не брал в рот хмельного, было бы неверно. Бывали случаи, когда приходилось нести дежурство на наблюдательном пункте, где почти весь световой день визжали, ухали, рвались мины, снаряды и без конца, великим множеством, роились пули. Конечно, было страшно, даже очень страшно, особенно когда мощные взрывы потрясали землю и воздух рядом с укрытием. Жизнь в течение долгих тысяч секунд висела на волоске и в любую из этих секунд могла оборваться. Вот тогда я пил.

За суточное дежурство опорожнял семисотграммовую фляжку с водкой и пьяным не был. Во всяком случае, мне так казалось, потому что, передавая данные наблюдения на командный пункт, я не получал никаких замечаний от своего начальства. От выпитой водки страх отступал, и о смерти уже не думалось. Зато к вечеру, когда наступала относительная тишина, к телу неожиданно подкрадывалось ощущение полной расслабленности и приятной истомы. Вот тут-то я чувствовал, что быстро пьянею. Тогда, укрывшись с головой шинелью или плащ-палаткой, я ложился на дно окопчика и засыпал, успев лишь приказать дежурному солдату разбудить, если что. А наутро страшно болела голова».

Но когда голова не на месте наутро, в спокойной обстановке, — это полбеды. А вот когда в бою.

Летчик Иван Кожемяко вспоминал:

«За боевой вылет давали 100 грамм. Четыре вылета сделал — вечером 400 граммов. Хоть залейся. Были, кто много выпивал. Только такие долго не жили. Вечером выпил — утром ты «негожий», а надо лететь. Полетел — сбили.

Потом комполка своей волей «полную выдачу» прекратил. Сколько бы вылетов ты ни сделал, вечером не больше 150 граммов».

А вот еще более печальный рассказ из уст Мансура Абдуллина о штурме нашими войсками местечка Червоный Прапор (Украина), где имелся спиртзавод:

«Еще до атаки солдаты перемигивались и пересмеивались, шутили: мол, непременно завод этот отобьем, только, чур, без артподготовки. После артналета полк поднялся в атаку. Фашисты оставили Червоный Прапор, и мы вошли в поселок и на территорию завода.

Спирту было много всякого: очищенный и неочищенный, в бутылках и бочках, в цистернах небольших и цистернах на рельсовом ходу. Что каждый налил в свою фляжку про запас, про это и разговору нет. Но сколько ни убеждай иного, что немцы, к примеру, могли отравить спирт, у него, видно, и в голове не умещается: как же это можно — отбить у немцев спиртоводочный завод и не напиться?! Такой вариант ему кажется противоестественным. Вот же проклятый добровольный самогипноз!

Словом, нам было приказано выйти из границ поселка с заводом и окопаться.

Не знаю, как в других батальонах, а у нас многие успели все же «подмочиться». Даже некоторые командиры взводов соблазнились. Начала вспыхивать перебранка. Кто-то кричит: «Я сотню фрицев уничтожил, я никого не боюсь!», кто-то хватается за оружие. Видимо, это и входило в замысел противника. Тридцать фашистских танков с огнеметными установками на борту на предельной скорости устремились к нам.

Это тяжело вспоминать. Трезвому да на устойчивых ногах можно и сориентироваться, и сманеврировать. Многие замечательные, геройски воевавшие люди погибли в липучем пламени огнеметов. Унизительней всего было то обстоятельство, что фашисты, очевидно, и не сомневались в успехе задуманного, когда отступали из Червоного Прапора».

Случаи, когда пьянка приводила к неоправданным потерям в бою, наблюдались не только в регулярных частях Красной армии, но и в партизанских отрядах, где дисциплина была, конечно, похуже армейской. В подтверждение этому стоит привести следующий документ.

«Из докладной записки бывшего политрука 5-й группы Сумского партизанского соединения В. Минаева начальнику Украинского штаба партизанского движения комиссару госбезопасности тов. Строкач

28 апреля 1943 г.

С дисциплиной не все обстоит гладко в отряде.

Во-первых, мат процветает во всю ширь и в бою и вне боя. Картежная игра прекращается после присланной Вами телеграммы. Пьянка уменьшила свои размеры, но не ликвидирована полностью. В результате чего расстреляли в марте м-це 1943 г. командира 9-й роты, орденоносца. По случаю пьянки отряд несет лишние жертвы в бою.

Хотя бы взять пример боя в с. Кодры Киевской области; 3-я рота вступила в бой в пьяном виде, где лучше люди роты погибли. Можно привести ряд других примеров — сейчас раненые партизаны Ковпака в Москве пьянствуют и дебоширят, но эти действия своевременно пресечены.

Комиссар т. Руднев начал искоренять пьянку физической силой, т. е. не один раз попало командиру и политруку 10-й роты и др. товарищам, кто напьется, а командир т. Ковпак плеткой как втянет разочка два-три, так и хмель проходит, поэтому случаи пьянки стали реже».

Подразделением кавалерийской разведки в соединении Ковпака командовал уроженец нынешнего Красногорского района Алтайского края (до войны бухгалтер) Герой Советского Союза Александр Ленкин, известный, пожалуй, всем ковпаковцам, как Усач.

В книге «Люди с чистой совестью» Петр Вершигора так описал эпизод, случившийся осенью 1942 года во время одного из рейдов знаменитого партизанского командира Сидора Ковпака:

«На пятый или шестой день похода на одну из наших застав набрел вражеский обоз с новенькими, блестевшими на солнце оцинкованными бочками, в которых торжествующая застава обнаружила чистый спирт.

Командир заставы с котелком в одной руке и кнутом в другой, погоняя лошадь, с гиком примчался в лагерь. Со всех сторон к бочке прибежали люди с котелками, кружками, черпаками, касками, фляжками. Бочки обступили, затем нашлись организаторы, которые установили очередь за спиртом. От каждой роты по два представителя.

Комиссара в это время не было. Люди загорланили частушки. Где-то в глубине леса послышалась автоматная очередь. Больше всего меня поразил автоматчик с красными, как огонь, волосами, по прозвищу Мед. Он стоял, обнявши ствол березы, и плакал горькими слезами».

Спустя примерно год после этих событий вышел «Приказ командира второй группы сумского партизанского соединения о недопустимости пьянства во время выполнения разведывательных заданий».

Урочище Черный Лес

17 августа 1943 г.

Последние дни наблюдаются случаи выпивки во время выполнения боевого задания — разведки. Недопустимость этого явления очевидна.

Во избежание разного рода явлений, связанных с употреблением спиртных напитков во время разведки, приказываю:

1. За употребление спиртных напитков во время разведки и вне лагеря виновные будут расстреляны на месте.

2. Спиртные напитки разрешено употреблять только в лагере.

3. Приказ объявить всему личному составу группы. Личному составу разведки под расписку.

Командир группы подполковник Вершигора».

Немалому количеству хороших людей и отличных бойцов было суждено погибнуть от той же водки, но уже не в бою, а попросту от отравления «трофейными жидкостями».

Об одной из таких трагедий автору этих строк довелось узнать от ушедшего на фронт в 1942 году со студенческой скамьи новосибирца Гая Титова.

Уже в самом конце войны подразделение, в котором он служил, разместилось в небольшом немецком городе, бургомистр которого устроил в честь советских воинов торжественный обед.

«И набухал, сволочь, в благородное рейнское вино метанолу, — рассказывал Гай Апполинарьевич. — Я, правда, выпил того вина совсем немного, вызвали куда-то, а из тех ребят, что побольше употребили, — несколько умерли и еще больше ослепли. Немцу этому тоже не повезло. У него машина заглохла, и всех кто в ней был — его самого, жену, детей-подростков наши из автоматов прямо в автомобиле посекли»

Это была по сути диверсия, а ведь бывало и совсем иначе, о чем говорят не только воспоминания, но и сухие строчки официальных документов той поры. Стоит, пожалуй, привести, и те, и другие.

«Вместе со мною в палате лежит некий капитан из 367-го артиллерийского полка РКГ (152-миллиметровок), пришедшего с Волховского фронта. Этот капитан рассказывал вчера, как не повезло полку, — пишет в своей книге «Ленинград действует. Фронтовые дневники» Павел Лукницкий (1944 г.). — Обнаружив в лесу трофейный спирт, перемерзшие артиллеристы выпили его. Шестьдесят человек умерли. Семьдесят — отправились, но выжили. Спирт был отравлен отступавшими немцами.

Ни в одном бою за все время войны полк не нес таких потерь. В самых упорных боях выбывало не больше десятка: система — тяжелая, бьет с пятнадцати-восем-надцати километров, блиндажи — отличные, и хотя враг выпускал порой до полутора тысяч снарядов на батарею, никогда, кроме единичных, потерь не было».

Из приказа 1-го Прибалтийского фронта.

15 декабря 1944 г:

«За время летне-осенних наступательных операций из-за употребления непроверенных трофейных жидкостей кривая роста массовых отравлений со значительным количеством смертельных случаев ползет вверх.

15 июля 1944 г. курсантами 3-го отдельного учебного танкового полка была найдена трофейная бочка с этиленгликолем. Командир 3-й роты танкового батальона гв. ст. л-нт Сорокин, назвав найденную жидкость ликером, налил себе пол-литра, а остальное разрешил выдать курсантам. В ночь с 15 на 16 были организованы групповые выпивки курсантов и офицеров во главе с гв. ст. л-нтом Сорокиным.

18 июля с. г. 21 человек, в том числе гв. ст. л-нт Сорокин, несмотря на оказанную мед. помощь, умерли.

Командиру танкового батальона обеспечения капитану Борт Я. Ф. и его заместителю по политчасти майору Васькину И.Ф. было своевременно доложено о групповой пьянке. Они не только не приняли мер к пресечению пьянки, но сами в этот вечер напились.

24 августа с. г. командир взвода 5-й гвардейской танковой армии лейтенант Савельев обнаружил ящик с древесным спиртом, из которого взял несколько бутылок, пропустил через респираторную коробку и вместе с подчиненными красноармейцами выпил этот спирт. Утром 25 августа с. г. трое, в том числе лейтенант Савельев, скончались; остальные пять красноармейцев после медицинского вмешательства остались живы.

Произведенным исследованием выпитого спирта установлено наличие в нем яда, на бутылках имелись этикетки на немецком языке с надписью: «Осторожно — яд».

Командующий войсками фронта ПРИКАЗАЛ:

1. Под личную ответственность командиров частей и подразделений и их заместителей по политчасти еще раз внимательно изучить Приказ НКО № 0123–42 г., запрещающий пользование трофейными жидкостями противника.

2. Категорически запретить использование противогазов не по прямому назначению.

3. Разъяснить всему личному составу, что респираторные коробки не являются фильтрующим средством для яда и употребление подобных спиртных напитков неминуемо приведет к смертельным случаям.

4. Военному прокурору и председателю военного трибунала провести расследование и строго наказать всех виновных».

Приказ войскам 2-го Белорусского фронта. 11 февраля 1945 г:

«1. Запретить в период проведения операций пить алкогольные напитки от командира роты и выше.

Считать пьянство руководящих офицеров в условиях наступления чрезвычайными происшествиями и немедленно докладывать о них по команде для принятия мер.

2. Лиц, виновных в срыве или плохом выполнении боевой задачи из-за пьянства, сурово наказывать и предавать суду военного трибунала.

Командующий войсками 2-го БФ маршал Советского Союза Рокоссовский».

Приказ войскам 46-й армии. 24 апреля 1945 г:

«Военный трибунал 46-й армии в открытом судебном заседании рассмотрел дела по обвинению нач. штаба 1-го дивизиона 5-й арт. дивизии капитана Ткачева Якова Евдокимовича, 1912 г. рождения, уроженца Саратовской обл., русского, с низшим образованием, женатого, члена ВКП(б), служащего, несудимого, в Красной армии с 1936 г.

Командира батареи той же дивизии капитана Монахова Константина Николаевича, 1913 г. рождения, уроженца Владимирской обл., русского, с низшим образованием, женатого, члена ВКП(б), служащего, несудимого, в Красной армии с 1935 г.

Фельдшера 1-го дивизиона лейтенанта медицинской службы Звягинцева Василия Ильича, 1920 г. рождения, уроженца Северо-Казахстанской обл., русского, со средним образованием, холостого, члена ВКП(б), служащего, несудимого, в Красной армии с 1940 г.

УСТАНОВИЛ: виновность Ткачева, Монахова, Звягинцева в преступлении — отравлении в дивизионе 67 человек древесным спиртом, из коих 12 человек умерли, — предусмотренном ст. 193–17, п. «а» УК РСФСР, и руководствуясь ст. ст. 319 и 320 УПК

ПРИГОВОРИЛ: лишить свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях: Ткачева и Монахова сроком на десять лет каждого, Звягинцева на пять лет, без поражения в правах, с лишением воинского звания «капитан» Ткачева и Монахова».

Информационное сообщение интендантского управления 1-го Белорусского фронта 6 мая 1945 г:

«В период наступательных операций войсками захвачено большое количество разнообразного трофейного продовольствия и напитков, которые не проверяются своевременно лабораторным путем.

В результате непринятия предупредительных мер, неумения распознать технические жидкости и спирт и отличить их от пищевых напитков, а также недостаточной охраны подозрительных на отравление продуктов имели место случаи одиночных и массовых отравлений среди личного состава войсковых частей.

В 3-й Ударной армии в результате употребления метилового (древесного) спирта отравились 251 человек, из них со смертельным исходом — 65.

В 49-й армии отравились от употребления спиртообразных жидкостей 119 человек, из них 100 умерли.

В 46-й армии в 5-й АД отравились трофейной жидкостью 67 военнослужащих, из них 46 умерли. Организаторами (пьянки) явились сами офицеры.

Во 2-м ПФ после освобождения города Резекне группа бойцов, сержантов и офицеров 8 гв. СД обнаружили в аптеке спирт, не исследовав его, начали распивать, в результате получили отравление 110 человек, из которых 34 умерли и часть находится в тяжелом состоянии. Впоследствии выяснилось, что это был метиловый (древесный) спирт.

В 31-й ГВАД произошло массовое отравление трофейным метиловым спиртом, в результате чего отравились 70 человек, из них 16 человек умерли и 4 потеряли зрение. Произведенным расследованием установлено, что старшины 5-й батареи Перерва и 6-й батареи Куприянов доставили в расположение дивизиона 3 железные бочки с неисследованной жидкостью около 300 литров под видом спирта. С ведома военфельдшера ст. лейтенанта м/с Блинкова выдали эту жидкость в батареи и организовали пьянку. В тот же вечер о наличии в дивизионе неисследованной жидкости было доложено командиру дивизиона гв. майору Чистякову и его заместителю гв. майору Черноситову, последние никакого значения этому вопросу не придали и мер никаких не приняли к изъятию спирта.

Для предотвращения отравления:

1. Все трофейные склады с пищевыми продуктами или напитками и аптеки проверить представителям сан-службы с целью выявления метилового спирта и других ядовитых жидкостей.

2. Обеспечить их строгую охрану, все наличие таковых сдать трофейным органам, а при невозможности сдачи и организации охраны — УНИЧТОЖИТЬ.

3. Провести во всех ротах политинформации о фактах отравлений и их исходах.

4. В красноармейских газетах поместить санитарные памятки и издать листовки с объяснением, почему нельзя пить неизвестную жидкость.

5. Политработников тех частей и подразделений, где имело место отравление, сурово наказать как лиц, безответственно относящихся к воспитанию подчиненных им людей.

6. Обеспечить неукоснительное выполнение приказов: зам. наркома обороны, Военного совета фронта и Армии.

О принятых мерах донести немедленно».

* * *

«Военному прокурору 47-й армии.

В ночь с 28 на 29 апреля с. г. рядовой фронтовой трофейной бригады красноармеец Воробьев добыл у неизвестных бутылку спирта, которую он разбавил квасом и выпил. Через 20 минут он почувствовал себя плохо, появилось «жжение в груди», сжимающие боли в сердце, потеря зрения, боль в нижних конечностях, изо рта сладковатый, острый запах, напоминающий хлороформ, озноб, спутанность сознания.

Воробьев был доставлен в ЭГ № 2763 в тяжелом состоянии. Несмотря на оказание медицинской помощи, не приходя в сознание Воробьев умер».