Верноподданный конформизм

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Верноподданный конформизм

Правовые представления А.Г. Петрово-Соловово по сути не отличались от губернаторских. Как показывает его предложение об утверждении предводителем дворянства Дмитровской округи кандидата, занявшего на выборах седьмое место, результаты волеизъявления дворянского общества его волновали куда меньше, чем назначение лично ему знакомого и обладавшего, по его мнению, необходимой квалификацией человека{611}. Для него результаты голосования — формальность, главное — интересы дела.

Когда говорят о вмешательстве властей в дворянские выборы, обычно имеют в виду верхний уровень местной власти — губернатора или генерал-губернатора — в тех регионах, где они были. В своей статье я показал, что губернские предводители дворянства осуществляли очевидные попытки повлиять на ход и результаты выборов. Однако выборы уездных судей по Московской округе 1801 года обнаруживают, что фактически пересмотреть итоги голосования мог даже уездный предводитель дворянства. При этом не обязательно было прибегать даже к фальсификации итогов голосования. Так, в мае 1801 года князь Петр Волконский обратился с прошением к московскому военному губернатору графу И.П. Салтыкову, сообщив: «…я не по выбору благородного дворянства занимаю место первого присутствующего в 1-м департаменте здешнего уездного суда, а из единого токмо повиновения к начальству вступить должен…»{612}. Очень странное, но, как выясняется далее, точное заявление. Волконский сообщает, что в результате голосования

…Бушуев, в первый, а я во второй департаменты судьями при всем собрании провозглашены и поздравляемы были, но после того чрез несколько минут не известно мне для какой причины господин дворянский предводитель Палибин собранию словесно объявил, что хотя и выбран Бушуев в первой, но ему присутствовать во втором, а мне в первом департаментах…

Дворяне Московской окрути, среди которых, как всегда, преобладали москвичи, не остались безучастны к такому самоуправству, «и некоторые из дворян сделали ему возражение, что оное вопреки высочайшему учреждению, но сие оставлено им без внимания…»{613}. Однако их возражения против полного и циничного игнорирования результатов выборов и нарушения законодательства («высочайшего учреждения») имели лишь словесный характер и не были облечены в форму письменного протеста или жалобы губернскому предводителю дворянства, гражданскому губернатору, губернскому прокурору или самому императору. Поэтому Московское губернское правление и утвердило Волконского и Бушуева в должностях в предложенном Палибиным порядке.

Впрочем, сам князь Волконский, судя по его прошению, также был конформистом, готовым принять любую волю начальства: «Сиятельнейший граф! Я не уклоняюсь и от сей перемены, хотя оная и не по праву высочайшего учреждения и обряда выборов происходит, и готов, если угодно и вашему сиятельству, служить почтенному дворянству и в первом департаменте…». Волконский лишь выразил сомнение, сможет ли он успешно «благородному обществу угодить в 1-м департаменте, не имея привычки к оным делам, что я и предаю на ваше высоконачальствующее благорассмотрение…»{614}.

И.П. Салтыков оперативно направил запрос к губернскому предводителю дворянства А.Г. Петрово-Соловово, который умыл руки, сославшись на волю гражданского губернатора, утвердившего итоги выборов{615}. От дальнейших шагов первое лицо в Московской губернии воздержалось, вероятно полагая, что если губернского предводителя игнорирование воли дворянского собрания не волнует, то и у него нет основания для пересмотра решения губернского правления, принятого по незаконному представлению уездного предводителя. Возможно, уездный предводитель принял это решение не самостоятельно, а согласившись с мнением гражданского губернатора. Однако при объявлении дворянскому обществу рокировки судей он отнюдь не сослался на мнение губернского начальства.

Таким образом, присутствие губернатора и губернского прокурора на выборах дворянства Московской губернии не повлияло ни на пресечение грубейших нарушений законов о выборах, ни на прямую фальсификацию итогов голосования. Вместе с тем игнорирование волеизъявления дворян не было лишь следствием законодательных предписаний Павла I о присутствии губернаторов на выборах. Оно опиралось на пласт дворянско-патриархальной ментальности, сформировавшейся традициями служилого сословия, для которого воля начальства — руководство к действию. Поэтому утверждения А.А. Прозоровского о его праве наставлять московское дворянство: «Всемилостивейшее от ея императорского величества возложенная на меня должность главнокомандования Москвою и губерниею ея, по которой имею честь и почтенным здешним благородным обществом начальствовать»{616} — не встречали никаких возражений у губернского предводителя и дворянского общества.

Об отношении дворянства Московской губернии к институтам дворянского самоуправления свидетельствует также и поведение лиц, избранных на выборные должности. Так, сенатор и масон Иван Владимирович Лопухин в мемуарах писал о причинах нежелания служить на одной из ключевых должностей, замещавшихся по выбору дворянства:

Меня выбрали совестным судьею в Москве, в то время, как я и не знал, что и выбор производится. Я не хотел принять сей должности, без соизволения государева, и всегда бы неохотно ее принял, потому что не предполагаю возможности много в ней успеть действительного добра сделать; однако отказаться нельзя было: но при всем усиленном требовании дворянства и настоянии губернского начальства московского…{617}

Наряду с юридическими аспектами (непроработанность законодательной базы о совестном суде), послужившими причиной отказа от этой должности, Лопухин, один из достойнейших представителей своего общества, честно назвал и другую причину — стремление спокойно жить в подмосковном имении{618}. Вероятно, эту же причину отказа от службы разделяли и многие другие дворяне. От службы по дворянским выборам многие, кому позволяли доходы от имений, стремились уклониться. Обычно ссылались на болезни, а поскольку число отказников было крайне велико, предводители и губернские власти стали внимательнее к этим случаям. Так, Московское губернское правление 1 декабря 1795 года уведомило губернского предводителя Ивана Васильевича Ступишина, что депутат по Волоколамской округе Захар Аршеневский, сообщая о своей болезни, представил справку от доктора. Правление указало Волоколамскому нижнему земскому суду «о выздоровлении его наведываться. И коль скоро выздоровеет, объявить ему с подпискою, чтоб явился к своей должности неукоснительно»{619}. 26 июня 1797 года Московское губернское правление в отношении к И.В. Ступишину писало о причинах назначения чиновника от короны в уездный суд: «…за неимением в Волоколамском округе дворян, означенного коллежского регистратора Славенова в тамошний уездный суд заседателем утвердить»{620}. В этом контексте утверждения, что правительство стремилось отобрать у дворянской корпорации право выбора чиновников местного управления, выглядят не вполне состоятельными. Правительство, вводя самоуправление, осознавало нехватку квалифицированных чиновников и стремилось сократить расходы на местное управление. Наконец, будучи выбранными от дворянского общества, чиновники местной администрации все равно подпадали под контроль губернского правления и ведомственного начальства. В Московской губернии, кроме этого, по предписанию А.А. Прозоровского они подлежали контролю со стороны уездных предводителей дворянства с 1791 года. От подобной опеки чиновники уездных и земских судов поспешили избавиться после смены главнокомандующего. И.В. Ступишин жаловался новому главноначальствуюшему М.М. Измайлову:

А ныне помянутые суды означенное подтверждение как видно забвению предоставили: что теперь и встречается, многие из господ предводителей в неудовольствии по нуждам должности своей требуют иногда от судов сведения, так и ответов и послушания совсем не делают, воображая только на случай времени единого предписания было…

Ступишин просил Измайлова, «чтоб благоволили, куда следует, о сем подтвердить, дабы помянутые уездные и земские суды выполняли должное господам предводителям повиновение…»{621}. Следует отметить, что губернская администрация и до 1791 года стремилась поставить местные уездные инстанции под контроль уездных предводителей. 10 декабря 1785 года главнокомандующий Яков Александрович Брюс в своей речи к собранию дворянства Московской губернии обратил внимание окружных предводителей на присутственные места в уездах и на уездных чиновников: «…и если бы те не оказывали такого рачения и тщания, которого общество от них при избрании ожидало (чего однако же я не чаю), то в таком случае, яко дворянам своего уезда, делать им напоминание и побудить к выполнению им порученного»{622}. Вместе с тем, хотя интерес к выборам на уездные должности снизился, звание губернского предводителя пользовалось все же уважением дворянства. Например, на выборах в декабре 1794 года за прежнего предводителя И.В. Ступишина проголосовали 288 человек, против — 5.{623}