Яд использовался в обществе, но не в политике

Яд использовался в обществе, но не в политике

Период с середины VII в., когда начался упадок Меровингов, до середины VIII в., когда утвердилась династия Каролингов, отнюдь не был мирным для франков. Однако в противостоянии могущественных претендентов на должность майор дома, становившегося настоящим носителем власти, в распрях между нейстрийской и австразийской семьями, имевших привкус кровной мести, в ссорах между Пипинидами – отравления, видимо, не использовались. Лилась кровь, а не яд. Единственный случай, в отношении которого можно сомневаться, – это козни тещи Карла Мартела Плектруды против зятя. Королей Меровингов очень часто отстраняли от власти, но при этом лишали их всего лишь шевелюры, а не жизни, постригая в монастырь. Восшествие на престол в 751 г. новой династии также не сопровождалось уничтожением низложенного Хильдерика III или насилием над ним. Бывший король умер в 755 г., и это событие осталось незамеченным. Бесполезного короля лишили власти, и Церковь узаконила передачу престола Пипину Короткому. Потомки Хлодвига не имели никакой поддержки, так что новым хозяевам франкского мира совершенно незачем было организовывать тайное уничтожение Хильдерика. В правление Пипина складывался порядок династической стабильности. Освященная Церковью королевская власть приобретала сакральный характер. В то же время политическое противостояние в эпоху Каролингов не прекращалось. Наследники оспаривали друг у друга владения, совершались военные походы в Аквитанию, земли лангобардов, Испанскую марку, языческие земли на Востоке. Власти вновь и вновь приходилось противостоять упорным противникам. Однако ни в военных кампаниях, ни в семейных распрях яд не применялся, хотя политические нравы вряд ли сильно изменились со времен прежней династии. В ходе многочисленных Династических споров: между Карлом Великим и его братом, между наследниками Людовика Благочестивого – использовался исключительно меч, а не яд. В период борьбы между внуками императора: Лотарем, Людовиком и Карлом – в ход пускали исключительно холодное оружие; яд оставался в стороне. Между тем сама личность баварской принцессы Юдифи, супруги Людовика Благочестивого, обладала всеми чертами классической отравительницы. Ее обвиняли в колдовстве с целью подчинения себе воли супруга, подобно библейской Иезавели.

Является ли отсутствие упоминаний об отравлениях следствием исчезновения яда из общественной жизни и представлений людей? Разумеется, нет, и молчание источников, таким образом, выглядит совершенно загадочным. Императорское законодательство, церковные каноны и ритуалы покаяний, непреложно свидетельствуют, что veneficii оставались весьма прочно укорененным явлением. О них шла речь в каролингской версии Салического закона. Церковь квалифицировала эту практику как пережиток язычества, который нужно безжалостно давить. В 850 г. состоявшийся в Павии Синод епископов констатировал распространенность практики колдовства и отравлений (veneneriae) в окрестностях города и приказывал начать ее преследование. Он сформулировал репрессивный закон с целью христианизации и очищения общества. Сведения об использовании ядов не могли исчезнуть и из сознания образованных людей, которые сохранили для нас память о прошлом, тем более что так называемое каролингское Возрождение состояло в возвращении к античным текстам, в которых так много историй об отравлениях. Автор «Жизни Карла Великого» Эйнгард, беззастенчиво восхвалявший императора и приписывавший ему достоинства Августа, широко черпал из Светония. И тем не менее ни он, ни Нитхард, писавший о борьбе сыновей Людовика Благочестивого, ни хроники, составлявшиеся в крупных монастырях империи, ничего не говорили об отравлениях.

Причины этой удивительной «невинности» источников в отношении яда, возможно, следует искать в действительном отсутствии фактов отравления в кругах политической верхушки. Проверить, как было на самом деле, разумеется, невозможно; объяснить такое положение трудно. Можно предположить, что Каролингов оберегал сакральный характер их власти, освященной Церковью. Наверное, следует обратить внимание на отсутствие слухов в связи со странными кончинами – однако откуда этот резкий разрыв с многовековой поведенческой традицией? – или, вернее, на то, что отравления или подозрения в их совершении не получали никакого отклика. Единогласное молчание разных имеющихся в нашем распоряжении источников, авторы которых, как правило, были близки к власти, можно, конечно, объяснить политической тенденциозностью, как бы выполнением заказа правящей династии. Однако это предположение тоже довольно шатко, поскольку переоценивает влияние властей на умы.

Применение яда в политике в каролингскую эпоху можно обнаружить, переправившись через Ламанш. Большинство королевств англов и саксов, в отличие от объединенных Карлом Великим франков, раздирало жестокое соперничество. Оно постоянно порождало заговоры, примерно так же, как во времена первых германских королевств на континенте. Совсем неудивительно, что в центре Дела, имевшего место в 802 г. в королевстве Уэссекс оказалась королева. Короля Беортрика отравила Эдбурга, его жена и дочь его врага, короля Мерсии Оффы. Одни говорили, что королева искала смерти молодого протеже короля, но ошиблась и убила своего супруга. Другие, напротив, утверждали, что она не только намеренно дала мужу яд, но убивала таким же образом еще и духовных лиц. Как бы то ни было, сообщалось, что Эдбурга бежала из Уэссекса, стремясь объединиться с сыном Карла Великого. Потом она некоторое время скрывалась в монастыре на территории Франкской империи, но была оттуда изгнана. В конечном счете королева оказалась в Павии, где окончила свои дни в нищете. Несчастная гибель Беортрика якобы заставила жителей Уэссекса упразднить статус королевы. Его восстановили лишь спустя несколько десятилетий (причем некоторые считали, что напрасно) для супруги Этельвульфа, дочери Карла Лысого. Нигде, как в этом случае, не выразилась так отчетливо тесная связь между властью, женским началом и применением яда. Эдбурга соединяла в себе едва ли не все черты принцессы-отравительницы: она являлась иностранкой и, следовательно, вызывала подозрение a priori; она была дочерью врага, могла оставаться верной отцовскому делу и, следовательно, несла в себе опасность. Она вела себя как тиранка, без всякого на то права требуя себе места, которое занимали королевские советники. Ее обуревала cupiditas dominandi (жажда власти). Недоставало Эдбурге только адюльтера. Кроме всего прочего, история этой королевы в сочинениях английских авторов XI и XII вв. играла еще дополнительную роль. Она явно бросала тень на Карла Великого, отношение которого к убийце изображалось, по меньшей мере, как двойственное. Однако Эдбурга так и осталась единственной отравительницей в окружении знаменитого императора франков.