От Гогланда до Эланда
От Гогланда до Эланда
Разгоралась русско-турецкая война 1787–1791 годов. В конце 1787 года началась подготовка очередной Средиземноморской эскадры С. К. Грейга для диверсии в тылу турок. Но шведский король Густав III воспользовался отвлечением русских сил на юг и решил вернуть земли, потерянные Швецией в первой половине столетия. Екатерина II старалась не дать повода для конфликта и, как мы писали, рассчитывала на благоразумие своего кузена. Однако король пошел на прямую агрессию. Он перевез войска в Финляндию, осадил крепость Нейшлот; шведский флот захватил два российских фрегата, совершавших плавание с кадетами в Финском заливе. Из Финляндии Густав III послал ультиматум, сделавший войну неминуемой.
Потребовалось принять контрмеры для отражения агрессии. Меры эти поставили Чичагова в неопределенное положение. 30 мая 1788 года Императрица назначала адмирала командиром Балтийской эскадры из 10 линейных кораблей, 4 фрегатов и 15 легких судов; из них 5 кораблей и 2 фрегата прибывали с севера только летом 1788 года. Этими незначительными силами предстояло готовить экипажи, оборонять морские пути и берега Балтики. 13 июня В. Я. Чичагов получил инструкцию по обороне Балтийского моря. Но уже через неделю Екатерина II, узнав о встрече авангарда Средиземноморской эскадры со шведским флотом, писала С. К. Грейгу о необходимости выйти к Ревелю. Она присоединяла к нему эскадру, ранее предназначенную Чичагову, оставив адмирала без дела. Грейг предпринимал решительные меры для подготовки кораблей и экипажей, но состояние флота было таково, что выход задерживался. 26 июня обеспокоенная Императрица повелела искать и атаковать неприятельский флот, пользуясь случаем для нанесения ему вреда. Лишь 28 июня эскадра Грейга вышла в море. Медленно двигаясь из-за маловетрия на запад, она 6 июля встретила у острова Гогланд шведский флот и вступила в сражение. После ожесточенной перестрелки шведы, потеряв один корабль сдавшимся, ушли в Свеаборг и увели с собой захваченный русский корабль. Казалось, сражение окончилось вничью. Однако шведский флот оказался в ловушке, а попытка его выйти из Свеаборга окончилась потерей еще одного корабля и более тесной блокадой. Следовательно, Гогландское сражение явилось стратегической победой.
Чичагов числился больным. Он был обижен, что ему предпочли иностранца, имевшего равную выслугу в адмиральских чинах, и считал, что это происки иностранной партии при дворе. Но победа при Гогланде, которую Чичагов высоко оценил, примирила его с назначением Грейга. Опытный моряк понимал, насколько сложно было одержать верх при имевшихся во флоте недостатках. Чичагов порицал Грейга лишь за то, что тот, зная слабость кораблей и подготовки экипажей, сам атаковал шведов (чему команды не учили), а не принял атаку неприятеля.
Грейг являлся генератором идей. Он предлагал, в частности, овладеть по льду Свеаборгом и Карлскроной; для этого требовалось держать эскадры в море до предела, не выпуская запертый в Свеаборге шведский флот. Однако 15 октября 1788 года адмирал умер от желчной горячки. Чичагов приехал в Ревель, чтобы участвовать в похоронах. Сменивший Грейга контр-адмирал Т. Г. Козлянинов увел эскадру на зимовку в Ревель, когда рейд стал покрываться льдом; еще ранее вице-адмирал В. П. Фондезин укрыл в Копенгагене свою эскадру из кораблей, выведенных с Балтики и прибывших из Архангельска. 9 ноября шведский флот, пользуясь представленной свободой действий, перешел в Карлскрону, пробиваясь сквозь льды. Тем самым замысел Грейга был нарушен, и его преемнику предстояло решить сложную задачу — весной 1789 года объединить действия Кронштадтской, Ревельской и Копенгагенской эскадр ранее, чем шведский флот, превосходящий каждую из них в отдельности, выйдет в море и атакует. Такое мог сделать лишь опытный и хладнокровный флотоводец. Потому из предложенных кандидатур Императрица избрала рассудительного В. Я. Чичагова.
Сначала адмирала назначили начальником Ревельской эскадры, которая первой могла выйти в море. Рескрипт от 27 ноября 1788 года гласил:
«Главную команду над портом ревельским и над всеми имеющимися в оном кораблями, фрегатами и другими судами с людьми, к тому принадлежащими, указали Мы поручить вам до будущего нашего соизволения. Подробные наставления получите вы от Адмиралтейской коллегии, Мы же вкратце вам волю нашу объявляем, чтобы вся часть флота нашего, в помянутом порте на зиму оставшаяся как наискорей и конечно к открытию вод в исправность и полную готовность к плаванию и действиям приведена была непременно, чего ради ежели вам потребно будет какое-либо в том пособие, вы сверх рапортов ваших по команде и прямо Нам представляйте, а смотря по надобности, можете и для удобнейшего на словах о всем изъяснения сами сюда приехать; на проезд вам пожалованные от нас 3000 рублей получите из суммы на чрезвычайные по флоту расходы, в ведомство покойного адмирала Грейга отпущенной».
15 декабря адмирал прибыл в Ревель. Он столкнулся со значительными трудностями. Порт годами использовали для вывоза зерна, военные корабли заходили редко, укрепления и сооружения гавани ветшали, — фактически приходилось создавать военную базу заново. Адмирал добился средств и организовал восстановление полуразрушенных деревянных стен гавани. Сооружали водопровод из озера для снабжения кораблей пресной водой. В городе не было приличного госпиталя, и 31 марта Императрица передала для этой цели свой только что отремонтированный дворец.
Кроме городской крепости вблизи гавани, на берегу не было ни батарей, ни других препятствий. Единственной защитой Ревеля служили корабли. Чичагов прекрасно понимал необходимость объединения всего флота, как только льды позволят. Адмирал вел переписку с И. Г. Чернышевым об одновременном ремонте кораблей в Кронштадте и Ревеле. Сам он делал все возможное для приведения Ревельской эскадры в боеспособное состояние и писал в столицу о недостатке продовольствия, обмундирования и других проблемах, которые не мог разрешить сам.
Весной 1789 года Екатерина II пригласила Чичагова в столицу, назначила его начальником над флотом и уже 3 апреля благословила отъезд в Ревель. Еще 31 марта Императрица подписала рескрипты Козлянинову и Чичагову. В распоряжение последнего были выделены 10 кораблей, 4 фрегата, 2 бомбардирских корабля в Ревеле, столько же в Кронштадте, эскадра в Копенгагене и еще 3 корабля для охраны Финского залива; гребной флот оставался в распоряжении сухопутного командования. Чичагов должен был подготовить флот к вскрытию вод, присоединить на рейде Ревеля Кронштадтскую эскадру, учредить пост при мысе Гангут, после чего идти с главными силами на соединение с Копенгагенской эскадрой Т. Г. Козлянинова и для поиска неприятеля. Рескрипт предлагал выманить шведский флот в море и стараться истребить его в бою, что открыло бы путь для наступления армии и гребного флота; дополнительной задачей являлось нарушение неприятельского судоходства.
Документ, однако, не предусматривал, что шведы могут выйти в море до соединения сил, хотя было известно: Карлскрона освобождалась от льда ранее Кронштадта. Чичагова же беспокоила именно эта опасность. С 1 марта по 30 апреля 1789 года эскадра была отремонтирована и укомплектована; старослужащих и новобранцев равномерно распределили по кораблям, чтобы уравнять их боеспособность.
Чтобы не быть застигнутым врасплох, пока Финский залив еще покрывал лед, в Балтийский порт Чичагов направил опытного штурмана, которому с маяка следовало наблюдать за морем и доносить в Ревель о появлении неприятеля. Кроме того, опрашивали моряков проходящих судов. Ревельская и Кронштадтская эскадры по отдельности вдвое уступали противнику и должны были ограничиваться учениями и разведкой. Потому Чичагов решил расположить вдоль финляндских берегов цепь крейсеров, наблюдающих за противником, и препятствовать его судоходству. 4 мая он приказал капитану Тревенену с кораблем, фрегатом и 2 катерами приготовиться к выходу для осмотра оставленного в прошлом году Гангутского поста; 9 мая при тихом ветре эскадра отправилась в путь.
На своем берегу была развернута цепь постов, которые должны были оповещать о появлении неприятельских кораблей дымовыми сигналами. У входа в Ревельскую бухту патрулировали легкие суда. Тем самым Чичагов обеспечил надежную систему дальнего, ближнего оповещения и связи. 5 мая он наконец смог рапортовать Адмиралтейств-коллегии:
«Состоящие в ревельской гавани корабли, фрегаты и прочие суда сего 4 мая выведены на рейд благополучно».
Беспокоясь о Кронштадтской эскадре, адмирал 5 мая предлагал контр-адмиралу А. Г. Спиридову способы безопасного присоединения на случай появления противника. Он не верил, что шведы спокойно уступят господство на море. К счастью для Ревельской эскадры, опасения на сей раз не оправдались.
В Ревеле с начала мая постоянно были настороже. 6 мая поступило донесение штурманского офицера из Балтийского порта о 15 больших судах, лавирующих к северо-западу, и Чичагов приказал готовиться к бою; но посланные им фрегат и катер уже 7 мая установили, что суда купеческие и идут в Санкт-Петербург. 15 мая очередное сообщение из Балтийского порта о появлении 16 судов и выстрелах заставило Чичагова отправить отряд капитана 2-го ранга Шешукова с кораблем, фрегатом и катером для разведки.
16 мая датский шкипер рассказал, что видел накануне два корабля у Оденсхольма, а штурман из Балтийского порта сообщил о стрельбе на северо-западе; вновь тревога оказалась ложной, ибо это были корабли, посланные для осмотра Гангута и проводившие учения. 18 мая положение несколько прояснилось: прибыли катера с обоих крейсирующих отрядов. Тревенен осматривал купеческие суда и не видел военных; шкипер английского судна рассказал ему, что заметил три военных судна у Дагерорда (вероятно, отряд Шешукова), а другие сообщали только о 10 русских и 12 датских кораблях на рейде Копенгагена. 11 мая Тревенен заходил в Гангутский залив и видел 4 батареи, открывшие огонь; ему стало известно, что в Гельсингфорсе срочно вооружают гребные суда, а почти все войска отправлены на границу. Шешуков также сообщил, что видел в Свеаборге несколько военных судов. Чичагов, посоветовавшись с капитанами, решил отложить занятие Гангутского поста до прибытия Кронштадтской эскадры и приказал Тревенену вернуться.
18 мая Чичагов получил высочайший рескрипт от 15 мая о подготовке Кронштадтской эскадры к выходу на рейд; Императрица сообщала, что шведский флот еще не вышел в море. Был приложен также рескрипт Козлянинову, предписывавший ему ускорить выход в море на соединение с главными силами ранее, чем подойдут главные силы Российского флота, а шведский флот сможет оставить Карлскрону.
Из поступивших документов Чичагову стало ясно, что шведы в Финляндии готовятся к боевым действиям, что захват Гангутского поста не будет легкой задачей. Его тревожила позиция шведского флота, который мог действовать против Копенгагенской эскадры, и он не исключал его появления у Ревеля. Зная о выходе Кронштадтской эскадры на рейд, адмирал просил И. Г. Чернышева поторопить главного командира Кронштадтского порта П. И. Пущина, чтобы эскадра выступила, как только позволят льды.
19 мая прибыл Тревенен. Теперь в отрыве от эскадры оставался только Шешуков. 21 мая он прислал захваченное им прусское судно «Анна-Юлиана», считая его груз контрабандой. В тот же день шкипер прибывшего в Ревель датского судна сообщил, что не видел военных кораблей, что русская и датская эскадры остаются на рейде Копенгагена; но сведения не были свежими. Чтобы избежать неприятных неожиданностей, адмирал направил отряд капитана Сиверса из корабля, фрегата и катера в крейсерство. Обеспокоенный положением эскадры Козлянинова в Копенгагене, Чичагов 23 мая послал ему на датском судне запрос о предполагаемых намерениях.
Козлянинов мог рассчитывать, что датчане присоединятся к нему только в случае появления шведских кораблей в датских водах. Собственные его силы (10 кораблей, 3 фрегата, 2 катера; одиннадцатый корабль оставался на ремонте в Норвегии) вдвое уступали по численности шведскому флоту, который готовился в Карлскроне. Поэтому вице-адмирал ограничивался отправкой крейсерских эскадр для борьбы с неприятельским судоходством и стремился присоединить окончивший ремонт корабль; высланный в крейсерство катер «Меркурий» с боя взял 29 апреля шведский катер «Снаппоп», а 20 мая — фрегат «Венус». Однако частные успехи не устраняли опасности встречи со всем шведским флотом, и Козлянинов ждал указаний Чичагова.
Тем временем произошло соединение Ревельской и Кронштадтской эскадр. Спиридов выступил 21 мая, но один из кораблей навалился на купеческий, два сели на мель, и их пришлось разгружать. К вечеру 26 мая кронштадтская эскадра пришла на рейд Ревеля. Удручающее впечатление произвело ее состояние. В полной мере сказалась спешка при снаряжении. Часть грузов еще оставалась на транспортах. Но главную трудность представляла слабая подготовка экипажей, в массе укомплектованных новобранцами. Вступать в сражение с таким флотом значило идти на явное поражение. Поэтому адмирал уже 27–28 мая произвел перераспределение старослужащих и рекрутов, чтобы за счет ревельских кораблей выравнять боеспособность эскадры. Требовалось несколько недель на подготовку экипажей, дабы они могли согласованно действовать в линейном сражении. Чтобы не вызвать паники в Санкт-Петербурге, адмирал решил не сообщать в столицу о состоянии флота и оттягивать под удобным предлогом поход, усиленно продолжая боевую подготовку.
В тот же день адмирал узнал о появлении шведских кораблей в море, вывод Копенгагенской эскадры при удаленности главных сил становился рискованным. Адмиралу следовало собирать силы и координировать действия с Козляниновым. Однако и последнее оказалось сложно, ибо доставленное из Копенгагена донесение не удалось прочесть из-за отсутствия соответствующего шифра, и его пришлось послать в столицу.
31 мая вернулся отряд Шешукова, после того как его сменил отправленный 30 мая отряд капитана Хомутова. Шешуков доложил, что видел много галер и других гребных судов в шхерах от Тверминда (Тверминне) в направлении Свеаборга, между Поркалаутскими островами; только 25 мая было обнаружено 25 судов, а 29 мая Шешуков пытался углубиться в шхеры и имел бой с 2 дубель-шлюпками. Он привез также план шхер с промерами глубин. Чичагов принял оригинальное решение. Так как захват Гангутского поста требовал значительного расхода сил, адмирал решил основать Поркалаутский пост, где с меньшими издержками мог прервать сообщение Швеции со Свеаборгом, что было предписано инструкцией. По его приказу 1 июня был создан и 2 июня отправился к Поркалауту отряд из корабля, 2 фрегатов и 2 катеров под командованием Шешукова.
На суше в 20-х числах мая русские войска начали успешное наступление в Саволаксе, на севере Карелии. Успехи армии требовали поддержки с моря. Гребная флотилия еще готовилась. Императрице казалась непонятной медлительность Чичагова, тем более что нашлись люди, упрекавшие адмирала за промедление с занятием Гангутского поста. Появление шведского флота грозило не только Копенгагенской эскадре, но и прибрежным силам. 2–3 июня Императрица направила Чичагову письма. Она сообщала о выходе в ближайшее время 2 кораблей и 2 фрегатов, обещала выделить еще корабли и писала о слабости шведского флота, всемерно побуждая Чичагова к активным действиям.
7 июня адмирал получил указ после прибытия двух кораблей и двух фрегатов идти на выручку Козлянинову. Одновременно поступили сообщения, что шведский флот активизировал действия, но еще не окончательно готов. Не был готов к бою под парусами и русский флот. Если снабжение всем необходимым завершилось, то подготовка экипажей оставляла желать лучшего. В условиях ненадежной связи с Козляниновым инструкция выйти к Карлскроне и там ожидать Копенгагенскую эскадру неминуемо приводила к столкновению Чичагова один на один со всем шведским флотом, тогда как адмирал предпочитал нападение на противника соединенными силами либо удар с двух сторон. Русские корабли принимали воды только на пять недель похода, и задержка крейсерства у Карлскроны могла заставить флот уйти для пополнения запасов как раз тогда, когда появится в море Козлянинов.
До выхода требовалось уточнить положение противника, и Чичагов, узнав 7-го и 8 июня из донесений Хомутова о сборе шведской эскадры у Гангута, послал отряд капитана бригадирского ранга М. К. Макарова с целью опроса шкиперов, захвата неприятельских судов, атаки при возможности шведских кораблей и связи с отрядом, крейсировавшим у Свеаборга; затем к Шешукову пошел катер с приказом занять Поркалаутский пост.
В письме к Безбородко 12 июня Чичагов сообщил о занятии поста, вследствие чего шведские суда были вынуждены останавливаться у Экнеза, а войска двигались в Ловизу к королю по суше, что затягивало сосредоточение шведской армии. В том же письме, отмечая сложности длительного крейсирования перед Карлскроной, Чичагов запрашивал указаний, до какого времени ждать выхода шведского флота из его главной базы. Видимо, адмирал, пользуясь неопределенностями в инструкциях, использовал возможность выиграть еще время для подготовки команд.
13 июня Чичагов во всеподданнейшем донесении сообщал о том, что мимо Поркалаутского поста не прошло ни одно судно. Когда 16 июня прибыл обещанный отряд из двух кораблей и двух фрегатов капитана 1-го ранга Глебова с пятью провиантскими судами, Чичагов осмотрел его и на следующий день отправил один корабль и один фрегат на Поркалаутский пост, а остальные — крейсировать в виду Поркалаута и Свеаборга. Еще до смены Шешуков 18 июня захватил две одномачтовые яхты; эти суда, укомплектованные моряками и вооруженные пушками и фальконетами, были переданы отряду Глебова. 21 июня Шешуков у Поркалаута заставил ретироваться восемь шведских гребных судов, огнем сбил батареи на берегу, высадил десант, который заставил шведов бежать в лес. 23 июня Глебов сменил Шешукова; последний за успешные действия у Поркалаута был награжден орденом Святого Георгия IV степени. Таким образом, крейсирующие отряды наблюдали за основным шведским фарватером, базами и входом в Финский залив. Чичагов мог стягивать свои силы и идти к Карлскроне. Тем временем король организовал наступление через пограничную реку Кюмень, и русская армия в Финляндии оказалась под угрозой. Галерная флотилия еще не могла помочь, и Санкт-Петербург торопил Чичагова. 25 июня адмирал получил высочайший указ от 22 июня выходить; Императрица предписывала Чичагову поспешно идти к Карлскроне, а бой со шведским флотом до соединения с Козляниновым оставляла на усмотрение адмирала.
Шведский флот был готов только 19 июня и 25 июня вышел в море; около месяца он имел на подготовку рекрутов. Так как атаковать русско-датскую эскадру было рискованно, шведы пошли навстречу Чичагову. Шведское командование считало, что русский флот не готов к сражению.
Так как подготовка эскадры продвинулась вперед, а донесения сообщали о том, что шведский флот еще не готов, Чичагов 2 июля вышел в море. Флот его состоял из 20 линейных и 2 бомбардирских кораблей, 6 фрегатов и 7 меньших судов; он оставил 2 корабля, фрегат, 2 катера и 2 трофейные яхты у Поркалаута, а 2 фрегата — для крейсирования между Гогландом и Сескаром под командованием Глебова до прибытия начальника резервной эскадры А. И. Круза.
Утром 14 июля прибывший к русской эскадре датский катер доставил сведения, что шведский флот был замечен на рассвете в 36 милях южнее Эланда и в 58 милях от русской эскадры. Чичагов с командиром катера отправил письмо Козлянинову, назначая встречу в 90 милях южнее Готланда; если бы до встречи началось сражение, вице-адмиралу следовало немедленно по прибытии атаковать. Вскоре передовые корабли сообщили, что видят приближающиеся с северо-запада под всеми парусами шведские корабли.
Чичагов располагал на 20 линейных кораблях 1600 орудиями, из них до 980 крупных калибров (от 16 фунтов и выше), и экипажами в 15 тысяч человек. Шведская эскадра под командованием брата короля, герцога Карла Зюдерманландского, состояла из 21 линейного корабля (7 74-пушечных и 14 64-пушечных), 8 линейных фрегатов и 7 меньших судов с примерно равной артиллерией (1740 орудий, из них 980 тяжелых, от 24-фунтовых и выше). Вес бортового залпа русских кораблей (более семисот пудов) лишь немного уступал 840 пудам залпа шведов, команды которых после болезней не превышали тринадцати с половиной тысяч человек.
В исходе четырнадцатого часа Чичагов сделал сигнал «Приготовиться к бою»; но шведы не использовали наветренное положение. Позднее герцог Карл объяснял свое бездействие тем, что свежий ветер кренил корабли и не позволял применять артиллерию нижних деков. Оба противника ограничились маневрированием, ночь провели неподалеку друг от друга и к утру 15 июля лежали в дрейфе. В начале шестого часа шведский авангард начал медленно сближаться и к исходу второго часа открыл огонь с расстояния более версты; Чичагов дал сигнал «Начать сражение», но, убедившись в безуспешности стрельбы, прекратил ее.
Позднее часть шведской кордебаталии завязала перестрелку с тремя кораблями авангарда Мусина-Пушкина, но вскоре русские корабли прекратили огонь из-за дальности; такая пальба длилась до 17.00. Шведы, смыкая линию, начали сближаться, и около 18.00 вспыхнула перестрелка авангардов, тогда как шведские центр и арьергард держались на значительном расстоянии. Со временем ветер сменился юго-западным. Шведы удалялись. К 20.00 оба флота прекратили огонь и лежали в дрейфе.
Русская эскадра потеряла 34 человека убитыми, 176 ранеными; половина потерь ложилась на ущерб от взрывов своих пушек. На шведских кораблях были замечены значительные повреждения, 2 корабля и фрегат вывели из линии на буксире, и Чичагов считал неприятельские потери больше своих.
После сражения двое суток флоты оставались поблизости, 18-го и 19 июля шведы виднелись в отдалении. Герцог Карл хотел помешать встрече Чичагова и Козлянинова, но боялся быть отрезанным от Карлскроны и, когда 20 июля стало известно о приближении Копенгагенской эскадры, воспользовался благоприятным ветром, чтобы укрыться в базе. 22 июля эскадра Козлянинова присоединилась, Чичагов повел свой флот из 31 корабля, 10 фрегатов, нескольких катеров и других судов к Карлскроне и убедился, что шведы не намерены выходить.
Овладев господством на море, Чичагов не считал необходимым оставаться у шведских берегов. Высадки адмирал полагал бесполезными из-за отдаленности армии и вскоре повел флот к своим портам; он доносил Императрице, что в южной части Балтийского моря уже делать нечего. Флот прошел Готланд и Эзель, крейсировал от Дагерорда до Гангута, а 8 августа встал на якорь южнее Наргена; для наблюдения за шведами Чичагов посылал крейсеры, которые доносили, что движения в шведской базе не заметно.
Императрицу возмутил неопределенный исход Эландского сражения и скорое возвращение флота к своим берегам; она потребовала расследования. Совет 7 августа сравнил действия Чичагова с данной адмиралу инструкцией и пришел к выводу, что указания тот выполнил. Екатерина II умерила гнев; в рескрипте от 12 августа она, попеняв адмиралу за то, что потери не оправдывались успехом, поставила задачу: выделить 23 лучших корабля с некоторым количеством фрегатов и легких судов для крейсирования у Дагерорда и наблюдения за Аландсгафтом и Карлскроной, действовать на неприятельских коммуникациях и берегах, нанося противнику вред и разорение, особенно в окрестностях Стокгольма, препятствовать доставке подкреплений и эвакуации шведских войск; следовало также выслать легкую эскадру капитана 1-го ранга Тревенена с батальоном егерей для занятия Гангутского поста и произвести поиск на скопившиеся в Березунде шведские суда, используя помощь от Поркалаутского поста, чтобы окончательно прервать сообщение Свеаборга со Швецией, а при наступлении армии и гребного флота распространить свои действия до Або; для охраны Финского залива оставалась резервная эскадра.
Отряд Тревенена в сентябре вел бои за Поркалаутский и Березундский посты, не допуская неприятельских перевозок шхерами. Главные силы с 28 августа до 11 октября крейсировали у Дагерорда. К концу октября эскадры ушли на зимовку.
16 ноября умер Григорий, сын и адъютант адмирала. Видимо, юноша заболел после тяжелых плаваний по осенней Балтике. Но род Чичаговых не иссяк, и в кампанию 1790 года адъютантом командующего флотом стал следующий брат, Василий, взятый отцом из гвардии. Ему предстояло вместе с отцом и старшим братом Павлом, командиром флагманского корабля, участвовать в делах, навеки прославивших имя Чичаговых.