Немецкие «куколки»

Немецкие «куколки»

Хоть мы были ППЖ,

Просим извинения,

А фашистским вертихвосткам

Не видать прощения.

Из военного фольклора

«Я был гостем капитана Кригля, командира прославленного строительного батальона, — вспоминает Армин Шейдербауер о своем посещении летом 1943 года под Смоленском немецкого офицера, руководящего строительством оборонительных сооружений, на которое были согнаны русские женщины и подростки. — Он жил один в маленьком домике. У него не было ординарца, и его обслуживала местная женщина. Вера была приятной и интеллигентной чертежницей из Белостока. Она не скрывала своих большевистских убеждений и свою веру в победу Советского Союза. Но это не мешало ей жить с Криглем, которому было за сорок, как жене с мужем. У нее было пухлое лицо, красные щеки, большая грудь, и она всегда была в хорошем настроении. Даже если она и притворялась, то все равно в ее положении у нее были все причины радоваться, поскольку единственная работа, которая от нее требовалась, заключалась в уходе за капитаном Криглем.

Не только я, но и находившийся вместе со мной местный командир, мы оба были поражены бессовестной откровенностью, с которой Кригль пренебрегал понятиями чистой жизни и супружеской верности. Более того, то же самое происходило и с его подчиненными. Гражданские лица, исключительно женщины и подростки, не содержались под охраной. За ними просто присматривали музыканты полкового оркестра. Я слышал, что у каждого из этих фельдфебелей и унтер-офицеров, военных музыкантов на действительной службе, была своя «жена» из женщин-работниц. Отрезвляющим фактом стало для меня то, что даже у нас имелась роскошь в тылу и что эти «этапные свиньи», оставившие такой глубокий след в литературе о первой мировой войне, еще не были изничтожены духом новой Германии».

Ефрейтор Гельмут Клаусман вспоминал, что на Украине, где их встречали «почти как освободителей», украинские девушки легко заводили романы с немцами. «В Белоруссии и России это было большой редкостью».

В принципе, связи немецких военнослужащих с женщинами на оккупированной территории начальство должно было строго пресекать. В гестапо существовал даже специальный отдел «этнического сообщества и здравоохранения». В его функции входил контроль «за семенным фондом рейха», и солдата, пойманного на «преступном разбазаривании» этого самого фонда могли отправить в концентрационный лагерь. Армин Шейдербауер пишет, что его даже во время нахождения на переднем крае обязывали в этом плане проводить воспитательную работу со своими подчиненными. В частности, читать им лекции на тему «Солдат и женщина другой расы». Но, как уже не раз говорилось, жизнь брала свое.

Очень часто, вступая в связь с солдатом или офицером вражеской армии, женщина делала это из самых банальных соображений — на разоренной войной земле нужно было что-то есть самой и кормить детей. Генрих Метельман вспоминал, что зимой 1942–43 годов в станице Морозовской неподалеку от Сталинграда население голодало очень сильно, и «случалось, что женщины помоложе предлагали за краюху хлеба даже себя».

В годы войны на мотив знаменитой «Катюши» пели, случалось, песню и такого содержания:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой,

А в зеленом садике Катюшу

Целовал фельдфебель пожилой.

Позабыла прошлое Катюша,

Письма Вани в печке все сожгла,

По соседству из немецкой кухни

Старикашку-повара нашла.

Приносил ей повар ежедневно

Корки хлеба, шпик и колбасу.

А за это милая Катюша

Отдавалась частенько ему.

Впрочем, меркантильные интересы могли совпадать и с чисто плотским влечением отвыкшей от мужской ласки (а то и вовсе не знавшей ее) женщины, а порой и перерастать в определенной степени лирические отношения.

«Парадоксально чем больше девушка пользуется успехом у немцев, тем больше она сама как будто привязывается к какому-нибудь гансу или фрицу, тем большая тоска у ней по дому и по прошлому. А что не все «кралечки» только продаются за хлеб и за солдатский суп, это совершенная истина. Цинично продающихся весьма небольшой процент. И какие бывают крепкие и трогательные романы среди них, — пишет в своем «оккупированном» дневнике Лидия Осипова (Павловск, 1942 год). Но чуть ниже «выдает» следующее: — Немцы, несмотря на свою сентиментальность, очень грубы с женщинами. Они любят устраивать подобие семейной жизни со своими подругами, но по существу — эгоисты и хамы с ними. А в «компании» они заставляют девушек чистить за собой уборные и с наслаждением и издевательством загаживают все. Немцу ничего не стоит ударить женщину.

Испанцы — страсть, наскок и подлинное уважение к женщине. Они могут очень легко и просто из ревности зарезать свою подругу, никогда не ударят.

Все немецкие кралечки немедленно перекинулись от немцев к испанцам. И испанцы тоже проявляют большую нежность и привязанность к русским девушкам. Между ними и немцами ненависть, которая теперь еще подогревается соперничеством у женщин. Испанцы получают два пайка. Один от немецкой армии, другой — от своего правительства и раздают излишки населению. Население немедленно оценило все испанское добродушие и немедленно привязалось к испанцам так, как никогда не могло бы привязаться к немцам».

Побывавший в освобожденной от фашистов Луге Павел Лукницкий писал в своем «фронтовом дневнике»:

«В Луге среди молодых женщин есть немало таких, которые работали на немцев, очевидно, жили с ними. Этих женщин легко узнать: одежда немецкая, обувь немецкая; есть беременные, есть родившие. Презрение к ним все выражают единодушно и резко. Общественное осуждение их аморальности и антипатриотизма — справедливо и необходимо. Но при разборе дел судить в согласии с уголовным кодексом следует только выявленных предательниц».

Уголовный кодекс того времени, действительно, не предусматривал наказания девушке или женщине за сожительство с военнослужащим вражеской армии и, насколько известно автору, судебных приговоров по таким «делам» не было. Но вот отвечать во внесудебном порядке за свои «развлечения» вертихвосткам порой все-таки приходилось.

«Население городов оказалось менее стойким, чем деревень, в деревне нравы строже, и с общественным суждением там каждый считается. В партизанской столовой, на Лесной улице, были устроены танцы, — продолжает запись в своем дневнике о пребывании в освобожденной от врага Луге Павел Лукницкий. — Собрались бойцы воинской части, пригласили партизан. Но едва в зале появились лужские девицы, произошел скандал. Партизаны возмутились:

— Не танцевать с ними! Партизанки и красноармейки пусть танцуют, а этих немецких куколок — выгнать!»

В зале нашелся кто-то, попытавшийся возразить: «Неудобно, барышни приглашенные».

Но скандал только усилился, и лужским девицам пришлось оставить своих партнеров: одни ушли, другие сидели молча, сконфуженные, не поднимая на мужчин глаз»

А бывало, что хлестало нацистских «кралечек» и «куколок» и похлеще. В своих «Записках командира штрафного батальона» воевавший на Волховском фронте Михаил Сукнев пишет: «Фрицы давали нам передышки в свои католические праздники. Тогда на нас за сутки — ни одного выстрела. У противника шла гульба, к нам доносился только визг женщин под губные гармошки. За ручьем в лесу — настоящий содом».

Содом этот так подействовал на нервы Сукневу, что он уговорил артиллерийского лейтенанта-наблюдателя дать залп катюшами по немецким блиндажам. «Там же женщины», — заметил молоденький лейтенант. «Там не женщины, а продажные стервы, фашистские подстилки!» — гневно ответствовал комбат. И залп дали, причем очень точный. «С той стороны слышались крики, стоны, валил густой дым от горящих блиндажей и леса. Фашисты открыли ответный огонь».

Надо отметить, что общение с русскими женщинами далеко не всегда оставляло у немецких военнослужащих понятную радость, но заканчивалось порой весьма печально. И не венерические болезни были здесь главной опасностью. Как уже говорилось, многие солдаты вермахта ничего не имели против того, чтобы подцепить гонорею или триппер и несколько месяцев перекантоваться в тылу, — все лучше, чем идти под пули красноармейцев и партизан. Получалось настоящее сочетание приятного с не очень приятным, но зато полезным. Однако именно встреча с русской девушкой нередко заканчивалась для немца партизанской пулей.

Вот несколько строк из приказа от 27 декабря 1943 года тыловым частям группы армий «Центр»: «Два начальника обоза одного саперного батальона познакомились в Могилеве с двумя русскими девушками, они пошли к девушкам по их приглашению и во время танцев были убиты четырьмя русскими в гражданском и лишены своего оружия. Следствие показало, что девушки вместе с русскими мужчинами намеревались уйти к бандам и таким путем хотели приобрести себе оружие».