Глава 13. СЕМЕЙНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДРАМЫ (35–31 гг. до н. э.)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 13.

СЕМЕЙНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДРАМЫ

(35–31 гг. до н. э.)

Обращение Александры к Клеопатре по поводу гибели сына. Вызов Ирода на суд к Антонию. Тайный приказ шурину Иосифу относительно Мариамны. Ревность царя и казнь Иосифа. Клеопатра в Иудее, вынужденные уступки. Испытания войны с соседним набатейским царем. Землетрясение в Иудее. Победа Октавиана над Антонием в битве при Акции. Казнь Гиркана II.

Несмотря на торжественные похороны юного Аристобула, объяснение его гибели несчастным случаем и публичную скорбь царя, версию о сознательном убийстве по его приказу юного первосвященника излагает Иосиф Флавий. Этот историк, сам принадлежавший к дому Хасмонеев, настолько в ней уверен, что прямо называет скорбь царя притворством. Однако попробуем высказать и возможные сомнения. Конечно, на первый взгляд, устранение Аристобула формально выгодно царю, но на наш взгляд, в данном случае возможно имеет место бессознательное перенесение последующих казней других его реальных или мнимых противников, включая членов его семьи, на событие, произошедшее при совершенно других обстоятельствах. Ведь, по описанию самого Иосифа, до гибели Аристобула Ирод из чувства любви к жене прилагал искренние усилия по примирению своих старых и новых родственников, тем более, что юный Первосвященник никакой самостоятельной роли не играл. Более того, гибель Аристобула в тот момент могла подвергнуть самого Ирода смертельной опасности, как это и произошло на самом деле. Царь отлично знал о дружбе его матери с Клеопатрой, обладавшей огромным влиянием на безумно влюблённого в неё Антония. У него не было при этом никаких сомнений, что египетская царица постарается использовать любую возможность завладеть его царством, считая его наследственным владением дома Птолемеев. Сегодня невозможно, конечно, провести независимое расследование, и эта история останется такой же исторической загадкой, как, например, роль Бориса Годунова в гибели царевича Дмитрия. О её обстоятельствах историки спорят уже четыре века, но вина Бориса всё же не доказана, хотя формально устранение царевича оказалось в его интересах.

Однако в случае гибели юного Аристобула последующие события прямо подтверждают сомнения в сознательной причастности Ирода к смертельно опасному для него и его семьи событию. Как и следовало ожидать, Александра снова обращается к своей царственной подруге Клеопатре с просьбой убедить Антония призвать Ирода к ответу за незаконное убийство её сына — главного священника местного святилища. Надо сказать, что последний довод имел особое значение для суеверных римлян. Клеопатра, в свою очередь, наговаривала своему возлюбленному: «Несправедливо, что Ирод, получивший от Антония без всякого со своей стороны права царскую власть, теперь совершает такие беззакония по отношению к настоящим царям». Антоний, слушаясь Клеопатру, послал Ироду указание прибыть к нему для отчёта, указав в письме, «что если это убийство произведено с его ведома, то он поступил незаконно» (ИД. Т. 2. С. 139). Ироду надо было явиться в Лаодикею (ныне порт Латакия в Сирии), куда Антоний прибыл весной 35 года до н.э., направляясь во второй, более успешный, поход на восток в Армению и Парфию.

Узнав о том, что его сопровождает Клеопатра, по общему признанию, полностью подчинившая себе волю Антония, Ирод вполне осознал грозящую опасность. Готовясь к самому худшему, он поручает мужу своей сестры Саломеи Иосифу управление делами государства на время своего отсутствия. Он также отдаёт ему тайный приказ в случае его гибели немедленно убить Мариамну. Ситуация была опять-таки достойной пера Шекспира: Ирода больше собственной смерти мучила мысль о том, что горячо любимая им Мариамна попадет в объятия другого, хотя бы самого Антония. Ведь он, несомненно, знал, что её портрет был послан любвеобильному триумвиру Александрой.

Однако Иосиф слишком добросовестно подошел к исполнению своих обязанностей, возможно, впрочем, что он также подпал под очарование царицы. При частых посещениях её он стал постоянно и настойчиво говорить о любви к ней царя. При этом, явно расчувствовавшись, он не выдержал и, нарушив строгий запрет, сообщил о тайном приказе Ирода. По его мнению, этот приказ свидетельствует о безмерной любви Ирода к Мариамне. Царь, якобы, не допускает мысли о том, чтобы она даже после его смерти принадлежала другому. Однако, как полагает Иосиф Флавий, Мариамна, конечно, под влиянием матери, истолковала этот приказ как свидетельство эгоизма царя, который даже перед лицом своей гибели думал о том, чтобы погубить их. Из этого эпизода видно, что надежды Александры на помощь её подруги Клеопатры в деле устранения Ирода были весьма велики и обоснованы.

Александра была настолько в этом уверена, что вскоре после отъезда царя из Иерусалима явно из царского дворца стали распространяться слухи о том, что Ирод подвергнут позорной казни. Видимо, действуя по заранее продуманному плану, она стала уговаривать Иосифа бежать вместе с нею и Мариамной под защиту римского легиона, расквартированного под Иерусалимом для защиты царской власти. Она явно имела в виду не только спастись от неизбежных после гибели царя беспорядков в городе. Как женщина нового типа она, пренебрегая условностями иудейской морали, надеялась предстать с красавицей дочерью перед самим Антонием. Александра не сомневалась в том, что любвеобильный триумвир не откажет ей в восстановлении власти настоящей царской династии Хасмонеев.

Однако в самый разгар всех приготовлений к бегству всё рухнуло — в Иерусалим из Лаодикеи прибыло письмо, в котором Ирод сообщал, что его свидание с Антонием прошло благополучно, и он отверг все наветы Клеопатры. Антоний после дружеской беседы со своим старым сподвижником и боевым товарищем даже заявил: «Нехорошо привлекать царя к ответственности за то, что происходит в его царстве (в таком случае он сам не желал бы быть царём), ибо те, кто предоставил царю его власть, должны предоставить ему и полное право пользоваться ею» (ИД. Т. 2. С. 140). Далее в письме говорилось, что Антоний не только решил дело в его пользу, но постоянно оказывал ему почести, приглашая его на совещания и к своему обеденному столу. Происки же Клеопатры против иудейского царя были решительно Антонием отвергнуты. Более того, Антоний даже нашел в себе силы сказать, что «не позволит больше Клеопатре вмешиваться в дела правителей». Трудно объяснить столь неожиданный поворот событий. Психолог, да еще склонный к мистике, мог бы объяснить это могущественным ощущением силы характера, исходившим от иудейского царя. Как мы видели ранее, его обаянию поддавались столь разные люди, как Юлий Цезарь, племянник Цезаря Секст Цезарь, убийца Цезаря Кассий, Октавиан, а впоследствии первый сподвижник Октавиана Агриппа. Влияние, видимо, было настолько сильным, что Антоний даже смог под ним стряхнуть хотя бы на время магические чары Клеопатры.

Но, безусловно, значение имели и рациональные доводы. Конечно, Ирод прибыл к Антонию, собиравшемуся в дальний поход на Восток и нуждавшемуся в средствах, не с пустыми руками. Помимо этого, весомым доводам была неоднократно проверенная способность Ирода сохранять спокойствие и порядок в такой беспокойной стране, как Иудея. О том, что силы, стремящиеся свергнуть царя, может быть, даже надеявшиеся на парфянскую поддержку, там существовали, свидетельствует наличие в стране сильной римской воинской части, расквартированной под Иерусалимом. К этому следует добавить, что за прежней династией Хасмонеев сохранилась репутация противников римлян. Что же касается собственно судьбы юного принца, то Антония она явно интересовала крайне мало. Убийство по политическим соображением, даже если оно действительно имело место, было нередким делом в римской междоусобной войне. По воле самого Антония был убит знаменитый оратор Цицерон и другие люди, включенные им и Октавианом в проскрипционные списки иногда только потому, что они просто обладали значительными состояниями, которые конфисковывались. В письме Ирода также сообщалось, что царю даже удалось ублажить и Клеопатру, удовлетворив её алчность территориальными уступками.

Однако после возвращения из опасного путешествия довольного царя ждали серьёзные неприятности. Горячо любимая мать и сестра Саломея немедленно донесли ему о планах бегства Александры. При этом Саломея, ослепленная ненавистью к Мариамне за постоянные упреки в низком происхождении, пошла даже на то, чтобы обвинить своего мужа Иосифа в совращении им Мариамны. Сестра, конечно, знала, как поразить горячо влюбленного царя в самое сердце. Однако, сдержав свой гнев, Ирод откровенно передал жене это обвинение. Мариамна была искренне оскорблена такой клеветой, и в конце концов сумела убедить царя в своей верности. Супруги примирились и с со слезами облегчения обнялись. Но тут у царицы в свою очередь пробудилась женская гордость и она с упрёком сказала Ироду: «Однако вовсе не доказательство твоей любви ко мне то, что ты приказал сделать, если бы погиб от руки Антония, а именно, чтобы я безвинно погибла» (ИД. Т. 2. С. 141).

Эти слова поразили безумно любящего мужа. Все подозрения пробудились в нём с новой силой. Как в трагедии Шекспира, этот суровый воин и правитель стал рвать на себе волосы, зарыдал и стал утверждать, что сообщение Маримне столь секретного приказа свидетельствует о наличии между ею и Иосифом весьма близких отношений. Только огромным усилием воли ему удалось сдержать себя и не убить жену, мать своих детей. Возможно, её спасли не только любовь мужа, но свойственные ей при всех её недостатках мужество и смелость. Однако, даже не повидав Иосифа, он приказал его казнить, а Александру как главную виновницу всех его семейных проблем заключить в темницу.

Что касается Клеопатры, то отделаться от её притязаний Ироду все же не удалось. Уступкой части Келесирии, видимо, областей севернее Галилеи, дело не ограничилось. Не получив от Антония полностью того, что желала, египетская царица все же стала обладательницей всех торговых городов Палестины вдоль побережья Средиземного моря, в том числе и единственного тогда морского порта Иудеи — Газы. Однако самой болезненной в экономическом отношении была уступка ей территории вокруг Иерихона, где росли великолепные финиковые пальмы и производился славящийся на всё Средиземноморье целебный бальзам. Этот бальзам считался лучшим средством для лечения головных болей и болезней глаз, а пальмовое вино из иерихонских фиников поставлялось даже в Италию. Ироду пришлось взять эту свою бывшую территорию у Клеопатры в аренду и выплачивать ежегодно 200 талантов (эта сумма составляла почти половину годового дохода Ирода от Иудеи, Самарии и Идумеи в 4 году до н.э.){152}.

Египетская царица, проводив в поход Антония до Евфрата, решила лично обследовать свои новые владения и в 34 году до н.э. по дороге в Египет через Дамаск приезжает к Ироду. Более нежеланной гостьи трудно было себе представить иудейскому царю. Однако, проявив выдержку искусного дипломата, он принимает её с большими почестями, хотя и сохраняя достоинство царя-воина. Клеопатра, конечно, преследовала своим путешествием несколько целей. Главной из них была экономическая — она хотела лично ознакомиться со своими новыми владениями и определить их доходность. Кроме того, царице хотелось организовать выплату дани, которую набатейский царь Малх должен ей платить в размере 200 талантов по приказу Антония в наказание за помощь парфянам (ИД. С. 147){153}. В свою очередь, Ирод был заинтересован в том, чтобы всеми силами по возможности воспрепятствовать египетскому влиянию в регионе. Поэтому он гарантировал египетской царице аккуратный взнос арендной платы за Иерихонскую область и обязался гарантировать выплату дани набатейцами.

Правда, из сообщения Иосифа Флавия следует, что Ирод сумел отстоять независимость соседнего Набатейского царства. За это набатейцы должны были платить 200 талантов в качестве компенсации за понесённые иудейским царём затраты. Таким образом получается, что формально переданная Клеопатре область вокруг Иерихона фактически оставалось у него совершенно бесплатно.

Но помимо урегулирования экономических вопросов, как свидетельствует Иосиф Флавий, египетская царица решила испробовать на Ироде то оружие, которое подчинило ей многих мужчин, в том числе Юлия Цезаря, Гнея Помпея и Марка Антония. Хотя в 34 году до н.э. ей уже исполнилось 35 лет (много по меркам античного времени), она немало пережила и испытала, имела уже много детей, но по-прежнему считала себя неотразимой, что неохотно признавали даже некоторые её недоброжелатели.

Очень точно её характеризует Шекспир словами сподвижника Антония Энобарба:

Над ней не властны годы. Не прискучит

Её разнообразие вовек.

В то время как другие пресыщают,

Она тем больше возбуждает голод,

Чем меньше заставляет голодать.

В ней даже и разнузданная похоть —

Священнодействие{154}.

Иосиф Флавий, правда, затрудняется объяснить причины её попытки соблазнить Ирода: или она увлеклась этим суровым, мужественно красивым иудейским царем, или делала это для осуществления каких-то коварных замыслов. В любом случае, её поведение внушило царю отвращение к ней, но, помимо этого, он понимал, что она, в конечном счёте, погубит его покровителя Антония. У него даже появилась мысль спасти Антония, просто приказав её убить, пока она была в его полной власти. Однако, сознавая её безграничную власть над триумвиром, он отказался от этой мысли, понимая, что этим поступком, как пишет Иосиф, «он потрясёт царство своё массой невообразимых бедствий и подвергнет таковым всю свою семью, тогда как он вполне приличным образом может отклонить столь преступное предложение Клеопатры» (ИД. Т. 2. С. 143). Иудейский царь решительно отказался от спасительного для Антония порыва её убить и, выполняя роль любезного и гостеприимного хозяина, щедро одарил царственную гостью и проводил её до границы с Египтом.

Последующие годы подтвердили его худшие предположения. После удачного похода в Армению, находившуюся в союзе с Парфией, Антоний устраивает себе триумф в Александрии и предпринимает торжественную раздачу земель, изображая себя властелином Востока. Клеопатру он провозглашает царицей Египта, Кипра, Африки и Келесирии, назначив ей в соправители Цезариона — её сына от Юлия Цезаря. Своих сыновей от Клеопатры он именует по-персидски «царями царей», поручив Александру управлять Арменией, Мидией и Парфией (после её завоевания), а Птолемею — Финикией, Сирией и Киликией. Более того, Клеопатра в тот день была одета в священные одеянии богиня Исиды. Такой вызывающий разрыв с римской державой подкрепился потом отказом Антония от звания римского консула и официальным разводом в 32 году до н.э. с сестрой Октавиана Октавией. После этого Рим официально объявляет войну Антонию и Клеопатре.

Иудейский царь, несомненно, готов был принять участие в войне на стороне Антония, у которого был явный перевес в численности армии и судов флота. Однако он, отлично предвидя роковую роль Клеопатры, наверняка был благодарен судьбе, избавившей его от обязанности принять участие в этом предприятии. Дело в том, что, воспользовавшись неопределённым положением в тогдашнем мире, набатейский царь перестал вносить требуемые платежи. Мятежника необходимо было примерно наказать за непослушание, для чего и был призван Ирод, что в этот момент освободило его от участия в походе с войсками Антония в Грецию навстречу армии Октавиана. Особенно была довольна этой войной Клеопатра, которой был выгоден любой её исход. В случае победы иудеев она сохраняет свои доходы и даже возможность аннексии Набатеи. Ещё больше её устраивал разгром войска Ирода, поскольку тогда возникла бы возможность добиться присоединения к своим владениям обоих царств.

Несмотря на многие превратности судьбы, война ещё раз показала блестящие способности Ирода как смелого воина и талантливого полководца. Этому, несомненно, способствовало применение хорошо знакомых ему военной тактики, организации и вооружения войск по римскому образцу. Вполне возможно также использование им римских офицеров и даже войсковых единиц. Ведь, как было сказано, в его распоряжении находилась значительная римская воинская часть. Начало похода в 32 г. до н.э. было вполне успешным — в первом сражении у Диума, как полагают, на юго-западе Сирии за Голанскими высотами была одержана победа. Второе сражение состоялось у Канафы в глубине Сирии, находившейся под контролем Клеопатры, где сконцентрировались значительные силы врагов. Предусмотрительный Ирод намеревался действовать осторожно и, по римскому образцу, приказал прежде всего организовать боевой укреплённый лагерь. Однако, в нарушение его приказа, воодушевлённые прежней победой войска, возможно, по призыву младших офицеров напали на врага. Начало сражения было удачным для иудейской армии, противник начал отступать, но неожиданно в помощь набатейцам с тыла на иудеев при содействии Афинея — полководца Клеопатры, явно выполнявшего её указания, — напал сильный отряд. Поражение армии Ирода было полным, враги быстро взяли недостаточно укрепленный лагерь, благодаря чему царь не успел подвести подкрепления. Впоследствии он имел полное право утверждать, что если бы лагерь был достроен и укреплён, то он успел бы снова вырвать победу.

Но тогда делать было нечего. Собрав уцелевшие войска, Ирод отступил в горную местность, где трудно было действовать вражеской кавалерии, и начал, используя тактику изнуряющей врага партизанской войны, совершать набеги на набатейские поселения. Вместе с тем он, избегая прямого столкновения, подтягивал пополнения и укреплял свои войска. Но в этот крайне несчастливый для него и особенно для страны 31 год до н.э. на Иудею обрушилось новое бедствие — огромной силы землетрясение. Как сообщает Иосиф Флавий, погибло около 30 тыс. человек — огромное число, если принять во внимание общую численность тогдашнего населения Иудеи, вряд ли превышавшего миллион человек. Помимо этого, погибло множество голов домашнего скота, в том числе основной тягловой силы тогдашнего сельского хозяйства — быков. Размеры катастрофы объясняются расположением страны на границе разлома двух гигантских геологических плит — Азиатской и Африканской, внешним проявлением которой служит Иорданская впадина, по которой течёт река Иордан. Следует указать, что раскопки центра поселения ессейской общины Хирбет-Кумран на берегу Мертвого моря выявили следы этого землетрясения.

В такой ситуации царь вынужден был прибегнуть к дипломатии и направить посольство к набатеям, вероятно, с целью выиграть время. Однако момент для миссии был явно неудачен. Врагов, конечно, не могло не вдохновить постигшее Иудею опустошение и, как они могли предполагать, огромный моральный и численный урон иудейской армии. Все мирные предложения Ирода были с презрением отвергнуты, а послы были вопреки всем законам схвачены и убиты в качестве культовой жертвы. После этого набатеи, рассчитывая на лёгкую добычу, вторглись в лежащую в развалинах Иудею. Хотя находившиеся в полевых условиях иудейские войска пострадали от землетрясения гораздо меньше, но боевой дух воинов сильно упал, ввиду постигших их сородичей бедствий.

Как пишет Иосиф Флавий, или, точнее сказать, сообщают его источники, Ирод обратился к войскам с красноречивой и зажигательной речью. Приведенный полностью текст этой речи является позднейшим сочинением, как и это было принято у античных историков. Но, конечно, нельзя утверждать, что она была полностью выдумана. Ирод, несомненно, показал себя эллинистически образованным и умеющим согласно античной риторике логически строить доводы. Это, на наш взгляд, хорошо видно из следующего пассажа речи: «А что сам Господь желает этой войны и считает её справедливой, это видно из следующего: в то самое время, когда многие погибли от землетрясения, все воины остались невредимыми, и все вы спаслись, так что тем самым Предвечный показал нам, что, если бы вы двинулись в поход всем народом, с детьми и женами, никто из вас не потерпел бы никакого урона. Имея всё это в виду, особливо же помятуя, что в Господе Боге вы имеете всегдашнего заступника, вы теперь смело и спокойно можете выступить против тех, кто нечестив к друзьям, кто вероломен в битвах, кто насильственен по отношению к послам и кто всегда побеждаем вашей доблестью» (ИД. Т. 2. С. 149).

Вдохновлённые Иродом войска перешли Иордан, разгромили набатейскую армию, затем осадили их главную крепость Филадельфию (Рабат-Амон, ныне Амман, столица Иордании). После непродолжительной осады отрезанные от источников воды, осаждённые капитулировали. Ещё раз отметим, что из кратких описаний этого похода видно, как войска Ирода строго следовали римской тактике, в частности, в устройстве укрепленного военного лагеря, строгой дисциплине и организации правильной осады.

Поэтому вполне объяснимо сообщение «Иудейских древностей», что набатеи, «изумляясь военному искусству Ирода, добровольно подчинились ему и признали его правителем своего народа» (ИД. Т. 2. С. 150). (В «Иудейской войне» сказано, что они признали его своим «покровителем».) В любом случае ясно, что набатеи были приведены к покорности и обложены данью.

Но именно тогда, на вершине его славы как спасителя Иудеи, до Ирода дошла весть о победе 2 сентября 31 года в решительном морском сражении у мыса Акциум (Актий, Западная Греция) Октавиана над флотом Антония и Клеопатры. Подробности сражения подтвердили опасения Ирода, что именно Клеопатра погубит его покровителя. Как писал Плутарх, «битва сделалась всеобщей, однако исход её ещё далеко не определился, как вдруг у всех на виду шестьдесят кораблей Клеопатры подняли паруса к отплытию и обратились в бегство… Вот тогда Антоний яснее всего обнаружил, что не владеет ни разумом полководца, ни разумом мужа, и вообще собственным разумом, но — если вспомнить чью-то шутку, что душа влюблённого живёт в чужом теле, — словно сросся с этой женщиной и должен следовать за нею везде и повсюду. Стоило ему заметить, что корабль Клеопатры уплывает, как он забыл обо всём на свете, предал и бросил на произвол судьбы людей, которые за него сражались и умирали, и погнался за тою, что уже погибла сама и вместе с собой готовилась сгубить и его»{155}.

Такой оборот большой политики сразу изменил положение иудейского царя: судьба ещё раз поставила его и его семью перед смертельной угрозой. Ведь несмотря на успешную войну с негласным союзником Клеопатры — набатейским царем Малхом, он справедливо считался приближённым Антония, настолько близким, что только ради него Антоний ко всеобщему изумлению осмеливался твёрдо возражать желаниям Клеопатры. Положение было угрожающим, но Ирод не привык уступать обстоятельствам. Прежде всего, как большинство приверженцев Антония, ввиду его постыдного поведения он решает перейти на сторону нового властителя мира. Скоро представился случай оказать услугу Октавиану, продолжавшему преследование Антония. Дело в том, что Ирод приказал своим войскам перехватить направлявшийся в Египет на помощь своему хозяину отряд гладиаторов Антония, оказав тем самым помощь наместнику Сирии Квинту Дидию, также перешедшему на сторону Октавиана. Однако царь сознавал, что этого может оказаться мало при личном свидании с победителем Антония в его резиденции на острове Родос.

Ему надо было тщательно обдумать и предусмотреть все возможные последствия, поскольку речь шла о судьбе не только его, но всей его семьи. Главной проблемой для царя в сложившейся ситуации мог стать дед Мариамны — последний мужской представитель династии Хасмонеев Гиркан II, бывший Первосвященник и царь, как было сказано ранее, смещенный братом Аристобулом и изувеченный (лишением ушей) племянником Антигоном. Возвращённый из парфянского плена Иродом, он, достигший уже весьма почтенного для того времени возраста — за 70 лет, мирно доживал свой век при царском дворе. Однако, тем не менее, Гиркан оставался самым законным претендентом на царский престол в случае смещения и последующей казни самого Ирода как верного союзника Антония. Обстоятельства складывались так, что речь шла о жизни и смерти даже не только самого Ирода, но и его горячо любимых матери, сестры и брата, а также его сторонников. Всем им в случае воцарения Гиркана постарались бы отомстить приверженцы прежней династии Хасмонеев.

О трагической судьбе Гиркана, человека по характеру мягкого, слабого, всю жизнь поддававшегося чужим влияниям, Иосиф Флавий сообщает две версии. Одна из них излагается в воспоминаниях самого Ирода. Согласно им, его тёща Александра, искренне ненавидевшая зятя, стала уговаривать своего отца Гиркана, довольного жизнью при царском дворе, тайно связаться с набатейским царём Малхом. Его он должен был упросить предоставить последним Хасмонеям безопасное убежище, рассчитывая в случае ожидаемого смещения Ирода Октавианом законно претендовать на царский престол. Сначала старик якобы отказывался слушать дочь, но затем уступил и написал требуемое послание, в котором он просил набатейского царя прислать ему конных всадников, которые могли сопровождать его до отстоящего от Иерусалима на 300 стадий (прим. 56 км) Мертвого моря. Передать это послание было поручено некоему Досифею, родственнику казненного из ревности Иродом его шурина Иосифа. Однако этот посланник, желая приобрести благоволение царя, передал его самому Ироду. Царь, ознакомившись с содержанием письма, приказал ему запечатать послание и передать по назначению. Ответ Малха последовал незамедлительно. Набатейский царь обещал всяческое содействие не только Гиркану и членам его семьи, но и всем иудеям, противникам Ирода. Более того, он обещал даже выставить для их поддержки целое войско. Получив от Досифея это письмо, Ирод немедленно вызвал к себе Гиркана и прямо спросил о его договорённостях с Малхом. Гиркан всё отрицал, тогда Ирод в собрании высшего совета (синедриона) предъявил ему перехваченное письмо. В результате Гиркан был приговорён к смерти и казнён.

Однако Иосиф Флавий счёл нужным привести и другие версии происшедшего, авторы которых полагают, что Гиркан пал жертвой интриг царя. Якобы царь на пиру неожиданно спросил Гиркана: не получал ли он писем от Малха, на что тот ответил, что получил письмо с приветствием. На второй вопрос царя: не получал ли он от Малха подарков, был ответ, что получил от набатея четырёх верховых коней. Царь якобы усмотрел в этом подкуп и приказал казнить Гиркана. Далее в пользу невиновности Гиркана приводится довод, что слабохарактерный человек, постоянно жизнь находившийся под чужим влиянием, несомненно, не был способен на такие рискованные поступки в столь преклонном возрасте. В этом месте Иосиф Флавий для пущей убедительности даже приводит возраст Гиркана — 82 года, что на 10 больше настоящего.

Однако, если в истории гибели брата Мариамны юного Аристобула возможны дискуссии о непосредственной вине самого Ирода, то в случае Гиркана приказ царя не вызывает сомнений. Но ввиду того, что это первый случай прямого приказа царя о казни родственника, то, несомненно, заслуживает внимания вопрос о реальной вине Гиркана. Конечно, законный ответ на вопрос «кому выгодно» может недвусмысленно указывать на Ирода. Однако даже такой ответ не снимает проблемы о наличии тайного сговора Гиркана с царём Малхом.

Если внимательно сравнить две версии гибели Гиркана, то заметно, что они во многом, в сущности, не противоречат одна другой. Прежде всего, они обе согласны в том, что Гиркан имел тайную переписку с врагом Ирода — набатейским царём Малхом. Во-вторых, согласно первой версии, Гиркан якобы просит помочь бежать ему и его семье на границу Набатеи, где беглецов должен был стретить и взять под защиту вооруженный набатейский эскорт. Но косвенно это подтверждает и вторая версия, поскольку Гиркан признаётся, что Малх направил ему подарок — четыре верховых (выделено нами. — В. В.) лошади. Ясно, что преклонному старцу, каким его изображает Флавий, верховые лошади нужны не для занятия конным спортом, а для вполне определённой цели — наиболее быстрым и безопасным способом преодолеть вышеуказанные 55 км, на что потребовалось бы всего несколько часов. Что же касается третьего обстоятельства, на которое указывает антииродовская версия, — нерешительный и безвольный характер Гиркана, то ведь и объяснение из воспоминаний Ирода приписывает его действия влиянию дочери Александры, матери Мариамны. К этому надо добавить, что само предприятие могло выглядеть для его организаторов весьма перспективным и почти беспроигрышным. Антоний был окончательно повержен, и все его приверженцы опасались за своё будущее. Сам Ирод мог ожидать худшего от победителя Октавиана, а царь Малх, против которого Ирод вел войну по приказу Антония и Клеопатры, вполне резонно мог представить себя пострадавшим за дело нового Цезаря. Естественно, что, учитывая приверженность римлян к юридическим формальностям, последний наследник законной династии Хасмонеев Гиркан вполне и обоснованно мог претендовать на царскую корону вместо безродного ставленника Антония.

Таким образом, анализируя обе версии, есть вполне законные основания полагать, что изложенная в воспоминаниях самого Ирода история всего дела Гиркана содержит, осторожно говоря, весомую историческую основу. Если это так, то и гибель его была неизбежной. Как писал Пушкин в «Замечаниях на Анналы Тацита», разбирая основание первого приказа преемника Октавиана Тиберия об убийстве своего родственника Агриппы, «если в самодержавном государстве убийство может быть извинено государственной необходимостью, то Тиберий прав»{156}.