I триумвират

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

I триумвират

Такова была обстановка в Риме, когда Помпей высадился в Италии. Он внес 20 тыс. талантов в государственную казну, получил (правда, позднее) блестящий триумф, но и только. Сенат отказался утвердить его распоря­жения на Востоке и наградить землей его ветеранов. Политика сената объяс­нялась не только тем, что в 61 г. он чувствовал себя очень твердо, но еще больше тем, что Помпей, разыгрывая лояльность, распустил свои войска, едва только высадился в Брундизии. В этом поступке сказалась полити­ческая близорукость Помпея и его обычная нерешительность.

Летом 60 г. возвратился из Испании Цезарь. Его блестящая военная деятельность в провинции давала ему все основания получить триумф[309]. С другой стороны, он желал баллотироваться в консулы на 59 г. Для этого ему необходимо было лично выставить свою кандидатуру. Но до триумфа Цезарь не имел права переступать черты города. Правда, сенат в виде ис­ключения мог разрешить баллотироваться заочно; такие случаи в римской практике бывали. Но по отношению к Цезарю не желали делать никаких исключений. Тогда он отказался от триумфа ради консульства.

Однако выставить свою кандидатуру в консулы было еще недостаточ­но для избрания. При той конъюнктуре, которая сложилась в 61 г., Цезарь имел мало шансов. Обстановка подсказывала необходимость объединения всех демократических сил. Цезарь договорился с Помпеем и помирил его с Крассом. Положение Помпея было таково, что долго раздумывать не приходилось. Крассу союз сулил такие экономические выгоды, что его ста­рая злоба на Помпея смягчилась.

Так летом 60 г. образовалось частное соглашение трех крупнейших по­литических деятелей Рима, получившее название I триумвирата. Варрон окрестил его метким словечком «трехголовое чудовище». Для скрепления союза Цезарь выдал замуж за Помпея свою дочь Юлию (в начале 59 г.).

Триумвират прежде всего был личным соглашением Цезаря и Помпея: Красс, в сущности, нужен был им только в качестве буфера. Оба они стре­мились к единоличной власти: Цезарь твердо и последовательно, Помпей, как всегда, нерешительно. С этой точки зрения они были врагами. Но пока они нуждались друг в друге.

С другой стороны, в форме триумвирата выступила известная консо­лидация враждебных оптиматам сил: за Цезарем и Помпеем стояла де­мократия, Красса поддерживало всадничество. На заднем же плане высту­пала профессиональная армия, в данный момент безоружная, но в эту эпо­ху уже самая мощная из всех социальных сил.

Общей платформой соглашения являлась формула: в республике не должно происходить ничего, что не было бы угодно каждому из трех. Бли­жайшей же целью было избрание Цезаря консулом. В качестве такового он и должен был провести меры, нужные для Помпея и Красса.

На выборах победил Цезарь. Сенаторская партия только с большим трудом провела своего ставленника Марка Кальпурния Бибула.

Разные цели преследовали Цезарь, Помпей и Красс, когда в 60 г. заключали союз. С удивительной точностью вскрыл причины, побуж­давшие каждого из трех к соглашению, Дион Кассий. Он подчерки­вал: «Цезарь восстановил согласие между Крассом и Помпеем не потому, чтобы он хотел видеть их живущими дружно, но потому, что они были очень могущественны. Он знал, что без помощи обоих или даже кого-нибудь одного он не будет иметь особой силы и что если он одного, не важно кого именно, приобщит к своим интере­сам, то другой в силу этого станет его противником, который повре­дит ему больше, чем тот, кого он приобрел, будет ему полезен... Та­ковы были соображения, которые заставили тогда Цезаря приобрес­ти расположение Помпея и Красса и примирить их. Он был убеж­ден, что никогда не сможет стать могущественным без них, и не рас­считывал никогда оскорбить ни того, ни другого. Он не боялся так­же, что, примирившись, они станут могущественнее его, отлично зная, что сразу же с их дружбой он возвысится над другими и что вскоре после (этого) они будут содействовать, и тот, и другой, тому, чтобы сделать его могущественнее себя. Так и случилось. Вот в ка­ких видах Цезарь примирил их и старался привязать к себе. Со сво­ей стороны, Помпей и Красс, движимые личными соображениями, заключили мир, как только успокоились, и присоединили Цезаря к их планам. Помпей не был настолько могущественен, как он рассчи­тывал сделаться; в то же самое время он видел, что Красс пользовал­ся большой силой, а Цезарь приобретает все больше и больше влия­ния, а он боялся быть раздавленным ими. Наконец, он льстил себя надеждой, что, соединясь лично с ними, он сможет при их содей­ствии восстановить свое прежнее могущество. Красс воображал, что его происхождение и богатство должны поставить его выше всех. Будучи много ниже Помпея и убежденный, что Цезарь призван к великой роли, он стремился повергнуть их в борьбу друг против друга, чтобы ни тот, ни другой не были могущественней его. Он рас­считывал, что в то время, как они будут бороться с равными силами, он воспользуется их дружбой и получит большие почести, чем они. Красс действительно не ставил задачей своей политики ни триумфа сената, ни народа, но делал все только ради своего личного могуще­ства. Он стремился равным образом примирить сенат с народом, не навлекать на себя их ненависти, понравиться тому и другому, по­скольку это было нужно, чтобы они считали его виновником того, что им было приятно, без возможности приписать ему свои неудачи. Таким образом и в силу этих причин данные три лица вступили в дружбу друг с другом. Они подтвердили свой союз клятвами и за­владели управлением в государстве. С тех пор они пришли к вза­имному согласию и получили один от другого то, чего желали и что им было необходимо для устройства республики так, как им было угодно... Вот в какое состояние привели римские дела три лица, которые скрывали, насколько возможно, их взаимный клят­венный союз. Они делали только то, что решили по взаимному со­гласию. Но они скрывали это и принимали вид взаимной враждеб­ной оппозиции, чтобы их единение оставалось возможно дольше неизвестным, т. е. до тех пор, пока они вполне надлежаще не при­готовятся. Но их деяния не могли ускользнуть от ока божества, которое в этот самый момент показало людям, мало способным понять подобные откровения, чего следует ожидать от этих лиц в будущем. Внезапно на город и на всю окрестную страну обрушил­ся ураган с такой силой, что очень большое количество деревьев было вырвано с корнем и несколько домов разрушены; корабли, стоявшие на якоре на Тибре, у Рима или у устья этой реки, были потоплены. Деревянный (свайный) мост был опрокинут, равно как дощатый театр, построенный для какого-то торжества. Среди этих бедствий погибло очень много людей, как прообраз несчастий» (Римская история, XXXVII, 55—58).