Смерть Ганнибала

Смерть Ганнибала

По-видимому, в том же 183 г., в котором окончил свои дни Сципион в добровольном изгнании, погиб и Ганнибал[197]. После мира римлян с Анти­охом он уехал на Крит, а затем к вифинскому царю Прусию. Вифиния была старым врагом Пергама, и поэтому Прусий с восторгом встретил Ганни­бала. Карфагенский изгнанник стал военным советником и полководцем Прусия и одержал ряд побед над Пергамом. Говорят, что он уговаривал своего нового покровителя объявить войну также и Риму. В 184 г. римля­не добились заключения мира между Прусием и Эвменом. Вскоре после этого в Вифинию приехал Фламинин в качестве римского посла и намек­нул Прусию, что Ганнибала нужно устранить. Однажды дом, в котором жил Ганнибал, был окружен со всех сторон вооруженными людьми. Он понял, что это значит, и принял яд, который постоянно носил с собой.

Ливий предполагал: «Фламинин, быть может, упрекнул царя в том, что он укрывает давнего заклятого врага Рима, побудившего воевать против них карфагенян, а затем царя Антиоха, а может быть, Прусий, чтобы угодить Фламинину, сам решил выдать ему или убить Ганнибала. Как бы то ни было, после первой же их встречи воины Прусия были посланы стеречь дом полководца. Ганнибал был готов к такому исходу: он слишком хорошо знал, как ненавидят его рим­ляне, и успел убедиться в непостоянстве Прусия, а потому, узнав о приезде Фламинина, понял, что настал роковой для него час. Чтобы легче было бежать, когда грянет опасность, он заранее позаботился устроить в своем доме семь выходов, в том числе несколько потай­ных. Но от царей ничего укрыть невозможно: дом был окружен столь плотным кольцом, что ускользнуть оттуда было решительно невоз­можно. Когда царские стражники ворвались в переднюю, Ганнибал пытался бежать черным ходом, но убедившись в том, что и он пере­крыт, потребовал заранее приготовленный яд. "Ну что ж, — сказал он, — избавим римлян от многолетней тревоги, если уж им трудно ждать смерти старого человека. Нет, не принесет Фламинину славы победа над беспомощной жертвой предательства. Этот день ясно покажет миру, как низко пали римские нравы: предки нынешних рим­лян предупредили царя Пирра, вторгшегося с войском в Италию, о готовящемся на него покушении; а эти к Прусию отправляют быв­шего консула, чтобы царь убил своего гостя!". Призывая проклятия на Прусия и на его царство и умоляя богов — покровителей госте­приимства покарать явного нечестивца, он взял в руки чашу с ядом и выпил. Таков был конец Ганнибаловой жизни»[198].

Вся жизнь Ганнибала, начиная с первой детской клятвы и кончая послед­ним вздохом в далекой Вифинии, была пронизана одним чувством и одной мыслью. Чувство это — ненависть к Риму, мысль — борьба с Римом. Но, подобно тому, как герои античной трагедии были обречены на гибель в не­равной борьбе с судьбой, так и Ганнибалу суждено было пасть в безнадеж­ной борьбе с исторической необходимостью. Он был побежден в Италии, не испытав ни одного поражения. Враги не дали ему оздоровить свое государ­ство. Его грандиозный план объединить все антиримские силы разбился о противоречия между эллинистическими монархиями, об ограниченность и мелкую зависть восточных политиканов. И он изнемог в борьбе. Один чело­век, как бы он ни был гениален, не может идти против хода истории, не может изменить ее тяжелой поступи. Ганнибал взялся за дело, заранее об­реченное на гибель. Объединение рабовладельческой системы Средиземно­морья и поднятие ее на последний, высший этап развития являлись истори­ческой необходимостью. Но эту великую задачу могла выполнить только объединенная Италия, т. е. в конечном счете Рим, ибо никакое другое госу­дарство Древнего мира не находилось в более благоприятных для этого ус­ловиях. Дерзкий гений Ганнибала хотел принудить историю мира пойти иным путем, поставив во главе завершающего этапа развития древности Карфа­ген. Это был бы действительно абсолютно иной вариант всемирной исто­рии. Но для создания этого варианта у Карфагена не было достаточных сил, поэтому победил другой путь — греко-римский, т. е. европейский, а тот, кто с напряжением всех сил боролся против него, погиб, не оставив после себя ничего, кроме славной памяти в тысячелетиях.

Никакой другой полководец никогда не встречался ни со столькими бедствиями, ни с таким ужасающим численным перевесом на сторо­не противника, как Ганнибал. Его поразительное умение вдохнуть в своих людей боевой дух, совершенство его тактического и стратеги­ческого мастерства и его свершения в войне против наиболее дина­мичной и воински действенной нации в мире побудили многих исто­риков и военных теоретиков считать этого карфагенского полковод­ца величайшим военачальником в истории. Однако объективность не позволяет поставить его выше Александра Македонского, Чин­гисхана или Наполеона; также невозможно считать кого-либо из них существенно выше Ганнибала.