Лекарство от бешенства

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Лекарство от бешенства

«Уклонисты» еще пытались сопротивляться. 20 февраля 1923 года они направили в ЦК заявление, требуя «с учетом специфики Грузии» дать возможность «реализовать себя в легальной деятельности» меньшевикам. Не уверен, но, кажется, даже и национал-демократам. Ничего страшного в этом как бы и не было. Но нарушение устава партии имелось безусловно. Трудно понять, отчего Мдивани, Окуджаву, Кавтарадзе и других так понесло. Возможно, они надеялись привлечь симпатии «широких масс», по их мнению, – вернее, по утверждению «бомонда», мнение которого они уже считали своим, – симпатизировавших меньшевикам. Но, пытаясь добиться отстранения существующего в Грузии «режима» и возвращения к рулю, они шаг за шагом сами выводили себя из рядов партии. А тем самым и из политики. И, понятно, допрыгались. Нет, наказывать их не стали, Коба для этого был пока еще слишком сентиментален и крови не хотел. Их просто удалили с Кавказа, устроив на высокие посты в других регионах. И никаких проблем не возникло. «Бомонд», с которым «уклонисты» так пытались ладить, даже не подумал возвышать голос, напротив, злорадно шушукался. «Неформальные» меньшевики, убедившись, что покровители окончательно вылетели в кювет, перестали фрондировать и 25–30 августа провели в Тифлисе «съезд побежденных». Делегаты, представлявшие 11 235 членов партии (абсолютное ее большинство), объявили о признании платформы III Интернационала и ликвидации СДП(м)Г. «Сопоставив поведение меньшевистского правительства в Грузии, – говорилось в заявлении, – с поведением сменившего его Советского правительства, мы убедились, что первое загоняло пролетариат под ярмо буржуазии, а второе выводит его на широкую дорогу к социализму. Поэтому, и только поэтому, мы решили покинуть ряды меньшевистской партии». В октябре по примеру старших товарищей самораспустились «молодые марксисты» (нечто вроде комсомола при меньшевиках), немного раньше то же самое сделали и национал-демократы, идейные наследники Ильи Чавчавадзе. Естественно, большинство «прозревших» немедленно подало заявления о вступлении в ряды КП(б)Г и, столь же естественно, почти все желающие были приняты, получив доступ к госслужбе и карьере. Большевикам нужны были деятельные, образованные кадры из числа местного населения. Кто-то, реально что-то потерявший, конечно, остался и в подполье, а через год устроил опереточное «восстание», но таких оказалось очень, очень мало, а поддержали их на всю Грузию менее тысячи душ.

Смертельно обиженные уже решительно на все и на всех, павшие вожди, а ныне просто партийные начальники среднего уровня, в полном составе ушли к Троцкому, став едва ли не самым верным из, как он говорил, «боевых отрядов революции». Ни о какой идейной близости речи не шло: «уклонисты» были в этом смысле как раз противниками Льва Давидовича, скорее уж более близкими к Бухарину, даже еще правее. Но идеология, похоже, уже никого не волновала. Троцкий боролся со Сталиным, в случае победы реставрация Мдивани и его команды в Тифлисе стала бы реальностью, а потому глупостями типа нюансов трактовки марксизма никто себе голову не морочил. Вместе с Троцким и проиграли. После чего, как водится, пошли на поклон к Кобе. Который мстить опять не стал. Хотя, разумеется, не отказал себе в удовольствии вывалять бедолаг в дегте на потеху всей партии. «Никаких разногласий по национальному вопросу с партией или с Лениным у меня никогда не было, – заявил он. – Тов. Ленин упрекал меня в том, что я веду слишком строгую организационную политику в отношении грузинских полунационалистов, полукоммунистов типа Мдивани, что я «преследую» их. Однако дальнейшее показало, что так называемые «уклонисты», лица типа Мдивани, заслуживали куда более строгого отношения к себе, чем это я делал. Последующие события показали, что «уклонисты» являются разлагающейся фракцией самого откровенного оппортунизма… Ленин не знал и не мог знать этих фактов, так как болел, лежал в постели и не имел возможности следить за событиями». Однако, попинав, простил и опять трудоустроил. «В 1929-м, после окончательного разгрома «левых», – писал уже в 1937-м, похоже, с толикой злорадной обиды Лев Давидович, – Буду Мдивани, в числе других сломленных и усталых стариков, отошел от оппозиции… От оппозиции отошел и Окуджава.

Им удалось включиться в сталинский аппарат. Они скоро снова заняли ответственные посты. Мдивани, например, вплоть до ареста был наркомом и зампредсовнаркома Грузии. Его портреты появлялись не только в тифлисских, но и московских газетах. Забыв о своих прошлых оппозиционных «грехах», они старались не думать и о грехах Сталина. Но, приспособившись к сталинщине, старые соратники вероятно, жаловались друг другу, высказывали недовольство, поругивали режим. Возможно даже, обдумывали, как вернуться к власти». Бывший Лев Революции, обитающий то ли еще в Норвегии, то ли уже в Мексике, как видим, серьезно возмущен. Уж при нем-то, следует читать, такого бы не произошло. Ни за что.

Впрочем, справедливости ради, отметим: те, кто не «жаловался», не «поругивал» и вообще не интриговал или хотя бы интриговал в меру, дожили свои дни в покое, довольстве и почете. Трудясь на ответственных постах. А затем – как Филипп Махарадзе и Серго Кавтарадзе, – получив статус почетных пенсионеров всесоюзного значения. Что же касается памятливого Иосифа Виссарионовича, то он, надо полагать, сделал из этой истории определенные выводы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.