Конец аграрной реформы. Историческое значение деятельности Гракхов

Конец аграрной реформы. Историческое значение деятельности Гракхов

Как ни свирепствовала в первое время реакция, но целиком уничто­жить дела Гракхов она не могла. Важнейшие мероприятия и законы Гая Гракха прочно вошли в жизнь, так как отвечали назревшим общественным потребностям. Суды надолго остались в руках всадников, откупная систе­ма получила дальнейшее развитие в том направлении, которое было наме­чено Гаем. Вероятно, сохранились италийские колонии. Удержался и но­вый тип колоний вне Италии. В Юнонии фактически остались колонисты, хотя законом Минуция Руфа колония как таковая была упразднена (уже после гибели Гая). В 118 г. была выведена колония в Нарбон (в Южной Галлии, недалеко от Пиренеев). Вероятно, уцелели и многие второстепен­ные законы Гая Гракха.

Сложнее обстояло дело с аграрной реформой. Отобрать назад несколько десятков тысяч мелких участков, нарезанных из государственной земли, было невозможно: никакая реакция не могла на это пойти, не рискуя вы­звать гражданскую войну. Но можно было так изменить аграрный закон, чтобы, не покушаясь прямо на новую мелкую собственность и даже, по-видимому, действуя в интересах новых собственников, извратить саму идею аграрной реформы и тем привести ее к диаметрально противоположным результатам. Это тем легче было сделать, что в аграрном законе содержа­лись пункты утопические, противоречащие экономическому развитию. Таковы были статьи закона, касавшиеся неотчуждаемости земельных на­делов.

Реакция и пошла по этому пути. Прежде всего, возможно, еще в 121 г., наследственная аренда и неотчуждаемость гракханских участков были отменены. Это не могло вызвать ни малейшего протеста со стороны их держателей. Наоборот, они были довольны тем, что руки у них оказыва­лись развязанными. Но зато теперь вновь открылась возможность скупки крестьянских наделов крупными собственниками.

«И немедленно богатые стали скупать участки у бедных, — говорит Аппиан, — а иной раз под этим предлогом и насильно отнимали их. Поло­жение бедных еще более ухудшилось» (I, 27).

Затем была упразднена аграрная комиссия (вероятно, в 119 г.). Тогда же было установлено, что государственные земли не подлежат дальней­шим переделам и что участки государственной земли в рамках законной нормы, находящиеся в руках посессоров, являются их полной собственно­стью. Однако такие участки были обложены особым налогом. Суммы, по­лученные отсюда, подлежали раздаче народу.

Наконец, вероятно, в 111 г., было отменено и это последнее ограниче­ние частной собственности. По закону народного трибуна Спурия Тория (lex Thoria)[263], подытожившему предыдущее законодательство, все бывшие государственные земли, независимо от того, являлись ли они мелкими наделами, полученными по lex Sempronia, или крупными участками в рам­ках лимитов, установленных тем же законом (500—1 тыс. югеров), объяв­лялись частной собственностью, не подлежащей ни дальнейшим переде­лам, ни обложению. В будущем частным лицам запрещалось занимать го­сударственные земли, которые исключительно должны были сдаваться в аренду цензорами или служить общественными пастбищами. Чтобы за­добрить мелких собственников, для бесплатного пользования пастбищем был установлен очень низкий максимум: 10 голов крупного и 50 голов мелкого скота.

Таким образом, окончательным результатом аграрной реформы оказа­лось полное торжество частной собственности на землю. Причины этого лежали не столько в реакции, сколько в экономике. В конце II в. до н. э., в эпоху расцвета рабовладельческого строя, нельзя было искусственно воз­родить мелкое сельское хозяйство, и сама жизнь отмела те утопические элементы, которые были в аграрной реформе. Исторические результаты реформы в известной степени оказались противоположными тем целям, которые ставили перед собой реформаторы. Хотя положение римского крестьянства на некоторое время улучшилось, аграрный вопрос не был решен и, заметим, не мог быть решен в рамках рабовладельческой систе­мы. Наоборот, превращение значительной части государственных земель в частную собственность только развязало игру экономических сил и об­легчило процесс концентрации земли.

Значение деятельности братьев Гракхов в истории Рима было очень велико. Их реформы ускорили развитие производительных сил и содей­ствовали укреплению рабовладельческого строя. Разделом большей части государственных земель, выводом колоний, улучшением путей сообще­ния они помогали развитию частной собственности, торговли и денежно­го хозяйства. Они подготовили вопрос о включении италиков в состав рим­ского гражданства и вплотную подошли к его решению. Их реформы ук­репили экономические и политические позиции всадничества, окончательно обособив его от нобилитета. Гракхи внесли значительные улучшения в рим­ский государственный аппарат путем административных и конституцион­ных реформ. При них римская демократия достигла высшей точки своего расцвета. Одно мгновение могло показаться, что сенаторской олигархи­ческой республике нобилей приходит конец и ее сменяет развитая антич­ная демократия типа афинской.

В свете этих фактов и соображений вопрос о том, были ли Гракхи революционерами, является в значительной мере праздным. Конечно, они не были революционерами в строгом смысле этого слова, так как не со­бирались уничтожать рабовладельческий строй и заменять его какой-ни­будь другой социальной системой. Наоборот, цель их реформ в конеч­ном счете состояла в укреплении этого строя. Но, выступая против су­ществующей олигархической системы во имя демократии и выходя в своей политической деятельности далеко за конституционные рамки, они не­зависимо, быть может, от своих субъективных намерений действовали как революционеры.

Почему же Гракхи погибли, а их реформа не переросла в демократи­ческую революцию и не была доведена до конца? Причины в конечном счете нужно искать в слабости италийской демократии. Во-первых, как всякая античная демократия она была ограничена, так как не включала в себя основную массу трудового населения — рабов. Во-вторых, демокра­тия Италии страдала от глубокого внутреннего противоречия: противоре­чия между гражданами и негражданами, римлянами и италиками. Как раз в это противоречие уперлось демократическое движение Гракхов, и имен­но оно помешало ему перерасти в общеиталийскую демократическую ре­волюцию. И в дальнейшем эти специфические черты италийской демокра­тии будут служить оковами для развертывания подлинной народной рево­люции.