Местное дворянское сообщество в свете анализа подписей под наказами в Уложенную комиссию

Местное дворянское сообщество в свете анализа подписей под наказами в Уложенную комиссию

Нам известны тексты наказов от дворян девяти уездов Орловского края, в исследуемый период входивших в состав Белгородской и Воронежской губерний, а также восьми наказов от жителей городов, также относившихся к Белгородской и Воронежской губерниям. Согласно Обрядам, приложенным к Манифесту 14 декабря 1766 года, составленные наказы должны были подписать все находившиеся на данный момент в уезде или городе жители, имевшие на это право. В рассматриваемом нами районе под дворянскими наказами подписалось 188 человек, под городскими в четыре раза больше — 776. Это особенно интересно в связи с тем, что, как было указано выше, процент городского населения в губернии был незначителен. Распределение подписей по уездам и городам представлено в таблице.

Как видно из таблицы, не во всех местностях наказы составлялись одновременно и дворянами, и городскими жителями. Так, дворяне Кромского и Ливенского уездов представили наказы, а городские жители — нет. В Севском уезде — наоборот, наказ был представлен только городскими жителями. Василий Николаевич Латкин среди причин игнорирования выборов называет равнодушие к общественным делам, малолюдство уездов и городов, бедность их жителей, отсутствие той или иной социальной категории или же полную удовлетворенность существующим порядком у жителей региона^{760}. На сегодняшний день мы не имеем возможности выявить, какая же из причин обусловила неучастие в подготовке Уложенной комиссии в каждом конкретном случае. Ответ на этот вопрос может дать только глубокое изучение архивных материалов. Сегодня же можно высказать лишь самые предварительные соображения. Несомненно, тяжелые природные условия — например, в Севском уезде, — отсутствие там хороших дорог вкупе с довольно обширными дворцовыми владениями и возникшими в XVIII веке латифундиями, территория которых тянулась на многие версты, определили тамошнее «малолюдство». Это, вероятно, и послужило причиной отсутствия наказа от севских дворян. В то же время наказ от жителей города Севска подписали вместе с «городскими обывателями» и некоторые дворяне. В одном случае прямо указано, что рыльский помещик коллежский асессор Федор Стекерев подписал наказ жителей Севска потому, что имел в этом городе дом^{761}. Подобная причина могла лежать в основании желания подписаться под городским наказом и девяти других дворян, находившихся на службе в уездном городе или имевших имения поблизости от него. Вспомним, что написание наказов происходило в Орловской губернии в весенние месяцы (наказ от жителей города Севска датирован 5 мая), что при отсутствии хороших дорог делало путешествие из имений в города для участия в собраниях крайне затруднительным для провинциальных дворян. Выборочный анализ наказов от других территорий свидетельствует, что прецеденты подписания городских наказов дворянами были и в других уездах, в том числе и представивших дворянские наказы. Так, наказ от дворян Белгородского уезда подписан 26 дворянами, еще 13 дворян подписались под наказом от жителей города Белгорода. При этом расположение подписей под Белгородским городским наказом имеет четкую структуру, отражавшую социальную иерархию: городской голова — пять сочинителей (подполковник, канцелярист, протоколист, купец и однодворец) — дворяне — канцелярские служители — купцы — однодворцы. Видимо, условия губернского города (экономическое развитие, относительное большое число чиновников, необходимость их проживания в городе) создавали больше предпосылок для самоидентификации дворян как городских жителей. 

Подписи дворян и городских жителей под наказами в екатерининскую Уложенную комиссию^{762}

В целом же количество подписей под наказами городских жителей значительно больше (в 3–6,5 раза), нежели под дворянскими наказами, за исключением Брянского уезда, где городских жителей подписалось под наказом в 2,5 раза меньше, чем дворян. Такое положение может свидетельствовать об активной городской жизни в Орловском крае в 1760-е годы и одновременно о трудностях, с которыми могли сталкиваться провинциальные дворяне, желавшие принимать участие в мероприятиях сословного характера, требовавших их присутствия в городах.

Особенное значение анализ подписей имеет для изучения именно провинциального дворянства. Произведенный исследователями анализ подписей позволил предположить, что дворяне, подписавшие наказы в уездах, не только имели собственность в данной местности, но постоянно жили в своих провинциальных поместьях, составляя большинство проживавшего в данный момент в конкретном уезде дворянства^{763}. При этом не совсем верным будет утверждение, что в Орловском крае в 1767 году проживало только 188 дворян. Приложенный к Манифесту Обряд предусматривал, что не имевшие возможности явиться на выборы дворяне, как и владевшие поместьями женщины, должны были прислать отзывы с указанием, кого из дворян они хотели бы видеть своим депутатом. Василий Иванович Веретенников со ссылкой на Мариана Александровича Липинского сопоставляет количественные сведения о присутствовавших на выборах и приславших отзывы дворянах отдельных уездов — Звенигородского, Каширского, Серпуховского, Оболенского, Суздальского, Костромского, Юрьев-Польского и Переяславля-Рязанского^{764}. Однако сопоставление этой информации с публикацией наказов в Сборнике Исторического общества свидетельствует, что при публикации наказов отзывы помещиков большинства уездов были опущены. К сожалению, не опубликованы и реестры отзывов, присланных помещиками Орловского края. Мы надеемся, что анализ отложившихся в Российском государственном архиве древних актов материалов екатерининской Уложенной комиссии позволит нам в будущем найти реестры орловских дворян, приславших отзывы, и тем самым выявить дополнительные материалы об участии орловского дворянства в выборах депутатов в Уложенную комиссию и, следовательно, уточнить персональный состав дворянских сообществ Орловского края[140].

Реконструкция состава дворянских и городских сообществ на основе подписей под наказами затрудняется частым отсутствием отчеств в подписях. Так, из 188 дворянских подписей только в пяти случаях указаны отчества (два — в Брянском, два — во Мценском и один раз — в Орловском уездах), а из 776 подписей горожан отчества указаны в 110 случаях (67 — во мценском наказе, 19 — в карачевском, 10 — в брянском, 6 — в орловском, 4 — в елецком и 4 — в севском). Отсутствие отчеств затрудняет поиск документов о дворянах, подписавших наказы, в местных архивохранилищах, особенно если учесть, что большинство сохранившихся в Государственном архиве Орловской области документов относится к более позднему периоду.

Указание отчеств в городских наказах обусловлено, на наш взгляд, преимущественно наличием тезок. Так, наказ жителей Карачева подписали два Афанасия Амосова — один «Андреев сын», другой — «Ларионов сын»^{765}. А под наказом жителей Мценска подписалось два Ивана Москвитинова: один — без указания отчества, другой — «Семенов сын»^{766}. Однако встречаются подписи с указанием отчества при отсутствии тезок среди подписавших наказ. Возможно, таковые существовали среди жителей городов, но по различным причинам не принимали участие в составлении наказов. В других случаях указание отчеств следует считать одним из способов самоидентификации.

Хотя было бы естественным ожидать, что и для дворян в середине XVIII века отчества служили способом самоидентификации — принадлежность к роду, определявшаяся через отчество, играла важную роль в подтверждении дворянского статуса. Тем не менее подписи под дворянскими наказами редко содержат этот элемент. Причины появления отчеств рядом с именами дворян нельзя объяснить наличием тезок, как в городских наказах. В содержащих указания на отчество списках дворян, подписавших наказ, тезок нет. При этом наказ мценского дворянства подписали два Ивана Шеншина, отчества которых не указаны, а единственные в списке Михаила Кривцов и Александр Протасов указали свои отчества^{767}. Не выявлено и зависимости указания отчеств от ранга, занимаемого дворянином. Так, в наказе дворян Орловского уезда полковник Александр Турченинов и надворный советник Леонтий Борзенков своих отчеств не указали, а неслужащий дворянин Иван Тулубьев определил себя как «Поликарпов сын». При этом дворяне, подписавшие наказ жителей города Севска, указали только свои имена и фамилии, в то время как четыре купца поставили под тем же наказом подписи с отчествами^{768}.

Судя по подписям под наказами, для дворян гораздо более важным индикатором их социального статуса стали к этому времени не принадлежность к роду, а собственный ранг и звание, которые они тщательным образом выписывают рядом со своими фамилиями. Подавляющее большинство из них военные (с VIII по XIV класс), начиная с майора: премьер-майоры и секунд-майоры, капитаны, поручики и подпоручики, прапорщики и подпрапорщики, ротмистры, сержанты, вахмистры, каптенармусы, квартирмейстеры, капралы. Только среди подписавших орловский и болховский наказы есть более высокий ранг — полковник. В наказах нет уточнений, были ли все эти люди отставными военными или состояли на действительной службе. Вероятно, большинство из них были отставными, потому что из служивших только очень немногие могли временно жить в своих деревнях и принять, таким образом, участие в составлении наказов. Штатские чиновники встречаются среди подписавших наказы только в Брянском (надворные советники, титулярный советник, коллежский асессор), Орловском (надворный советник), Трубчевском (коллежские регистраторы) и Елецком (титулярный советник) уездах. И только в восьми случаях вместо чина указано просто «дворянин»: одна подпись в орловском наказе, две — во мценском и пять — в ливенском. Такая подпись может свидетельствовать о «бесчиновности» подписавшего. Таким образом, основная масса дворян Орловского края, подписавших наказы, относилась к среднему и низшему офицерству.

Как мы уже отмечали, согласно Обряду, наказ сочиняли несколько человек (не более пяти), остальные его просто подписывали. Однако ни в одном из дворянских наказов Орловского края не указано, кто же именно был этими сочинителями. Между тем в наказах от городских жителей края, как правило, указываются сочинители. Нам остается только предположить, что подписи сочинителей ставились ранее остальных.

При анализе порядка проставления подписей под наказами какой-либо системы выявлено не было. В дворянских наказах подписи военных и штатских чиновников, «бесчиновных» дворян перемешаны, только в наказе от ливенского дворянства все «бесчиновные» дворяне указаны после служащих^{769}. В городских наказах также перемешаны подписи купцов, мелких канцелярских служителей, людей без обозначения социального статуса. Не прослеживается и алфавитного расположения подписей. Возможно, подписи располагаются «по старшинству», которое, согласно Обряду, во всех «бывших по этому случаю собраниях наблюдалось не по чинам или званиям, а по тому, кто раньше приехал в город и представился» местному начальству^{770}.

Подписи мелких канцелярских чиновников встречаются как в дворянских, так и в городских наказах. Однако по подписям не представляется возможным установить, к какому именно сословию принадлежали эти чиновники. По мнению Сергея Мартиновича Троицкого^{771}, в середине XVIII века 84 процента гражданских служащих дворянами не были. С этих позиций становится понятным, почему некоторые мелкие канцелярские чиновники подписали наказы городских жителей.

Николай Иванович Павленко, как и ряд других историков, отмечает, что наказы депутатам, из какой бы сословной среды они ни вышли, отличала «приземленность», не выходящая за границы уезда и города. Видимо, все составители депутатских наказов буквально поняли задание указа 14 декабря 1766 года излагать «нужды и недостатки каждого места». Н.И. Павленко интерпретирует такую «приземленность» как недостаток наказов^{772}. Однако для локальной истории это скорее положительный фактор, дающий нам возможность более детально изучить именно местные проблемы, что и является нашей задачей в данном случае.

В литературе^{773} встречается указание на то, что многие положения дворянских наказов заимствовались из наказов соседних уездов, а по мере необходимости в них вносились некоторые коррективы. Однако еще в XIX веке В.И. Веретенников^{774} аргументированно доказал, что массового заимствования положений наказов не было, лишь небольшое число наказов незначительно перекликалось между собой. Наказы каждого отдельного уезда содержали детально изложенные представления русских дворян об их жизни и нуждах. Встречающиеся в наказах одинаковые потребности представляют собой, по мнению Веретенникова, не что иное, как действительное существование этих нужд и необходимость их обсуждения на государственном уровне. Относительная свобода написания наказов сохранила в них непосредственные отголоски жизни Екатерининской эпохи, что делает их очень важным источником изучения провинциальной истории и помогает нам глубже понять особенности менталитета различных сословий, и прежде всего дворянства.

Подавляющее большинство наказов от дворян Орловского края имеет одинаковую структуру: они разделены на пронумерованные пункты, в которых указываются «нужды и отягощения» вместе с «прошениями». Такая структура присуща большинству представленных в Комиссию наказов, в том числе и наказу от представителей второй столицы империи — московского дворянства. Пункты наказа от орловских дворян не только пронумерованы, но и имеют названия. Подобная структура также не является оригинальной — наказы от дворян Клинского, Шуйского, Нижегородского уездов также разделены на пронумерованные пункты, снабженные названиями. В наказе кромского дворянства часть пунктов пронумерована (с первого по седьмой), далее нумерация отсутствует, а пункты выделяются только названиями. «Нестандартную» структуру имеет наказ от ливенского дворянства. Здесь текст представлен в виде двух колонок: «Какие имеют нужды ливенское дворянство» и «Нижайшие прошения и какого желают поправления». Такая же структура присуща наказу от дворян Белгородского уезда, только первая колонка имеет название «Изъяснение о нужных к прошению обстоятельствах», а вторая — «По оным всеподданнейше Ея Императорскому Величеству, Всемилостивейшей Государыне, прошение». При этом прямых параллелей в текстах ливенского и белгородского дворянских наказов не выявлено. Стоит заметить также, что уезды эти относились к разным губерниям: Ливенский — к Воронежской, а Белгородский, соответственно, — к Белгородской. Несмотря на различие структуры, обстоятельства, которые побудили дворян просить «поправлений», излагаются во всех исследовавшихся наказах, только при стандартной структуре они не выделяются в специальную графу. Самым пространным является наказ дворян Орловского уезда, здесь же излагается наибольшее число нужд. Объем остальных наказов отличается незначительно.

Как подчеркивали исследователи, наказы ярко отражают сословные требования избирателей. Дворянские наказы в целом по России осуждали введенную при Петре I Табель о рангах, открывавшую доступ в ряды дворянства для «подлых людей», требовали принятия строгих мер против побегов крестьян, в них были жалобы на обременительность рекрутской и постойной повинностей, разорявших крестьян и тем самым наносивших ущерб благополучию помещиков. Многие наказы содержали жалобы на мздоимство канцелярских служителей, волокиту в правительственных учреждениях, предлагали вместо назначаемых правительством чиновников заполнять административные должности дворянами, избранными на уездных и провинциальных собраниях. В городских наказах мы также не встречаем требований отменить крепостной строй или заменить самодержавие более демократической формой правления: напротив, горожане претендовали на дворянские привилегии — освобождение от телесных наказаний, предоставление права владеть крепостными и разрешение промышленникам покупать крестьян к мануфактурам, отмененное указом Петра III 1762 года^{775}. Городские наказы требовали монополии горожан на занятие торговлей и лишения или ограничения этих прав для дворян и крестьян. Содержание наказов государственных крестьян зависело от того, из каких групп комплектовался этот разряд: наказы бывших однодворцев отличались от наказов черносошных крестьян и пашенных крестьян Сибири, а последние — от наказов приписных крестьян и ясашных людей Среднего Поволжья. Общими у них были жалобы на обременительность подушной подати. В то время как бывшие однодворцы домогались дворянских привилегий и жаловались на захват их земель помещиками, приписные крестьяне требовали освобождения от заводских работ, а пашенных людей Сибири не волновали работы по заготовке угля и руды — обременительной для них была ямская гоньба. Вместе с тем анализ текстов наказов, подготовленных представителями различных сословий отдельно взятых территорий, и сопоставление их между собой позволяют выявить особенности развития отдельных регионов России.

В большинстве наказов дворяне Орловского края жестко придерживаются «задания», озвученного в Манифесте от 14 декабря 1766 года, — излагать «нужды и недостатки каждого места». Только в наказы болховских и орловских дворян включены темы, не предписанные Манифестом. Так, дворяне Орловского уезда просят Божьего благословения Екатерине II для успешного сочинения задуманного Уложения, дабы прославить императрицу и жить под ее покровительством в «законе спокойными»^{776}. Волховские дворяне признают свои силы совершенно недостаточными для выражения «рабской» благодарности императрице и поручают своему депутату вместе с остальными обратиться к ней за дозволением воздвигнуть памятник от всего государства, обязуясь внести положенную «по препорции» на болховских дворян для этого сумму^{777}. Впрочем, подобные идеи изредка встречаются в наказах и других территорий. Так, волоколамские дворяне поручали депутату «крайнее старание приложить» об изготовлении статуи императрицы — «как главнейшее наших нужд и прошений»^{778}.

Во всех орловских наказах содержатся нужды как общие для ряда уездов, так и специфические, исключительно местные[141]. Практически в каждом наказе затрагивается проблема судебной волокиты и судебных издержек. Дворяне предлагают свои «рецепты» сокращения финансовых и временных издержек. Например, дворяне Орловского уезда предлагали «всяким, тяжбу имеющим делами, быть решениям в одних местах, где они производством начнутся»^{779}. Для скорейшего решения судебных дел карачевское дворянство предлагало воевод и комиссаров выбирать из местных дворян^{780}. Документы Государственного архива Орловской области подтверждают, что волокита при решении и оформлении дел была одной из острейших проблем в жизни провинциального дворянства — даже простые дела не решались многие годы. Среди страдавших от такого состояния судебной системы были и дворяне, подписавшиеся под наказами, и их родственники. Так, родственница подписавшихся под болховским наказом Григория, Николая и Петра Апухтиных, Анна Петровна Апухтина, выходя замуж за Г.П. Юшкова, получила в приданое движимое и недвижимое имение, указ об «отказе» которого был послан из Вотчинной коллегии в орловскую провинциальную канцелярию в марте 1760 года. Однако ни ко времени написания наказов, ни почти двадцать пять лет спустя, в 1785 году, переход приданого в собственность Апухтиной все еще не состоялся, хотя никаких споров и запрещений по этому поводу не было^{781}.

Другими насущными проблемами, отразившимися в большинстве дворянских наказов Орловского края (как, впрочем, и в наказах других территорий), были существующий порядок оформления сделок на куплю-продажу, мену, передачу имения по наследству, а также ограничения права на распоряжение собственностью. Оформление сделок осуществлялось только в располагавшейся в Москве Вотчинной коллегии, где хранились все документы. Это требовало много времени (из-за большого количества челобитчиков) и значительных расходов. Дворяне Орловского уезда предлагали сделать копии писцовых книг и «других дошедших к помещикам дач»^{782} и разослать по провинциям, чтобы можно было совершать сделки в провинциальных городах. При этом сам челобитчик мог решать, куда ему обращаться — в провинциальную канцелярию или в Вотчинную коллегию. Брянские дворяне предлагали оформлять сделки на имения стоимостью до 1000 рублей не в провинциальных канцеляриях, а в воеводских^{783}. Карачевские дворяне предлагали для выполнения справок о недвижимых имениях открыть вотчинную контору в каждой провинции^{784}. Архивные документы, даже более позднего периода, дают возможность представить всю сложность и масштабность производства таких дел. Ярким примером в данном случае является история «отказа» имений, купленных Ириной Анисимовной Головиной — вдовой унтер-лейтенанта флота Федора Ивановича Головина — у разных владельцев. Приобретя в июле 1770 года имения, она в августе того же года обратилась в Вотчинную коллегию за справкою и «отказом» приобретенной недвижимости. Сообщение из Вотчинной коллегии датировано 1783 годом, к нему приложена справка, занимающая 12 листов, исписанных мелким почерком с обеих сторон. В этой справке — выписки из писцовых и отказных книг почти за полтора века (1624–1770 годы). «Отказ» же состоялся только в 1785 году^{785}. Ливенские, елецкие, болховские, карачевские и орловские дворяне сетовали на несправедливый порядок наследования имений детей, умерших раньше родителей. Имения эти доставались братьям и сестрам, а при отсутствии оных «возвращались в род, кому ближе», в то время как родители не получали ничего. В наказах предлагалось включать родителей в число наследников. Так, ливенские дворяне просили отдавать родителям те имения умерших детей, которые были куплены родителями и записаны на детей^{786}.

Высказывается недовольство и действующим законодательством в отношении наследования супругов, в соответствии с которым супруги получали один после другого только 1/7 часть имущества. Волховские дворяне, кроме того, просили, «когда жена умрет бездетна, то всем ея имением, которое муж в приданство за нею получил, владеть мужу ея по смерть его или по то время, как он вздумает жениться»^{787}. Аналогично предлагалось поступать и в отношении жены.

В наказе дворян Орловского уезда встречается просьба об учреждении в провинциальных городах дворянских банков на равном положении со столичными, в которых дворяне могли бы «для крайних своих нужд деньги с закладом своих имений и поруками занимать»^{788}. В наказах дворян других уездов Орловского края такой просьбы не встречается, хотя она и не уникальна, так как присутствует в наказах дворян ряда других территорий. Так, дворяне Дмитровского и Каширского уездов просят об учреждении в провинциях банков, поскольку заем денег в столичных из-за их удаленности доступен далеко не всем живущим в провинциях помещикам, к тому же большинству из них необходимы лишь небольшие суммы. Орловские же дворяне мотивируют эту просьбу некорректным поведением некоторых дворян, одалживающих деньги своим собратьям и разоряющим их имения в случае не выплаченного вовремя долга. Так, Авдотья Александровна Апухтина (супруга подписавшегося впоследствии под болховским наказом Николая Степановича Апухтина) заняла в 1758 году у деверя Григория Степановича Апухтина (также поставившего свою подпись под наказом болховских дворян) на двухлетний срок пять тысяч рублей под залог своего недвижимого имения «с дворовыми людьми и со крестьяны», расположенного в селе Козмодемьянском Неполодского стана Орловского уезда[142], «с принадлежащими к нему пустошами, деревнями и починками». Вернуть вовремя долг она не смогла, и село Козмодемьянское было отказано Г.С. Апухтину^{789}. Даже поверхностный анализ документов, отложившихся в Государственном архиве Орловской области, позволяет утверждать, что взаимоотношения местных дворян с банками, да и с другими кредиторами, были «весьма трагичными». Так, одному из подписавших болховский наказ — Н.С. Апухтину — пришлось выкупать имения, заложенные его женою «разным кредиторам» и проданные с аукциона в московском городовом магистрате^{790}. Его племенник Илья Петрович Апухтин (отец которого Петр Степанович Апухтин тоже подписался под болховским наказом) не смог выплатить заемных денег, часть из которых его дядья, будучи опекунами, занимали для погашения долгов его матери. В результате имения И.П. Апухтина в Белевской, Волховской и Дешкинской округах были описаны и выкуплены его сестрами Анной Петровной Шеншиной и Еленой Петровной Чулковой^{791}.

Практически ни один наказ не проходил мимо проблемы бегства крестьян. Так, ливенские дворяне ратовали за то, чтобы не ставить в вину помещикам и их приказчикам смерть крестьянина, случившуюся во время наказания за побег^{792}. Редкий наказ обходил молчанием грабежи и разбои. Елецкие дворяне просили вернуть смертную казнь для «смертоубийц, воров, разбойников, пристанодержателей и прочие», так как без этого, по их мнению, «сие зло истребиться никогда не может»^{793}. Подорожные разбойники (так называемые «подлеты») были грозой для Елецкого уезда, как и для всего Орловского края. Михаил Александрович Стахович приводит народную поговорку: «Кто [села] Рогатое и Становое проехал, тот жив до Москвы». В елецком Рогатове и далее на путников наводили страх разбойники вроде вошедшего в предания Кудеяра, главаря, как пишет Стахович, отважной шайки, грабившей на елецком тракте богатых путников^{794}. Гавриил Михайлович Пясецкий рассказывает о том, как однажды елецкие разбойники попытались ограбить проезжавшего царя — самого Петра I, но, узнавши царя, покаялись^{795}.

Особое внимание уделено в наказах дворянским привилегиям. Волховские дворяне, ссылаясь на то, что «вся честь и слава дворянства в том единственно состоит, чтоб жертвовать себя на службе Ея Императорского Величества», просят отделить корпус дворянства «правами и преимуществами от прочих разного рода и звания людей»^{796}. Карачевские дворяне просили ввести отличия для дворян «против выслужившихся из недворян в чины», поскольку каждый дворянин отдает своих крестьян и людей в рекруты, а «выслужившиеся из них в чины и происходя во оные, берут преимущество против природных дворян». Те же дворяне, которые писались в однодворческий оклад, по их мысли, должны «остаться при своих званиях», а дворянские фамилии у них следует «отнять»^{797}. Трубчевские дворяне просят при составлении нового Уложения сохранить за дворянством привилегии, дарованные ранее Петром I (пожалование поместий и деревень, вольности, учреждение учебных заведений для дворянских детей и так далее) и Анной Иоанновной (уравнение пожалованных «с давних лет» поместий с вотчинами)^{798}. Укреплению дворянства, по мнению составителей болховского наказа, будет способствовать утверждение дворянских имений «таким крепким и надежным средством, чтоб всякий дворянин собственным своим имением мог спокойно и непоколебимо владеть»^{799}. Дворянские дочери, вышедшие замуж за представителей других сословий, по мнению карачевских дворян, должны быть лишены права наследовать родительские имения^{800}.

Волховский наказ свидетельствует, что среди дворян был довольно большой процент неграмотных, так как в нем специально оговариваются правила написания крепостей не обученными грамоте дворянами. Болховчане предлагают владельцам, которые «грамоте не умеют […] крепости писать в тех канцеляриях, где они испомещены», поскольку «чрез написание в других городах, не без сумнения, чтоб иногда какого подлога не происходило». А «при написании крепости в том городе, при свидетелях, воеводский товарищ допросить имеет, дабы впредь по смерти тех продавцов от наследников их споров не происходило»^{801}. Судить о грамотности дворян Орловского края на основании подписей под наказами не представляется возможным. В брянском, трубчевском и елецком наказах встречаются подписи «вместо такого-то». Однако только в последнем указано, что, например, капитан Василий Григоров подписывается вместо премьер-майора Ивана Суздальцова «за болезию его». В остальных случаях причина подписи за другого не объясняется. Также не представляется возможным судить о грамотности городского населения. В каждом городском наказе встречается достаточно много подписей «вместо такого-то», но так же, как в дворянских наказах, причина не указывается. В настоящий момент мы не имеем материалов, подтверждающих или опровергающих традиционную оценку фактов подписания наказов кем-то из дворян за других собратьев по сословию как проявления неграмотности последних. В.И. Веретенников на основе анализа наказов предполагает, что процент неграмотных среди подписавших их дворян был «сравнительно низким». Однако он замечает, что невозможно установить уровень их грамотности, предполагая, что значительное число дворян владело лишь элементарными навыками, то есть умело писать свои имя и фамилию^{802}. Мы надеемся, что изучение послужных списков бывших военных, подписавших наказы, их купчих и «верющих» писем поможет нам уточнить традиционную трактовку.

Составители некоторых дворянских наказов проявляли заботу и о крестьянах. Орловских дворян беспокоило отсутствие на селе медицинской помощи: они «соболезновали о жизни человеческой […] взирая на сей бедный народ, которые умирают как скоты, без всякого призрения», иногда «от самой малой раны, кою бы пластырем можно было заживить». Предлагалось увеличить количество медицинских университетов, выпускников которых не только в полки, но и «помещикам определять на число крестьянских душ». При этом определяемых к помещикам медиков должны были содержать и платить им жалованье сами владельцы крепостных душ^{803}.

В наказах ливенских, карачевских и трубчевских дворян затрагивается вопрос о винокурении. Впрочем, вопрос этот волновал составителей и многих других дворянских наказов (например, кадыевского, новгородского, курского, вадлуйского, рыльского). Все они просят вернуть льготы в области винокурения, установленные указом 1754 года^{804}, согласно которому право винокурения принадлежало только помещикам, имевшим, кроме того, право подряда на поставку вина. В 1765 году был издан Устав о винокурении^{805}, подтвердивший право дворян на курение вина, но лишивший их права подряда на поставку вина и запретивший развозить вино по городам. Естественно, что многие дворяне при составлении наказов надеялись вернуться к прежнему положению дел и даже получить дополнительные выгоды. Составители ливенского наказа просят дозволения «дворянам, у которых имеются кубы и казаны, выкуренное вино, тако-ж водку и наливные на ягоды, для своей провизии, с собою с выписми, взятыми от присутственных мест, возить»^{806}. Им вторят карачевские дворяне, добавляя просьбу о разрешении курить вино, «не полагая времени по дням выкуриванию подлежащей пропорции вина, а когда кому в год время и случай допустить может»^{807}. Трубчевские дворяне просят распространить дозволение о выкуривании вина на «дворян, которые в воинской и штатской службах находятся, а фамилии их в деревнях смотрение имеют», и привозе ими своего законно выкуренного вина без выписей в «свои городы, в коих жителство имеют»^{808}. Столь пристальное внимание жителей Орловского края к винокурению объясняется значительной степенью вовлеченности в эту доходную деятельность местных дворян. Об этом можно судить по состоявшемуся в 1763–1769 годах громкому судебному процессу о противозаконном производстве и продаже вина в крае. По решению суда были привлечены к ответственности не только местные дворяне, но и большинство как губернских, так и уездных чиновников[143]. Суровые наказания не приостановили винокурение в крае: по данным первой статистической переписи всех винокуренных заводов 1797 года, в Орловской губернии действовало 288 заводов. Большинство заводов ориентировалось на местные нужды, так как 235 из них были рассчитаны на производство менее 90 ведер в год, однако мощность восьми заводов превышала 10 000 ведер^{809}, что говорит о включенности местных винопроизводителей во всероссийский рынок. Родственники некоторых дворян Орловского края, подписавшихся под наказами, в 1780-е годы занимались поставкой вина. Так, в первой половине 1780-х годов Александр Николаевич Зиновьев поставлял вино со своих заводов, находившихся в Волховском уезде, в ряд местностей Орловской, Калужской, Тульской губерний^{810}. Также в этот период занимались винокуренной деятельностью представители многочисленного семейства Апухтиных^{811}.

* * *

В рамках отдельной территории наиболее интересным представляется комплексное изучение наказов, то есть анализ наказов от всех сословий. Однако эта работа очень объемная и трудоемкая, требующая к тому же больших временных затрат. Поэтому наиболее эффективным представляется отражающая сословный принцип публикация наказов с подробнейшими комментариями. Начинать работу, на наш взгляд, следует с дворянских наказов как наименее изученных^{812}. В настоящее время силами ученых России, Канады и Германии, под руководством Германского исторического института в Москве, осуществляется реализация международного исследовательского проекта «Культура и быт русского дворянства в провинции XVIII века». В рамках заявленной темы проводится анализ наказов, поданных в Уложенную комиссию 1767–1768 годов дворянами уездов, вошедших впоследствии в Тульскую, Орловскую и, частично, Московскую губернии. Осуществление проекта позволит углубить и конкретизировать наши представления о жизни провинциального дворянства, сложившейся, в частности, в Орловском крае в его «догубернский» период. Уже сейчас можно сделать некоторые предварительные выводы.

Так, анализ наказов орловского дворянства позволяет увидеть включенность нужд местного дворянства в корпоративные интересы сословия в целом: отстоять и расширить дворянские привилегии за счет других сословий, добиться их законодательного закрепления, усовершенствовать казенное и судебное делопроизводства и так далее. Местные условия жизни дворян со всей очевидностью требовали указанных реформ, что находит живейшее подтверждение в архивных документах. Структурный анализ орловских наказов позволяет подтвердить высказывавшуюся ранее Веретенниковым^{813} мысль о том, что прямых заимствований в дворянских наказах было мало, а если они и имели место, то были вызваны не копированием одних наказов другими, а отражением в них общих для дворян разных регионов интересов и нужд, требовавших обсуждения и реформ на общегосударственном уровне. В то же время специфика социально-экономического и демографического развития Орловского края, сложившаяся к середине XVIII века (большое количество однодворцев и казенных крестьян, экономическая несостоятельность подавляющего большинства местных дворян наряду с наличием огромных земельных владений латифундистского типа, принадлежавших дворянам, не проживавшим в самом крае, расположение в черноземной зоне и развитие зернового производства и так далее), определила появление в орловских наказах требований, не нашедших столь значительной поддержки в наказах дворян других регионов: ограничения прав однодворцев на владение крестьянами и землей и привилегий купечества на занятие торговлей, разрешения на торговлю произведенным в имениях вином, освобождения от постойной повинности (или же распространения ее на все города) и от «приема провианта в городовые магазины». Существование в крае наряду с высокоразвитыми в сельскохозяйственном отношении уездами (Ливенский, Елецкий) территорий, плохо пригодных для сельского хозяйства из-за большого количества лесов и болот (Брянский, Трубчевский, Севский), и, как следствие, их малолюдность и неразвитость дорожной сети обусловили отсутствие дворянского наказа от Севского уезда и вынудили проживавших там дворян присоединить свои голоса к наказу, составленному городскими сословиями. Вероятно, условия жизни севских дворян не только не позволили им собрать достаточное количество представителей своего сословия для написания самостоятельного наказа, но и определяли совпадение их интересов с интересами других городских жителей. Это очевидно из того факта, что в городских наказах, подписанных дворянами, специфически дворянские требования выдвинуты не были. Действительно, из личных документов дворян, подписавших городские наказы, следует, что они находились ближе к городским жителям, чем к дворянам, жившим в своих усадьбах, в силу своего положения: в большинстве своем это были служащие городских канцелярий. При неразвитости в целом городской жизни в крае местные горожане проявили значительную по сравнению с дворянством активность в составлении наказов, что, возможно, было обусловлено как их большей организованностью (принадлежностью к купеческим гильдиям, к губернским или уездным канцеляриям и так далее), так и компактностью проживания — в отличие от удаленных поместий большинства дворян, разобщенных в силу несовершенства законодательства и судебных практик, регулировавших их повседневные отношения между собой и вызвавших столь явную критику с их стороны в наказах. В целом анализ составленных дворянством Орловского края наказов в Уложенную комиссию, проводимый на фоне изучения архивных и прочих документов о личном составе дворян, их подписавших, подтверждает перспективность использования наказов в качестве весьма информативного источника для изучения локальной истории.