Глава 9. ВОЗВЫШЕНИЕ ИРОДА ПРИ ГАЕ КАССИИ И МАРКЕ АНТОНИИ (44–41 гг. до н. э.)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9.

ВОЗВЫШЕНИЕ ИРОДА ПРИ ГАЕ КАССИИ И МАРКЕ АНТОНИИ

(44–41 гг. до н. э.)

Рим после убийства Цезаря. Кассий — проконсул Сирии, жестокое вымогательство средств из Иудеи. Второй триумвират (Антоний, Октавий, Лепид). Новая гражданская война в Римской державе. Гибель Антипатра. Повторное утверждение Кассием Ирода наместником Келесирии. Разгром республиканцев Антонием и Октавианом. Ирод расстается с Дорис и обручается с царевной Мариамной. Прибывший на Восток Антоний назначает Ирода и его брата Фазаэля тетрархами Иудеи.

Как это неизменно происходит во все времена и у всех народов, после успеха победители стали делить добычу. Республиканцам она казалась грандиозной — огромная Римская держава, по тогдашним представлениям, весь обитаемый культурный мир. Восток державы достался самому расчётливому и неблагородному, даже по тогдашним понятиям, — Кассию.

Его характер и коварство гениально изобразило перо Шекспира. Буквально на пороге здания сената, где он будет убит, Цезарь говорит своему близкому помощнику Антонию о Кассии:

Хочу я видеть в свите только тучных,

Прилизанных и крепко спящих ночью.

А Кассий тощ, в глазах холодный блеск.

Он много думает, такой опасен…

...

Он слишком тощ! Его я не боюсь:

Но если бы я страху был подвержен,

То никого бы так не избегал,

Как Кассия. Ведь он читает много

И любит наблюдать, насквозь он видит

Дела людские; он не любит игр

И музыки, не то, что ты, Антоний.

Смеётся редко, если уж и смеётся,

То словно над самим собой с презреньем

За то, что не сумел сдержать улыбку.

Такие люди вечно недовольны,

Когда другой их в чём-то превосходит,

Поэтому они всегда опасны{116}.

Как всегда во время гражданских войн, для большинства тех, кто лично или идеологически не был заинтересован в успехе какой-либо из сторон, залогом выживания являлось умение поставить на того, кто побеждает в данное время. Проигрыш в этой игре мог стоить местным правителям не только власти, но и самой жизни. В связи с этим можно понять сложность задачи, стоявшей перед Антипатром и его сыновьями, поскольку покойный Цезарь был их покровителем. Ведь еще за год до его гибели, узнав об убийстве их друга, наместника провинции, родственника диктатора Секста Цезаря, сыновья Антипатра, первым из которых, несомненно, был Ирод, сразу же присоединились во главе своих войск к римским войскам, столкнувшимся с отрядами Басса у г. Апамея на Оронте. Вскоре в качестве преемника Секста из Рима прибыл новый наместник, Мурк (ИВ. С. 39; ИД. С. 100). Война затянулась, а после получения известия об убийстве Юлия Цезаря практически замерла. Благоразумность подобного поведения подтвердили последующие события. Все сильные и влиятельные люди империи понимали, что устранение Цезаря никоим образом не означает возвращение прежних республиканских добродетелей и законности. Это было абсолютно невозможно, вопрос заключался только в том, кто станет новым Цезарем. Прибытие в Сирию Кассия с полномочиями, данными сенатом, хотя есть сведения, что он сам себе их присвоил, резко изменило обстановку.

Коварный Кассий сразу проявил себя искусным дипломатом и хитрым политиком. Прибыв к Апамее, он сумел примирить Басса и Мурка, видимо, обещав им блестящие перспективы при новом правительстве. Римские военачальники, да и их войска с начала эпохи гражданских войн привыкли продаваться победителю, полагая, что каждая перемена власти сулит им, если вовремя поддержать победителя, деньги, подарки и привилегии. Но, конечно, для подготовки к решающей схватке с цезарианцами требовались не только награды имеющимся войскам, но и набор новых. Как всегда, для этого требовались три вещи — деньги, деньги и ещё раз деньги. Поэтому Кассий стал беспощадно и жестоко выжимать их из городов и жителей провинции. Возражать, конечно, никто не осмелился, потому что под командованием Кассия было целых 12 легионов.

Иосиф Флавий пишет, что тяжелее всего пришлось Иудее, с которой требовали особенно много. Вряд ли это было так, поскольку убийцы Цезаря вообще рассматривали все провинции, а также их население в качестве дойной коровы римской аристократии. Потом мы увидим, что с теми, кто платил исправно, обращались покровительственно независимо от происхождения. Кассий потребовал от Иудеи огромную сумму — 700 талантов. Чтобы понять её значительность, укажем, что она составляла примерно годовой доход всего царства Ирода в конце его правления, то есть примерно на той же территории после десятков лет процветания (ИВ. С. 119–120). Эти деньги выжимались самым беспощадным образом. Как пишет Иосиф Флавий, задержавшие, по мнению жестокого республиканца, плату иудейские города — Гофна и Эммаус, а также два менее значительных, были сурово наказаны, а их жители были проданы в рабство.

У Антипатра и его сыновей, давно сделавших ставку на римлян, конечно, колебаний не было. Антипатр, видимо, выполнявший роль реального распорядителя финансов, поручил сбор средств своим сыновьям и другим иудейским вельможам. Среди последних был и некий Малих, явно возглавлявший в окружении Гиркана оппозицию семейству Антипатра. Само имя Малих часто встречается у представителей соседнего арабского племени набатеев, и вполне возможно, что он по своему происхождению является иудаизированным набатеем. Хорошо известно, что в армии Хасмонеев служили многие представители языческих народов даже из весьма отдалённых краёв, например, фракийцы и писидийцы из Малой Азии, а в будущем на службе у самого Ирода были даже германцы. Другие исследователи высказывают мнение, что это искажённое еврейское имя, например, Элимелех, или Малахия. Во всяком случае у Иосифа Флавия нигде не указывается его нееврейское происхождение, он явно пользовался особым покровительством Гиркана и входил в ближайший круг его придворных.

Причиной этого могло быть следующее обстоятельство. Ирод, бывший наместником Галилеи, сумел одним из первых выполнить требование Кассия, предоставив ему 100 талантов, так же оперативно действовал его брат. Кассий был настолько доволен действиями Ирода, что, согласно некоторым источникам, в стране возникли слухи, что Кассий был так благосклонен к Ироду, что якобы обещал ему корону Иудеи после победы над цезарианцами. Этот слух не мог не обеспокоить и Гиркана, и членов его династии. Поэтому, в противоположность Ироду, явно при их скрытой поддержке Малих не спешил платить. Вряд ли он просто намеревался потянуть время и поторговаться или не понимал серьёзности положения. Скорее всего, была задумана коварная интрига, имеющая целью свалить вину за задержку дани на главного финансиста Гиркана, которым был, как было сказано выше, отец Ирода — Антипатр. Подтверждением такого замысла является дальнейший ход событий. Интрига Малиха провалилась, разгневанный Кассий распорядился его арестовать и казнить. Но тут Гиркан, явно спасая своего фаворита, поспешил успокоить римского наместника подарком в 100 талантов.

Надо отметить, что Кассий, хотя и объявил себя приверженцем нравов замкнутой старой римской аристократии, на деле уже усвоил представления космополитической Римской империи. Главное для него были деньги, и при этом он следовал римской пословице «Дважды даёт тот, кто даёт быстро».

Поэтому он высоко оценил расторопность, безоговорочное послушание и, конечно, другие способности и таланты Ирода.

Двинувшись в 43 году до н.э. в поход против врагов — Марка Антония и молодого Октавиана, своего внучатого племянника, усыновлённого убитым диктатором, он поручил Ироду заведование делами в во всей Келесирии, предоставив ему конные и пешие отряды, а также флот. Такое доверие даёт основание полагать, что его обещание предоставить Ироду после победы корону царя Иудеи не было просто слухом (ИД. С. 115).

Впрочем, как отмечает Ричардсон, в оригинальных греческих текстах должность, предоставленная Ироду, называется по-разному. В тексте «Иудейской войны» она называется epimeletos (вероятно, ответственный за сбор финансовых средств), а в «Иудейских древностях» он именуется strategos (командующий войсками) Келесирии. Последний титул скромнее, но более ответственный. Есть основания полагать, что с оставленными ему Кассием силами он должен был сохранять порядок на территории Южной Сирии, современных Ливана и северной Иордании{117}.

Как это обычно бывает в смутные времена великих империй, на их периферии среди местных элит конфликты принимают особенно острые формы. Не стало исключением и положение в Иудее, при дворе Гиркана, где первой жертвой стал до сих пор неуязвимый, искусный и, в общем, честный политик Антипатр. Обстоятельства этого преступления в изложении Иосифа довольно запутанные. Ещё до начала похода Кассия на запад о том, что придворные круги во главе с Малихом замышляют отстранить его от власти, несомненно, стало известно такому опытному политику, каким был Антипатр. Хотя формально гарнизон Иерусалима находился под командованием его сына Фазаила, а склады оружия в городе были в ведении Ирода, в Иудее возник заговор, во главе которого стоял Малих. Силы заговорщиков были настолько значительны, что Антипатр направился за Иордан для вербовки из местных племен (не иудеев) войск для того, чтобы в решающий момент подавить мятеж. Узнав об этом, Малих отложил свои планы до лучших времён и стал притворно уверять Антипатра, что тот напрасно подозревает его в недобрых намерениях. Ведь в любом случае это предприятие было бы невозможно ввиду тех ключевых позиций в стране, которые занимали его сыновья. Вряд ли Антипатр поверил уверениям Малиха, но, учитывая стоявшие за ним силы и не желая новых беспорядков в стране и даже возможного вмешательства римлян, он принял заверения Малиха. Более того, по его ходатайству римский наместник Сирии Мурк отменил смертный приговор Малиху, вынесенный ему после разоблачения заговора.

Однако, явно обеспокоенный укрепившимся положением семейства Антипатра, Малих пошёл на крайний шаг. Притворно помирившись со своим спасителем, на одном из пиров, устроенных Гирканом, где, как обычно, присутствовала высшая духовная и светская аристократия Иудеи, подкупленный им виночерпий добавил яд в чашу с вином Антипатру, в результате чего тот скончался. Это случилось в 43 году до н.э. То, что Малих участвовал в придворных пирах вместе с представителями высшей аристократии и обладал значительной военной силой, несомненно, показывает его близость к узкому кругу семьи Хасмонеев и, конечно, к самому Гиркану.

Личность Антипатра полностью соответствует характеристике, данной ему обычно скупым на похвалы Иосифом. Он называет его «отличавшимся благочестием, справедливостью и любовью к своей отчизне» (ИД. С. 102).

Отметим со своей стороны, что в точном понимании нужд Иудеи он проявил себя настоящим государственным деятелем, трезво сознавал реалии того времени и не гонялся за пустыми фантазиями. Он хорошо понимал, что созданное воинственными царями — наследниками Маккавеев — государство включило и территории, населённые эллинизированным населением. Отношения между иудеями и жителями греческих городов были крайне враждебными. Поэтому после перехода под власть Рима его властители могли решить опереться на враждебное иудеям население Палестины, что приведёт к ликвидации династии Хасмонеев или решительному уменьшению её политического значения. Отсюда вытекало понимание неизбежности и другого следствия. Поскольку Сирия и Палестина были завоёваны великой средиземноморской державой, то единственно правильной национальной политикой для маленькой Иудеи было безусловное подчинение римской власти и необходимость включиться в общее социально-политическое пространство Римской державы. Такой последовательно проводимой политике могли противодействовать только очень национально ограниченные и самолюбивые люди.

При этом ничто не свидетельствует о том, что Антипатр когда-либо стремился сместить сложившуюся уже национальную династию, ведущую свою родословную от славных Маккавеев, возродивших национальное государство. Он вполне удовлетворялся реальной властью в тени признанного римлянами «этнархом» Гикана. Надо указать, что титул «этнарх» — глава народа — означал признанное Римом право покровительствовать всем иудеям, населявшим просторы Римской державы, и право обращаться в их защиту к самому её властителю. При таком порядке под защитой находилось и главное святилище иудеев всего мира — Иерусалимский Храм. Поэтому убийство Антипатра, а главное, отказ от его политики, исходя из каких-то призрачных надежд, сделали падение династии неизбежным и через 6 лет привели на иудейский трон сына Антипатра Ирода.

Однако всё же следует добавить к вышесказанному следующее. Несомненно, можно с высоты прошедших 2000 лет признать, что иудаизм стал мировой религией после разрушения собственно Иудеи. Но столетие сохранения Иерусалимского Храма и той идеологически насыщенной социально-экономической жизни до его разрушения дало возможность возникновения и мирного развития как самого иудаизма талмудического, так и зародившегося в его среде христианства. В общем, в столкновении между Малихом и Антипатром проявился, кроме сугубо политического, также идеологический и религиозный конфликт между национальным и вселенским началами иудаизма. Ведь в тогдашних условиях вселенское означало включение в политическую систему Римской империи. Но, конечно, этого никак не могли сознавать участники политической драмы не только в Иудее, но во всей Римской империи.

Причины гибели отца, несомненно, не оставались неизвестны братьям, но Малих имел достаточно широкую поддержку и благоразумно заранее мобилизовал своих вооружённых сторонников. Очевидно, в свою очередь, понимая, что сыновья Антипатра опираются на римлян, Малих стал лавировать и убеждать братьев в своей невиновности. Мнения последних разделились. Ирод решил двинуться во главе своих войск к Иерусалиму с целью отомстить убийце отца. Более осторожный старший брат Фазаил, возможно, просто лучше знавший положение в городе, убедил брата действовать более изощрёнными методами, чтобы избежать гражданской войны в городе. Он притворился, что верит уверениям Малиха и демонстративно занялся возведением роскошной гробницы для отца.

По-видимому, сторонники Малиха были активны не только в Иерусалиме и собственно Иудее, потому что Ирод со своим войском повернул в Самарию, чтобы подавить там вспыхнувшие народные волнения. Вскоре после этого Ирод со своими войсками всё же двинулся к Иерусалиму. Испуганный Малих обратился к Гиркану, чтобы тот не разрешал Ироду входить в город. Этнарх, он же Первосвященник, в ответ на это направил своего посланца к Ироду. Гиркан, не имея возможности просто запретить, попросил не вводить в Священный город воинов-неевреев в дни наступившего тогда религиозного праздника. Этот факт лишний раз подчеркивает, что в войсках иудейских военачальников было много наёмников из языческих племен. Тем не менее, Ирод, видимо, опасаясь за своего брата Фазаила и спеша ему на помощь, пренебрёг призывом Гиркана и ночью вошёл в город. Однако опять, хотя теперь братья имели достаточный перевес в силах, желая избежать гражданской войны в городе и неизбежного при этом кровопролития, они сделали вид, что поверили личным уверениям Малиха о скорби по Антипатру, который якобы был его лучшим другом.

Ирод посылает негласное послание Кассию с обвинением Малиха в отравлении Антипатра, лучшего друга римлян. Надо сказать, что Малих уже был замечен в антиримских настроениях и действиях. В частности, как было уже сказано, за задержку выплаты римлянам контрибуции он едва не был казнён римлянами, но Антипатр спас его. Поэтому Кассий в ответном послании уведомил Ирода, что он предписал римским властям оказывать ему всемерное содействие в деле Малиха. Такой случай скоро подвернулся. После удачного начала похода на Запад Кассий захватил важный город Лаодикею в Северной Сирии. После этого к нему поспешили многие местные правители и просто влиятельные люди с приветствиями и дарами. Ирод, конечно, предполагал, что к римскому полководцу должен прибыть и Малих. Однако последний решил действовать по-другому. Дело в том, что его сын находился в качестве заложника в финикийском городе Тир. У Малиха родился дерзкий план, достойный авантюрного романа: проникнуть в город, освободить ребёнка и вернуться в Иудею. Там он решил, пользуясь тем, что Кассий был занят войной со своими противниками, поднять восстание против римлян, а потом провозгласить себя царём. Забегая вперед, скажем, что у этого плана могли быть шансы на успех. Никто ведь не знал, какой характер примет гражданская война в Римской империи, и к тому же, как показали дальнейшие события, в игру могла вмешаться соседняя великая держава за Евфратом — Парфия, где проживало многочисленное иудейское население. В таком случае участь сыновей Антипатра была бы незавидной.

Однако Ирод разгадал этот план и сумел предупредить местные римские власти Тира. После этого он устроил пир в этом городе и притворно пригласил на него Гиркана и Малиха. Несколько римских офицеров встретили гостей на пляже у города и, внезапно напав, закололи Малиха мечами. Как пишет Иосиф Флавий, Гиркан был так потрясён, что лишился чувств и упал на землю. Очнувшись, он спросил у Ирода, кто приказал убить Малиха, на что последовал ответ одного из римлян: «Кассий». После этого Гиркан высказал одобрение случившегося, указав, что убитый был гнусным человеком и замышлял против отчизны. Иосиф Флавий проницательно отмечает, что нельзя сказать, было ли это его истинным мнением, или он был слишком испуган, чтобы осуждать случившиеся. В изложении Иосифа заметно оправдание действий Ирода и осуждение коварства Малиха. Однако вполне возможно, что в реальности Гиркан полагал, что действия последнего как бы уравновешивают влияние сыновей Антипатра и тем самым усиливают его позицию и независимость. Во всяком случае ясно, что проримская позиция Ирода и его брата высоко ценилась римлянами.

Однако смерть Малиха не успокоила сторонников его политической линии, и немедленно после этого в Иерусалиме и вокруг него обстановка только обострилась. Помимо личных причин конфликта, исход противостояния между республиканцами и цезарианцами был совершенно не предрешённым, и в условиях безвластия сильные лидеры пытались воспользоваться плодами анархии для личного обогащения, а также испытать счастья в обретении былой независимости. Поэтому неудивительно, что конец 43 года — начало 42 года до н.э. доставил много беспокойств сыновьям Антипатра.

Во-первых, в трудном положении оказался остававшийся блюстителем порядка в Иерусалиме Фазаэль. Есть основания полагать, что шок Гиркана от убийства на его глазах Малиха не был притворным. Явно при его тайной поддержке против Фазаэля в Иерусалиме начался очередной бунт, во главе которого был некий Геликс, или Феликс, брат покойного Малиха, намеревавшийся отомстить за смерть своего брата. Только содействием сторонников этнарха можно объяснить сравнительно лёгкий захват мятежниками некоторых важных территорий и крепостей, в том числе и сильной крепости Масада, расположенной на горе у Мёртвого моря. Положение обострялось тем, что Ирод, находившийся в Дамаске у римского наместника Фабия, заболел и не мог прийти к нему на помощь, хотя искренне стремился помочь брату. К счастью для него, Фазаэль оказался на высоте положения и справился сам. Он сумел разбить отряд Геликса, захватил в плен его самого и даже закточил пленника в тюрьму. Однако он неожиданно выпустил его на свободу, явно заключив какое-то соглашение с теми, кто стоял за его спиной. Несомненно, среди этих лиц были приверженцы этнарха и, конечно, он сам. Коварное поведение Гиркана не было секретом для Фазаэля, поскольку он открыто упрекал этнарха в неблагодарности. Но в результате соглашения все захваченные области и Масада были возвращены под контроль братьев. Объяснение причин компромисса надо искать в появлении нового династического претендента на власть в Иудее в лице второго сына Аристобула, то есть племянника Гиркана — Антигона.

Но прежде надо указать, что одновременно с Фазаэлем для его едва оправившегося от болезни брата Ирода настали трудные времена. Назначенные Кассием, вероятно, за крупные подношения, для каждой небольшой области правители остались после его ухода в поход без жесткого надзора. Пользуясь подкупностью оставленных местных римских властей, не исключая самого наместника Сирии Фабия, все они старались урвать что-нибудь у своих соседей. Нападениям с различных сторон подверглись и владения Ирода. В частности, правитель независимого города Тира Марион захватил часть Галилеи. Ирод сумел отбить захваченное. Однако, проявив политическую дальновидность, он не только приказал освободить захваченных воинов Мариона, но даже одарил их подарками, желая привлечь на свою сторону и поссорить с Марионом. Эта политика полностью оправдала себя, поскольку ему пришлось противостоять новому претенденту на наследие Маккавеев — Антигону.

Напомним, что эта ветвь династии Хасмонеев была традиционно настроена антиримски. Выше было указано, что брат Антигона Александр был казнен римлянами в 49 году до н.э., а он сам был взят под покровительство Птолемеем, царьком небольшого Халкидского царства, расположенного в Южном Ливане. Этот Птолемей после смертельного конфликта со своим сыном даже женился на сестре Антигона — Александре. Видимо, выбрав удачный, по его мнению, момент, энергичный Антигон, при поддержке подкупленного наместника Сирии Фабия, шурина Птолемея и жаждавшего реванша Мариона, решился выдвинуть претензии на трон. Ему удалось собрать достаточно войск, и он двинулся в Иудею. Тут уже опасность угрожала не только сыновьям Антипатра, но и самому Гиркану.

Однако Ирод, как всегда, проявил себя решительным и удачливым полководцем и заставил Антигона отступить из пределов Иудеи. Неудивительно, что в Иерусалиме он был встречен с восторгом, ему были поднесены венки от самого Гиркана и народа. Последнее доказывает, что Ирод воспринимался как защитник и спаситель Гиркана. Признательность самого этнарха была настолько велика, что произошло неожиданное — Ирод обручился и стал официально провозглашённым женихом внучки Гиркана — принцессы Мариамны, которая была дочерью сына Аристобула Александра и дочери самого Гиркана — Александры, то есть её родители были двоюродными братом и сестрой. Ввиду юности Мариамны, ей было всего 12–13 лет (она родилась прим. в 54 году до н.э.), брак был отложен.

Переплетение новых семейно-династических связей Ирода оказалось исключительно изощрённым и парадоксальным. Ведь получается, что Ирод стал сводным племянником своего недавнего врага Антигона. Иначе говоря, он был включён в систему династических интриг и связей Хасмонеев. Это заставляет задуматься о причинах такого шага со стороны уже женатого и имеющего сына Антипатра 30-летнего Ирода. Преобладает мнение, что он вызван стремлением обосновать свои претензии на власть в стране и попытками легитимизировать свои претензии на власть. В древности и Средневековье, да и в Новое время такое имело место и довольно часто. Однако, как справедливо показал Шалит, никаких преимуществ в этом смысле брак с принцессой Хасмонейского дома Ироду не давал. Ведь согласно античному взгляду, претензия на власть в государстве основывалась на праве сильного. Таковым был в то время сам Ирод, с помощью военной силы изгнавший Антигона. Причём Ирод действовал при полной поддержке Рима, властители которого в лице Кассия могли обещать ему царскую власть после победы. Поэтому он совершенно не нуждался в легитимизации своей власти со стороны семейства Хасмонеев, которых римляне лишили царской власти, оставив их представителю только почётные звания этнарха и Первосвященника. Более того, родство с домом Хасмонеев не прибавляло Ироду легальности ещё и потому, что в глазах значительной части иудейского населения — сторонников радикальных фарисеев — она была незаконной. Ведь по их представлениям, Хасмонеи незаконно, насильственно захватили наследие династии царя Давида, на что они совершенно не имели права. При этом, вступая в тесные связи с семьёй Хамонеев, Ирод сознательно шел на конфликт со своей семьёй. А как показала вся его жизнь, для него не было ничего дороже его матери, братьев, сестер. Вдобавок для него не могло быть неожиданным то, с каким «дружелюбием» к ним отнесутся заносчивые аристократы Хасмонейского дома — прежде всего сама Мариамна, её мать Александра и их родственники. Поэтому он вполне мог предвидеть те ужасные события и конфликты между новыми и старыми его родственниками, которые отравляли всю его последующую семейную жизнь.

Последним по порядку, но не по значению было то, что вступление в близкое родство с Хасмонеями могло сильно повредить ему в глазах римских покровителей. Ведь самые активные из них в лице Антигона были явными врагами Рима, как увидим далее, они призвали себе на помощь самого сильного врага Римской державы — Парфию. Так что помолвка Ирода и последующая женитьба на хасмонейской принцессе Мариамне объясняется самым простым образом — любовной страстью к молодой красавице. Никаких других причин у этого поступка нет, хотя политически это также принесло один вред, а в личной жизни только огромные бедствия и нравственные мучения. Хотя Иосиф Флавий отмечает красоту Мариамны, всепоглощающая власть женщины над любящим мужчиной не может объясняться столь простой и к тому же нередко мимолётной и субъективной причиной. Стоит только указать, что ей не смогли противостоять как библейский символ силы физической Самсон, так и признанный мудрейшим из людей царь Соломон. Подобное несколько позднее произошло и с современником Ирода — вышеупомянутым претендентом на власть над Римом Антонием с его губительной и роковой страстью к египетской царице Клеопатре. Как образно и парадоксально сказал Паскаль: «желающий полностью познать суетность человека пусть рассмотрит только причины и последствия любви. Причина её — я не знаю что (Корнель), а последствия ужасны. Это не знаю что настолько малое, что не может быть узнано, движет государями, армиями, всем светом.

Будь нос Клеопатры покороче, лицо земли было бы иным»{118}.

Согласие на обручение Ирода и Маримны её деда Гиркана объяснить гораздо проще. Претензии Антигона убедили его, что только Ирод и его римские покровителями могли быть его спасителями. Правда, последующая история показала, что этот защитник оказался опаснее Антигона. Остаётся ещё добавить, что после обручения с Мариамной Ирод развелся с прежней женой Дорис, а рождённый ею сын Антипатр стал впоследствии врагом новой родни и даже его самого.

Но пока Ирод занимался местными и своими личными делами, в конце 42 года до н.э. пришло известие о сокрушительном разгроме в битве при Филиппах (Македония) Марком Антонием и молодым Октавианом войск республиканцев и смерти их вождей Марка Брута и Гая Кассия. Это событие буквально выбило почву из-под ног Ирода и Фазаэля. Теперь прежняя близость к Кассию могла стать роковой для них самих, их сторонников, а также для самой Иудеи. Но и тут счастливая судьба им не изменила. Восточная часть Римской державы досталась одному из новых хозяев тогдашнего мира — Марку Антонию.

Нельзя сказать, что это был человек из тех личностей, о роли которых в истории спорят веками, однако мало кому так повезло в мировой литературе. Именно этого неудачливого претендента на власть в Римской державе великий Шекспир изобразил в двух своих лучших трагедиях «Юлий Цезарь» и «Антоний и Клеопатра». Несомненно, причиной этого было то, что по-человечески беззаветная любовь к женщине стоит выше и трогательней для потомков, чем даже упущенная им абсолютная власть над миром. Так что с высоты 2000 лет в глазах потомства, наверное, трудно считать Антония неудачником.

Но это случится потом, а пока что после разгрома республиканцев, в котором он сыграл решающую роль, Антоний с триумфом появляется на Востоке как законный его властелин. Этому баловню судьбы немного больше 40 лет (он родился примерно в 83 году до н.э.) и он происходил из достаточно знатной семьи. Шекспир в выше приведенном монологе Цезаря в полном соответствии с исторической правдой подчеркивает противопоставление Антония тощему и коварно-расчётливому Кассию. Как пишет Плутарх, «он обладал красивою и представительною внешностью: отличной формы борода, широкий лоб, нос с горбинкой сообщали Антонию мужественный вид и некоторое сходство с Гераклом, каким его изображают художники и ваятели. Существовало даже древнее предание, будто Антонии ведут свой род от сына Геракла Антона. Это предание, которому, как уже сказано, придавало убедительность обличие Антония, он старался подкрепить и своею одеждой»{119}.

Ещё в большей степени отличался Антоний от Кассия. Строгий моралист Плутарх осуждает его беспутную, разгульную юность и дурное общество, в которое первый нередко добровольно попадал. Но вместе с тем он признаёт, что тот же Антоний находит в себе силы вовремя уехать в Грецию, где он телесными упражнениями и изучением ораторского искусства готовил себя к будущей серьёзной карьере и службе.

Она началась со службы у наместника Сирии Габиния, сразу же в должности начальника конницы, фактически второго лица. Здесь Антоний принимает активное участие в иудейских делах, командуя войсками, поддерживающими Гиркана. В борьбе со сторонниками его брата Аристобула сложилось боевое содружество с иудейскими союзниками Антония, прежде всего, с Антипатром и его сыновьями. Оно окрепло во время похода в Египет, предпринятого по личной просьбе изгнанного из него царя Птолемея.

В дальнейшем Антоний стал верным сторонником и сподвижником Юлия Цезаря в боях гражданской войны. При этом в то суровое время он пользовался всеобщей любовью за свой разгульный, весёлый, щедрый нрав. Как пишет Плутарх, «даже то, что остальным казалось пошлым и несносным, — хвастовство, бесконечные шутки, неприкрытая страсть к попойкам, привычка подсесть к обедающему или жадно проглотить кусок с солдатского стола, стоя, — всё это солдатам внушало прямо-таки удивительную любовь и привязанность к Антонию. И в любовных его утехах не было ничего отталкивающего, — наоборот, они создавали Антонию новых друзей и приверженцев, ибо он охотно помогал другим в подобных делах и нисколько не сердился, когда посмеивались над его собственными похождениями. Щедрость Антония, широта, с какою он одаривал воинов и друзей, сперва открыла ему путь к власти, а затем, когда уже возвысился, неизменно увеличивала его могущество, несмотря на бесчисленные промахи и заблуждения, которые подрывали это могущество и даже грозили опрокинуть».

Эта выразительная и яркая характеристика, конечно, не совсем полна. Антоний не был изнеженным аристократом, стремившимся к роскоши и наслаждениям. Он неоднократно показал себя достойным сподвижником Цезаря, верным в дни неудач и способным выдерживать наряду с солдатами в походе, казалось бы, невыносимые лишения и даже быть для них примером. Этот любитель роскоши мог пить при необходимости тухлую воду и питаться кореньями, плодами диких деревьев и даже древесной корой. В сражениях он проявлял огромное личное мужество и незаурядные полководческие способности. Поэтому Цезарь прощал ему многое. Его преданность Цезарю была настолько явной, что некоторые республиканцы предлагали даже вместе с диктатором расправиться и с Антонием.

Однако после убийства Цезаря Антоний проявил чудеса политического искусства. Оправившись от первого замешательства, он сумел добиться от заговорщиков права выступить перед римлянами на похоронах Цезаря. В искусно составленных речах, которые прекрасно изложил в стихах Шекспир, Антоний сумел переломить ситуацию. Народ поднялся на защиту убитого Цезаря против его убийц, которым пришлось бежать из города. Затем был создан так называемый триумвират, состоявший из Антония, 19-летнего наследника Цезаря Октавиана и маловлиятельного третьего участника — Лепида. Главенство тогда явно принадлежало Антонию. Именно он сыграл решающую роль в разгроме республиканцев при Филиппах. После этой победы Антоний, оставив более бедную, охваченную бунтами западную часть Римской державы болезненному «юнцу» Октавиану, которого он явно недооценивал, прибыл на Восток как император и неограниченный властитель.

Там знали, как обуздывать таких людей. Метод был простой — не только не сопротивляться, но поклоняться им, как живым богам. Многотысячелетняя история научила, что именно такого испытания не выдерживали самые, казалось бы, великие завоеватели. Даже непобедимый Александр, покоривший великую Персию, превратился в конце своей короткой жизни из сурового македонского предводителя — просто первого среди равных таких же воинов — в богоподобного восточного владыку, перенявшего все придворные обычаи восточных царей.

Антоний же по своей простодушной и широкой натуре и не думал сопротивляться искушениям новых подданных. Он с удовольствием воспринимал все знаки поклонения и раболепия. В городах Востока его приветствовали как воплощение бога Диониса. Надо сказать, что культ этого бога растений, виноградарства и виноделия, а также театрального искусства был широко распространен во всём античном мире. В Риме он был известен под именем Вакха, в честь которого устраивались особые праздники — вакханалии.

Такими же празднествами сопровождался весь путь Антония. В Эфесе это были грандиозные театрализованные сакральные представления, в которых принимали участие толпы наряженных вакханками женщин, а мужчины и мальчики в костюмах представляли собой сатиров и лесного бога Пана. Город был украшен плющом, всюду раздавались песнопения, гимны и музыка. Все старались как можно изысканней ублажить нового божественного властителя. Его окружали толпы льстецов, служителей Афродиты — женщин и юношей, музыкантов, воспевателей величия Правителя — поэтов и просто просителей всяких милостей. Среди последних немало было и царственных особ. Местные цари искали его благосклонности щедрыми дарами и льстивыми речами, а царицы, помимо этого, пытались прельстить любвеобильного Антония и своими женскими прелестями.

Поступки разомлевшего от такого поклонения Антония были весьма противоречивы — недаром у Диониса были разные прозвища: с одной стороны — Податель Радостей, Источник Милосердия, но с другой стороны, его именовали Кровожадным и Неистовым (возможно, это отражало двойственное действие вина на человека). Но обиженных было больше, чем облагодетельствованных, и, хотя пострадавших это не утешало, всё же его поступки не были последовательными и обдуманными. Как пишет Плутарх, он «долго не замечал своих ошибок, но раз заметив и постигнув, горячо винился перед теми, кого обидел, и уже не знал удержу ни в воздаяниях, и ни в карах. Впрочем, насколько можно судить, он легче переступал меру награждая, чем наказывая»{120}. В общем, надо отметить, что такие люди очень полезны в качестве близких помощников сильных вождей, каким был для Антония Цезарь, но неспособны достойно сами занимать их место.

Но в одном достоинстве Антонию нельзя отказать: в верности дружбе и боевому товариществу. Он не забыл прежние заслуги своих иудейских соратников по египетскому походу Габиния — Антипатра и его сыновей. Антоний настолько благосклонно и приветливо встретил прибывшего к нему Ирода, что отказался даже слушать жалобы иудейских вельмож на него и его брата. В Эфесе он принял официальное послание от этнарха иудеев Гиркана и всего народа иудейского, а также присланный ими золотой венец. Антоний милостиво и благожелательно выслушал пожелания иудейских послов и немедленно приказал выслать по их просьбе соответствующие послания.

Первое адресовано иудеям: «Марк Антоний император посылает привет Первосвященнику и этнарху Гиркану, а также всему иудейскому народу. Если дела ваши хороши, я доволен.

Убежденный их (послов Гиркана. — В. В.) вещественными доказательствами и доводами в том, что вы действительно преданы нам, и узнав ваш благородный образ мыслей и ваше благочестие, позволяю себе выразить вам своё благоволение». Заканчивается послание такими словами, обращённым к Гиркану: «…Я помятую о тебе и (твоём) народе, заботясь о развитии вашего благосостояния. Ввиду сего я рассылаю указы по отдельным городам, чтобы была возвращена свобода всем тем свободнорождённым и рабам, которые проданы с публичного торга Гаем Кассием или его подчинёнными. Вместе с тем я утверждаю невозбранное пользование всем тем, что даровано вам мною. Тирийцам я сим запрещаю подвергать вас каким бы то ни было насилиям и повелеваю возвратить всё то, что они отняли у иудеев. Присланный тобою венец (с благодарностью) принимаю» (ИД. С. 105–106).

Одновременно в посланиях тирийцам, сидонянам и антиохийцам Антоний под угрозой сурового наказания предписал немедленно освободить проданных в рабство иудеев и вернуть иудеям всю захваченную у них при Кассии собственность.

Попытки противников Ирода снова послать к Антонию многочисленные делегации с жалобами на Ирода были безуспешны. Уже находясь в своей основной резиденции в Антиохии, Антоний выслушал обе стороны, а после этого спросил присутствующего Гиркана, кто, по его мнению, способен лучше управлять народом. В ответ Гиркан указал на уже породнившегося с ним Ирода. Антоний, видимо, ранее принявший решение, после такого признания Первосвященника и этнарха назначил Ирода и Фазаэля тетрархами и поручил им управление делами иудеев. Надо сказать, что титул тетрарх (буквально по-гречески «правитель четвёртой части наследства прежнего правителя») к тому времени приобрёл значение независимого владетеля, не имевшего, однако, права именоваться царём. Теперь оставался только один решающий шаг до восстановленного пусть зависимого, но самостоятельного Иудейского государства. Ускорило это событие реальная угроза восточным владениям Рима со стороны соседней Парфии.