Во главе Копенгагенской эскадры

Во главе Копенгагенской эскадры

27 марта в Адмиралтейств-коллегии отмечали, что уже готово определение о Повалишине как командире архангелогородской эскадры. 25 апреля коллегия постановила дать контр-адмиралу инструкцию в соответствии с высочайшим указом от 28 марта 1788 года. Вновь Повалишин выехал в Архангельск.

Архангелогородскую эскадру Повалишина составили корабли № 8 («Сысой Великий»), № 9 («Максим Исповедник»), № 75, «Северный Орел», фрегаты «Архангел Гавриил» и № 41. С 25 мая по 12 июня они были переведены через бар. Не обошлось без проблем. 8 июня коллегия слушала сообщение о гибели у бара гукора с артиллерией для одного из переводимых кораблей. 29 мая в сильный ветер и большое волнение гукор «Святой Павел» пошел к Мудьюжскому маяку, но не дошел и затонул. Команду спасли, но на значительной глубине оказались пушки, якоря, снаряды корабля «Северный Орел». Командовавший судном мичман Ахматов доложил, что снялся с якоря из-за большой течи, угрожавшей гибелью груза, но дойти до отмели, к которой стремился, не успел. Так как поднять артиллерию оказалось сложно, было решено снять для «Северного Орла» часть пушек с других судов.

Только 9 июля эскадра вышла в Белое море, 15 июля миновала мыс Норд-Кап. 4 августа получил повреждение руля и течь флагманский корабль № 9, коснувшийся мели. 2 октября 1788 года Адмиралтейств-коллегия слушала рапорты Повалишина и командира корабля № 9 Жохова о том, что корабль недалеко от Рамс-фьорда стал на мель, но волны его сдвинули, и при ударе сломало крючья креплений руля. Оказалось, что ошибка в счислении места равнялась 43 немецким милям. 5 августа Повалишин, перейдя на корабль № 75, отправил поврежденный корабль в Христианзанд для ремонта и зимовки. Жохов с 4-го по 14 августа боролся за спасение корабля и привел его в Христианзанд, за что получил похвалу коллегии. Остальные продолжили путь. Но привести эскадру на Балтику Повалишину сразу не довелось. 21 августа с датского судна была доставлена депеша о начале войны со Швецией. Пройдя Каттегат, эскадра 24 августа встала на рейде Эльсинора, а 29 августа прибыла на Копенгагенский рейд. К этому времени в районе Копенгагена стояла эскадра вице-адмирала Фондезина из трех 100-пушечных кораблей. В письме адмиралу Грейгу 18 июля И. Г. Чернышев писал, что после прихода Повалишина у Фондезина будет 8 кораблей и 3 фрегата, с которыми он будет способен на самостоятельные действия. Существовал расчет и на поддержку датского флота.

В высочайшем указе адмиралу Грейгу от 25 июля эскадра Повалишина лишь упомянута. В ответном всеподданнейшем донесении от 9 августа Грейг писал: «В разсуждении же отряда небольшой эскадры в Средиземное море, если бы корабли, пришедшие из города Архангельскаго под командою контр-адмирала Повалишина, были обшиты, то по окончанию здешней кампании, узнав подробно все обстоятельства, можно бы оные корабли вместе со 3-мя 100-пушечными послать будущею зимою в Средиземное море». Но война со Швецией заставила оставить корабли на Балтике.

В. П. Фондезин 25 августа рапортовал, что корабли из Архангельска пришли на рейд Эльсинора. Вице-адмирал намеревался, пополнив запасы на кораблях Повалишина, выйти в море всеми силами, атаковать и разбить шведский флот, если бы тот вышел из Гельсингфорса. Тем временем эскадра Повалишина прибыла в Копенгаген, и 1 сентября контр-адмирал писал И. Г. Чернышеву:

«По продолжительному моему от Архангельска плаванию и по постигшему несчастному приключению с кораблем № 9, наконец с оставшимися 4-мя кораблями и 2-мя фрегатами 23 числа августа пришел на гельсинорский рейд благополучно, и за противным ветром был на оном по 28 число, а онаго числа на копенгагенский рейд прибыл благополучно.

27 числа августа получил я от Самоила Карловича ордер, которым повелевает, что по воле Ея И. В. с порученною мне эскадрою должен я состоять в его команде, и для подкрепления морских Ея И. В. сил у Копенгагена находящихся явиться к главному над ними начальнику вице-адмиралу Фондезину. И в силу сего соединился с оным вице-адмиралом».

До присоединения к Фондезину Повалишин принимал из адмиралтейства пушки. Так как в Копенгаген прибыло судно с 43 30-фунтовыми орудиями из Каррона, было решено установить их на корабли копенгагенской эскадры. Таким образом решили проблему пушек, утонувших у бара.

Между тем 6 июля Грейг нанес поражение шведскому флоту при Гогланде и заблокировал его в Свеаборге. 26 августа он в письме Безбородко предложил копенгагенской эскадре Фондезина зимовать в Христианзанде (Норвегия), ибо корабли Повалишина не были обшиты и могли пострадать от льдов, но их можно было за зиму обшить сосновыми досками. Фондезину был послан Высочайший указ от 2 сентября идти на зиму в Христианзанд, чтобы бороться с неприятельской торговлей и поддерживать датчан. В письме 4 сентября Фондезину Грейг ставил ему задачу не допускать шведский флот в Карлскрону, бороться с судоходством в проливах при участии кораблей Повалишина.

Рескрипт адмиралу Грейгу от 2 сентября включал строки: «…я ожидаю известия о прибытии архангелогородской эскадры, чтобы, поруча начальство контр-адмиралу Повалишину, вице-адмирала Фондезина отозвать по причине приписываемой ему нерешительности».

Как бы в ответ на рескрипт от 2 сентября в письме к Безбородко 5 сентября Грейг высказывал свое мнение: «Г. Повалишин будучи хорошим офицером, в то время когда находится под командою старшаго над ним, не может быть, по мнению моему, сам отдельным начальником, особенно в то время когда эскадра наша должна будет действовать сообща с эскадрою иностранною». Он рекомендовал П. И. Ханыкова и предлагал дать ему чин флагмана, а прочих отчислить к адмиралтейству.

Грейг послал 10 сентября 1788 года ордер Фондезину о задачах соединенной эскадры: крейсировать до середины или конца ноября, не допуская прорыва шведов из Свеаборга в Карлскрону, после чего ремонтировать суда в Копенгагене и идти на зимовку в Христианзанд; как осенью, так и весной следовало держать в проливах отряд кораблей для борьбы с вражеским судоходством, а главные силы вернуть в Копенгаген лишь весной.

Фондезин этих указаний не выполнил. Организовав кровавую и бесполезную вылазку на мирное селение в Швеции, он нарушил добрые отношения с датчанами. 24 сентября вице-адмирал сообщал Чернышеву, что эскадра Повалишина до 23 сентября не могла выйти с Копенгагенского рейда из-за противного ветра. Соединившиеся эскадры отправились для крейсерства у Карлскроны и Эланда. Получив сообщение из Ревеля, что балтийские эскадры идут на зимовку, уже 11 октября Фондезин собрал военный совет, который постановил находиться в море до 20 октября, и 29 октября русско-датская эскадра вернулась в Копенгаген. 6–12 ноября присоединились 3 корабля, присланные для подкрепления из Ревеля. Но Фондезин не возобновил крейсерство. Более того, он 22 ноября в нарушение ордера Грейга решил оставить эскадру на рейде Копенгагена из-за недостатка воды и провизии. Последствия решения сказались быстро. 3 декабря крейсерская эскадра Одинцова (2 корабля, 2 фрегата и катер), вышедшая 22 ноября, вернулась из-за льда и быстро вмерзла в лед, как и все остальные корабли, большинство которых стояло на рейде. А 4 декабря началась подвижка льдов, создавшая угрозу судам. Такое положение вещей было нетерпимо. 17 декабря Фондезин получил высочайшее повеление передать линейные корабли Повалишину; 22 декабря он сдал ему и эскадру, и транспортные суда.

Высочайший указ контр-адмиралу от 18 ноября гласил:

«Указали мы вице-адмиралу Фондезину возвратиться сюда, сдав вам команду, до будущего соизволения Нашего, над всеми там имеющимися морскими нашими силами. Во ожидании покуда можно будет доставить подробные наставления о предлежащих на следующую кампанию действиях, повелеваем вам: 1) взять меры, по соглашению с министром нашим бароном Криденером, о помещении для пребывания на зимнее время кораблей, фрегатов и прочих судов в порте датском, который за выгоднейший, удобнейший и безопаснейший признан будет; 2) пещися о доставлении всего надобнаго для пропитания людей и для приведения в наилучшую исправность вооружения под ведомством вашим имеющегося; а как датское правительство при начатии военных действий получило не малое количество сухарей из заготовленных для флота нашего, то и нужно, чтоб оные в натуре возвращены были для продовольствия эскадры нашей; о прочей же провизии и других потребностях распорядите с бароном Криденером и с агентом нашим Конингом. Потребные в прочем деньги доставлены вам будут от нашего генерального прокурора князя Вяземскаго; 3) покуда есть удобность, да и при наступлении весны, как скоро можно будет, старайтеся посредством легких судов беспокоить шведскую торговую навигацию и их транспорты, с наблюдением однако осторожности, дабы наши легкие суда не попались в руки неприятеля; 4) хранить также всю нужную осторожность, дабы неприятель не предпринял чего вреднаго против эскадры нашей, когда оная в порте находиться будет; 5) вообще советовать с министром нашим и его мысли на пользу службы нашей приемля за благо, с оными сображаться, а при том нам часто о всем нужном доносить».

Тут и сказалось то, о чем предупреждал Грейг. Первоначально Повалишин растерялся. Не зная иностранных языков, устранять последствия такой катастрофы, да еще после подпорченных отношений с датчанами, показалось ему слишком сложно. 5 января 1789 года он писал в донесении И. Г. Чернышеву:

«Возложенность на меня начальства, при толь несчастном положении эскадры при иностранном порте, в военное время, быв рассеяны по разным местам по Зунду, и в опасных состояниях, толь затрудняет, что я в сумнении нахожусь приготовить оную к действиям военным к началу открытия плавания; всякая потребность, которых не малое количество, во всю эскадру нужно необходимо получать; но по действиям идет весьма медлительно, я же не зная кроме природнаго моего языка, не имея переводчика, чрезвычайно затрудняюсь, и страшусь савершенно быть замешан, не служить пособием; ревность моя к службе, где не можно оной употреблять с успехом, как предоставить терпению, пересказывая оной чрез других, и часто бывает стечением многих обстоятельств к одному предмету не в силах объяснять, а оттого выходит не то что следовало. Сие и многое наводит страх не выполнить волю Ея Величества…»

Он предлагал прислать более опытного флагмана либо оставить Фондезина. Однако все же моряк, несмотря на трудности, энергично взялся за спасение кораблей: по пропиленному во льду каналу выводили в безопасное место корабль «Пантелеймон», берегом доставляли якоря для кораблей, лишившихся их в борьбе со стихией.

А положение действительно оказалось сложным. К 1 января 1789 года эскадра оказалась разбросанной. В гавани Копенгагена стояли корабли «Победоносец», «Мечеслав», фрегат «Надежда», катер «Меркурий» и 2 транспорта («Соломбала» и «Соловки»). На малом рейде в лед вмерзли корабли «Саратов», «Чесма», «Трех Иерархов», «Александр Невский», № 8, № 75, фрегат «Гавриил» и транспорт «Удалой». В Зунде у острова Амагера были разбросаны корабли «Северный Орел», «Пантелеймон», фрегат № 41. Катер «Дельфин» находился в гавани Ниве, а корабль № 9 — в Рамс-фьорде.

В донесении от 12 января тон Повалишина гораздо спокойнее. Он сообщал о том, что разбросанные корабли постепенно выводят в безопасные места. 13 февраля контр-адмирал докладывал о ледовых повреждениях «Пантелеймона», 17 февраля — о ходе спасения судов, поврежденных льдами: моряки отливали воду помпами, свозили на берег грузы. Повалишин советовался с Одинцовым и корабельным подмастерьем, и было решено для спасения от напора льдов после конопатки обшить четыре пояса фальшивой обшивкой ниже бархоута, защитить корму и нос, сделать в Копенгагене новые рули. Больных при команде и в больнице состояло 619 человек.

Правда, появилась новая проблема. 18 февраля обнаружилось намерение сжечь русские корабли, оказавшиеся в ледовом плену. В донесении Чернышеву в феврале Повалишин сообщал:

«Сего месяца 18 числа открыли злодейский неприятелей наших умысел к истреблению кораблей на малом рейде в эскадре моей находящихся; злодей сей, который хотя еще не открыт, уговорил шкипера Обреяна, купеческаго судна, который уроженец ирландской, стоящаго близко корабля № 8, чтоб с ветром на эскадру последовавшим зажечь свое судно, с обнадеживанием по великости зло действенной услуги и награждения соразмернаго, но невидимая рука устранила сего злодея, он прибегнул к совету о сем с другом своим, а сей ему изменил, донес здешнему министерству; оное (злодейство) открыто, судно арестовано под крепким караулом, корабельщик посажен в тюрьму».

Текст последующих донесений Повалишина Чернышеву спокойный и деловой. Контр-адмирал сообщал, что принимает провизию, что продолжаются работы по спасению аварийных кораблей. Много оказалось заболевших, и Повалишин указывал некомплект в 1027 человек. 13 марта он писал Чернышеву:

«Стужи при северных и северо-восточных крепких ветрах стоят весьма велики, и лед толще сделался, нежели пред сем был. Корабли: „Северный Орел“ и „Пантелеймон“ стоят в том же положении. Корабли сии в таком стоят страхе, что надежда к сохранению их весьма сумнительна, но буде и спасутся, то не могут без осмотра под водной части в море выдти. Фрегат № 41 в таком же положении, как пред сим доносил. Страхи наши от неприятельских покушений о истреблении здесь эскадры хотя и уменьшились, но совсем тем всякую ночь в превеликой осторожности находимся».

Чувствуется, что флагман начал входить в свои обязанности. Но в это время ему уже готовили замену. Высочайший указ Адмиралтейств-коллегии от 23 мая 1789 года гласил:

«Назначив к командованию эскадрою Нашей в Копенгагене и за Зундом находящейся вице-адмирала Козлянинова снабдили Мы его подробными наставлениями и повелели поспешать прибытием к начальству ему вверенному; между тем Мы надеемся что вы приложите всемерное старание, дабы эскадра сия приведена была как наискорее в исправность к плаванию и действиям, когда наступит к тому время, и что храня надлежащую осторожность противу неприятельских тайных и явных покушений, вы все то наблюсти не оставите, чего польза службы нашей и честь флага нашего требовать будет. Относительно снабдения помянутой эскадры, министр и агент Наши не преминут подавать вам зависящее от них пособие».

6 апреля корабли из гавани вышли на малый рейд. 7 апреля 1789 года Повалишин докладывал Чернышеву:

«Корабли и прочия суда пред копенгагенскою гаванью и в оной стоящие и на них команда обстоит благополучно, больных 512 человек.

Лед на малом фарватере течением и крепким SSO ветрами много разбило и все на рейде корабли и прочие суда к О от онаго очищены, но к W к берегу большой рейд и весь Зунд покрыты еще льдом. От 4 числа от бригадира Одинцова получил известие, что команда на кораблях „Пантелеймоне“ и „Северном Орле“, катере „Дельфине“ и фрегате № 41 обстоит благополучно, больных 160 человек; корабли сии в том же положении, лед около них хотя и становится худ, но весьма толст. Фрегат № 41 на прежнем месте. Из гавани корабли 5 числа вытянулись на рейд».

С весной опасения за корабли уменьшились. 14 апреля эскадра стала верповаться на большой рейд. 21–22 апреля прибыли корабли, зимовавшие у Амагера. Но отвечал за них уже Козлянинов, который прибыл в Копенгаген и 30 апреля принял командование. Об этом Повалишин доложил Чернышеву 1 мая.

Успел контр-адмирал послать донесение и о первых успехах катера «Меркурий» под командованием Р. Кроуна, который Повалишин выслал 19 апреля в крейсерство. 29 апреля Кроун на подходах к Карлскроне встретил шведский вооруженный катер «Снапоп» и с боя взял его. В плен попало 33 человека, убитых не было. О капитан-лейтенанте Кроуне Повалишин писал, что тот «за его храбрость и расторопность заслуживает милость B. C.».

Очевидно, в столице были довольны Повалишиным. 26 ноября 1788 года моряк был награжден орденом Святого Георгия IV степени за 18 кампаний в море. 14 мая 1789 года Безбородко писал Чернышеву, что Императрица пожаловала контр-адмиралу 3000 рублей на экипаж из денег, отпущенных на содержание эскадры в Копенгагене. Смена его Козляниновым объяснялась лишь недостаточным опытом флагмана.

Тем временем Козлянинов 16 мая послал отряд капитана Лежнева (два корабля, два фрегата и катер) для крейсерства в Скагерраке. 17 мая вице-адмирал направил Повалишина со всеми остальными линейными кораблями (кроме 100-пушечных) за остров Драге, где 16–20 июня эскадра стояла на якоре. 19 июля поступил сигнал приготовиться к походу. 21 июля 1789 года эскадра была к северо-востоку от Борнхольма, а утром 22 июля соединилась с главными силами адмирала Чичагова, которые вели 15 июля бой со шведским флотом у Эланда. Шведы перед угрозой всего Балтийского флота укрылись в главной базе, и Чичагов, недолго покрейсировав перед Карлскроной, ушел к Ревелю, оставив в море дежурную эскадру.

23–27 июля флот ходил у Борнхольма, 28–30 июля — у Готланда, 31 июля — 9 августа — у Дагерорда, Оденсхольма, Суропа, затем встал на якорь между Наргеном и Вульфом, а 16 августа — на рейде Ревеля. 27 августа по приказу Чичагова все контр-адмиралы подняли вместо флагов брейд-вымпелы, вице-адмиралы — контр-адмиральские флаги. Флот снялся с рейда за Чичаговым. 28 августа — 11 октября крейсировали в Финском заливе у Дагерорда, после чего вернулись в Ревель. 18 октября отряд Козлянинова вышел из Ревеля и 21 октября прибыл в Кронштадт; в его составе был корабль «Чесма», на котором был поднят флаг Повалишина.