Принципат Августа

Принципат Августа

Мы уже говорили о том, как переход от длительной эпохи граждан­ских войн к устойчивому гражданскому миру породил в кругах римской интеллигенции творческий подъем, хотя последний носил довольно огра­ниченный и специфический характер. К сказанному нужно прибавить со­знательную политику императора, покровительствовавшего тем литера­турным течениям, которые отвечали духу его мероприятий. Так, он неиз­менно благоволил к Вергилию и Горацию, которые были настоящими придворными поэтами. Титу Ливию Август прощал его умеренный рес­публиканизм за общий консервативно-патриотический характер его «Ис­тории». Император не только сам старался задавать тон и направление рим­ской литературе, но и широко использовал для этого своих помощников.

Особенно известен в этом отношении Гай Цильний Меценат, ближай­ший друг Августа, имя которого стало нарицательным для обозначения щедрого покровителя литературы и искусства. Меценат сам был писате­лем-дилетантом. В его доме собирался кружок писателей и поэтов, к кото­рым принадлежали Вергилий, Гораций, Пропорций и др. Меценат щедрой рукой помогал литераторам, но зато направлял их деятельность в то рус­ло, которое нужно было Августу.

Другим литературным кружком являлся кружок Мессалы. Хотя Мессала также считался сторонником Августа, но прежние республиканские убеждения, по-видимому, не были им полностью изжиты. Этим объясня­ется тот факт, что в кружке Мессалы, куда также входил ряд крупных по­этов (например, Тибулл), отсутствовал культ императора, характерный для кружка Мецената. Однако это обстоятельство не уничтожает самого фак­та покровительства деятелям литературы и искусства со стороны знати, типичного для эпохи принципата Августа.

Заботясь о возвеличении своей власти, Август приложил немало уси­лий для создания нового имиджа главного города своего государства — Рима. По свидетельству его древнего биографа, «он так отстроил го­род, что по праву гордился тем, что принял Рим кирпичным, а оставля­ет мраморным; и он сделал все, что может предвидеть человеческий разум, для безопасности города на будущие времена. Общественных зданий он выстроил очень много; из них важнейшие — форум с храмом Марса Мстителя, святилище Аполлона на Палатине, храм Юпитера Громовержца на Капитолии... Некоторые здания он построил от чужо­го имени, от лица своих внуков, жены и сестры, например портик и базилику Гая и Луция, портики Ливии и Октавии, театр Марцелла. Да и другим видным гражданам он настойчиво советовал украшать город по мере возможностей каждого, воздвигая новые памятники или восста­навливая и улучшая старые. И много построек было тогда воздвигнуто многими гражданами: Марцием Филиппом — храм Геркулеса Мусагета, Луцием Корнифицием — храм Дианы, Азинием Поллионом — ат­рий Свободы, Мунацием Планком — храм Сатурна, Корнелием Бальбом — театр, Статилием Тавром — амфитеатр, а Марком Агриппой — многие другие превосходные постройки... Для охраны от пожаров он расставил посты и ввел ночную стражу, для предотвращения наводне­ний расширил и очистил русло Тибра, за много лет занесенное мусо­ром и суженное обвалами построек... Священные постройки, рухнув­шие от ветхости или уничтоженные пожарами, он восстановил и нарав­не с остальными украсил богатыми приношениями» (Светоний. Боже­ственный Август, 28—30, пер. М. Л. Гаспарова). Заботясь о своем личном престиже, Август широко использовал традиционный для римских политиков способ — устройство для народа всякого рода зрелищ и увеселений, стремясь, однако, и здесь тоже затмить все, что делалось раньше другими. «В отношении зрелищ, — свидетельствует тот же источник, — он превзошел всех предшественников: его зрелища были более частые, более разно­образные, более блестящие. По его словам, он давал игры четыре раза от своего имени и двадцать три раза от имени других магист­ратов, когда они были в отлучке или не имели средств. Театраль­ные представления он иногда устраивал по всем кварталам города, на многих подмостках, на всех языках; гладиаторские бои — не только на форуме или в амфитеатре, но также и в цирке и в септах[374] (впрочем, иногда он ограничивался одними травлями); состязания атлетов — также и на Марсовом поле, где были построены дере­вянные трибуны; наконец, морской бой — на пруду, выкопанном за Тибром, где теперь Цезарева роща. В дни этих зрелищ он расстав­лял по Риму караулы, чтобы уберечь обезлюдевший город от гра­бителей» (там же, 43).

В том же русле лежали заботы Августа о развитии творческой жиз­ни в Риме. Отлично понимая значение и литературы, и искусства в борьбе за умы людей, Август, покровительствуя и поэтам, и худож­никам, старался держать их под неусыпным контролем, что, однако, не мешало некоторым из них проявлять творческую самостоятель­ность. Примерами могут служить Тит Ливий, прославлявший доб­лести древних республиканцев, и Овидий, который, вопреки консер­вативной политике принцепса, долгое время был привержен легкой эротической поэзии и соответственному образу жизни, пока, нако­нец, не поплатился за это изгнанием из Рима.

Впрочем, внимание Августа к литературному творчеству было обус­ловлено не только политическим расчетом, но и личным непосредствен­ным интересом человека образованного и не чуждого творческим заня­тиям. «Красноречием и благородными науками, — рассказывает Светоний, — он с юных лет занимался с охотой и великим усердием. В Мутинской войне среди всех своих забот он, говорят, каждый день на­ходил время и читать, и писать, и декламировать». Что касается соб­ственных литературных занятий Августа, то, по словам Светония, «он написал много прозаических сочинений разного рода», в том числе — специальные огороженные места на Марсовом поле.

«Возражения Бруту о Катоне»[375], «Поощрение к философии» и «О своей жизни». Они до нас не дошли, причем особенно можно пожалеть об утрате автобиографического сочинения Августа, весьма обширного, судя по тому, что оно состояло из 30 книг. Пробовал свои силы Август и в поэзии, но здесь его успехи, по его собственному признанию, были ме­нее удачны (Светоний. Божественный Август, 84—85). Говоря о литературных упражнениях Августа, Светоний, между про­чим, сообщает, что он «никогда не говорил ни перед сенатом, ни перед народом, ни перед войском, не обдумав и не сочинив свою речь заранее, хотя не лишен был способности говорить и без подготовки. А чтобы не полагаться на память и не тратить времени на заучивание, он первый стал все произносить по написанному. Даже частные бесе­ды, даже разговоры со своей Ливией в важных случаях он набрасывал заранее и держался своей записи, чтобы не сказать по ошибке слиш­ком мало или слишком много» (там же, 84). Подробность эта чрезвы­чайно любопытна: она не только подтверждает свершавшуюся как раз в ту пору в античной словесности (т. е. во всех видах гуманитарного образования) переориентацию с речи по преимуществу устной, со­хранявшей традиции естественного диалога, к речи письменной, но и рисует нам новый тип выступления властителя перед народом, не обо­сновывающего, а диктующего свою волю, а соответственно и бюро­кратическое окостенение красноречия. В прежние времена Республи­ки ни один политический деятель не мог выступать по записке, не рис­куя быть осмеянным и прогнанным с трибуны.

Возвращаясь к инициативам Августа в области культуры, назовем еще одно весьма важное его свершение: ему удалось осуществить намерение своего предшественника — Юлия Цезаря — основать в Риме, по примеру эллинистических государств, публичную библио­теку. Правда, близкий к Цезарю известный политический деятель и писатель Гай Азиний Поллион пять лет спустя после убийства дик­татора основал библиотеку при храме Свободы, но, кажется, здесь дело не пошло далее простого собрания свитков. Август пошел даль­ше в этом плане: в 28 г. им была учреждена публичная библиотека на Палатине, получившая правильную организацию. Для этого при находившемся на Палатине храме Аполлона были возведены специ­альные помещения, одно — для хранения латинских книг, а другое — для греческих, с залами для научных занятий и штатом служителей, возглавляемых специальным директором. Первым таким директо­ром над вновь учрежденной Палатинской библиотекой стал один из императорских прокураторов, друг Овидия и сам преданный литера­турным занятиям, Гней Помпей Макр. Чуть позже, в 23 г., Августом была открыта еще одна такая библиотека при портике Октавии на Марсовом поле. Ее возглавил Гай Меценат Мелисс, вольноотпущен­ник и сотрудник известного вельможи Мецената, видный писатель и ученый грамматик. За этим последовало учреждение новых библио­тек: Тиберием — при храме Августа, Веспасианом — при храме Мира, Траяном — на форуме его имени и др.

Разумеется, как справедливо замечает один из современных ученых, наряду с публичными библиотеками, и в Риме и в других городах Италии «имелись частные книгохранилища едва ли не в каждом доме сенатора и римского всадника» (Немировский А. И. Библиотеки Древнего Рима // Вопросы истории, 1991, № 11). Традиция обзаво­диться собственными библиотеками была воспринята римской обра­зованной элитой с греческого Востока. В I в. до н. э. она уже прочно укоренилась в Риме, как можно судить по письмам Цицерона, где он упоминает о своих стараниях обзавестись правильно составленным книжным собранием. Но важна, конечно, была и инициатива импера­торов, не оставлявших без своего внимания и контроля такую важную область интеллектуальной жизни, как обращение и собирание книг.