От Августа к Клавдию, или Отравление власти

От Августа к Клавдию, или Отравление власти

Под прикрытием восстановления res publica Октавиан Август учредил принципат, прирожденным пороком которого можно считать тягу к коварному применению яда. Действительно, в знаменитом рассказе Светония слухи об отравлении не пощадили ни окружение Августа, ни его самого. Наоборот, в приведенных историками многочисленных заговорах против режима яд не использовался, за исключением последнего, приведшего к смерти принцепса.

Согласно Светонию, Кассий Север обвинил в отравлении Луция Нония Аспрената, человека, близкого к Августу. Последний захотел, чтобы процесс разворачивался по правилам, и ничего не сделал ради избавления своего друга от суда. Явившись в трибунал засвидетельствовать ему свою поддержку, Август не произнес ни слова. В политическом смысле значение этого дела было не слишком велико, но позитивно: принцепс продемонстрировал щепетильность в юридическом вопросе.

После подозрительной смерти консулов Авла Гиртия и Пансы Цетрониана распространялись не столь лестные для наследника Цезаря слухи. При этом Панса состоял в союзе с будущим принцепсом в борьбе против Антония. Будучи ранен, консул якобы получил вместо лекарства яд по наущению своего друга, который стремился устранить возможных соперников в собственном лагере. Возможно, разговоры пошли из-за ареста врача после кончины Пансы. В любом случае этот слух хорошо показывает настроение народа в преддверии смены политического режима. Новая безграничная высшая власть завоевывалась не на выборах и постепенно концентрировалась в одном лице. Она отчуждалась от общества, хотя формально периодические выборы и коллегиальная работа должностных лиц сохранялись.

Третья супруга Августа Ливия отличалась честолюбием и целеустремленностью. Если кто-то из влиятельных лиц мешал осуществлению ее намерений, она не останавливалась перед употреблением яда. В полном противоречии с римскими традициями, не позволявшими женщине заниматься политикой, Ливия боролась за власть, пользуясь доступным ей оружием. Считается, что она желала видеть принцепсом своего сына от первого брака Тиберия и расчищала ему путь к высшей власти. Обычно Ливии приписывали целую серию отравлений. Ее обвиняли в смерти в 23 г. до н. э. Гая Клавдия Марцелла, племянника императора, затем внуков Августа: Гая и Луция. Август усыновил их и поставил на высокие должности, однако они неожиданно умерли в расцвете юности. Наконец, на счет Ливии относили смерть в 14 г. н. э. самого Августа.

Гипотеза об отравлении Марцелла родилась потому, что поверить в неожиданную смертельную болезнь молодого и крепкого человека было трудно. Впрочем, писавший в III в. Дион Кассий подчеркивал, что причиной смерти многих здоровых людей становились низкие санитарные нормы той эпохи. Что касается внуков принцепса, то Тацит объяснял их смерть роком или хитростью мачехи, а Дион Кассий намекал на их отравление Ливией, воздерживаясь от прямого обвинения. Наконец, история с Августом гласила, что фиги, любимое лакомство принцепса, отравили якобы прямо на деревьях. Эти плоды, кстати, часто использовались в замыслах отравителей. В данном случае они стали фатальными для императора, обуреваемого старческим чревоугодием. Перед этим Август давно болел, и врачи, обследовавшие останки, не обнаружили ничего подозрительного. Никто не выдвинул обвинения против Ливии. Экспертиза, подобная проведенной в данном случае, была призвана рассеять слухи. Впрочем, она подчас, напротив, способствовала их распространению, поскольку порождала мысль о сговоре между экспертами и вдохновителем преступления. Как бы то ни было, за Ливией укрепилась слава близкой к власти отравительницы. Впоследствии аналогичная фигура встречалась в истории часто. Дело в том, что преступления такого рода очень хорошо соответствовали новому механизму приобретения власти, которое осуществлялось теперь как частное дело, в рамках семейного круга. Отравления, реальные, подозреваемые и вымышленные, относились к той же семейной сфере. Август умер, не оставив наследников мужского пола, и таким образом усыновленный им и заранее избавленный от некоторых соперников Тиберий смог занять трон. Однако правил он в постоянном страхе перед ядом.

Писатели II в., например Тацит, изобразили правление Тиберия как тиранию, противопоставив его правлению Августа. Деспотизм власти подчас маскировался уловками, когда с помощью ложных доносов и клеветы жертва доводилась до самоубийства. Так, например, всадник Вибулен Агриппа, сраженный выступлениями обвинителей, явился в Сенат и публично проглотил яд. Правда, отравление оказалось неудачным, и в конце концов за свои недоказанные преступления он был задушен.

Примерно к 20 г. относится история veneficia Эмилии Лепиды, внучки Марка Эмилия Лепида, в прошлом невесты одного из погибших внуков Августа, Луция Юлия Цезаря. Эта женщина не отличалась строгой нравственностью и к тому же занималась астрологией, что давало как будто Тиберию основания для опасений. Впрочем, не исключено, что все было выдумано для оправдания репрессивных мер.

Что же касается дела Германика, то в нем выразилось стремление устранить опасного претендента на власть. Племянник Тиберия Германик был женат на внучке Августа Агриппине Старшей и наравне с Тиберием рассматривался как претендент на наследование. Август приказал Тиберию усыновить Германика, а впоследствии тот прославился военными победами. Дабы удалить популярного героя из Рима, Тиберий послал его умиротворять восточные провинции. В 19 г. молодой человек умер в Антиохии в возрасте 34 лет. Перед кончиной он долго мучился и сам выражал уверенность, что отравлен. Он обвинял в преступлении наместника Сирии Гнея Кальпурния Пизона и его жену Планцину. Светоний считал версию отравления обоснованной. Дело в том, что на трупе, выставленном на форуме в Антиохии, обнаружились пятна, на губах умершего выступила пена, а после погребального костра нашли сердце, оставшееся в целости. Тацит не был столь категоричен, однако и он сообщал, что на дом Германика была наведена порча и что каждый день враги героя являлись справиться и увидеть собственными глазами, как действует яд или порча. Вероятно, отраву приготовила смесительница ядов Мартина, близкая к жене наместника. Ее собирались отправить в Рим для допроса, но женщина внезапно умерла в Брундизии, причем в узле ее волос нашли припрятанный яд. Тацит сравнивал смерть храброго воина со смертью Александра, стремясь одновременно и восславить Германика, и подчеркнуть низость его врагов. Тем не менее так и осталось невыясненным, какую кто играл в этом деле роль. По словам Диона Кассия, Тиберий намеревался возбудить процесс против Пизона, дабы продемонстрировать, что он лично не имеет отношения к преступлению, которое, впрочем, совершенно не огорчило Ливию.

Вдову Германика Агриппину Старшую до конца жизни преследовал страх отравления. Консул-суффект Сеян предостерегал ее об опасности со стороны Тиберия. Сидя за столом вместе с императором, Агриппина не притрагивалась ни к какому блюду и, не таясь, дала своему рабу попробовать фрукт, предложенный ей лично Тиберием. Последний тогда громогласно объявил, что проявит суровость ко всякому, кто обвинит его в отравлении. Вероятно, он рассматривал подобное обвинение как оскорбление величества. Эта история ярко свидетельствует об атмосфере подозрительности, царившей при дворе, а также о невероятном цинизме, который демонстрировал правитель, использовавший яд. Редко кому из жертв удавалось избежать его ловушек. Однако в конце концов он и сам погиб, попавшись в западню, как и подобает тирану.

Жертвой первого покушения стал не сам император, а его наследник Друз Младший, который погиб в результате заговора Сеяна. Последний, обладая большим влиянием, не пользовался любовью; его обвиняли в отравлении своего ненавистного соперника, сына императора. Сеян якобы использовал яд, который вызывал симптомы, похожие на болезнь. Тацит сдержанно сообщил, что слухи о замыслах Сеяна продолжали циркулировать и в его время. Злоумышленник убедил императора, что Друз хочет его убить, и посоветовал давать сыну первым пробовать все напитки. Когда евнух подал Тиберию отравленный напиток, приготовленный Сеяном, тот, остерегаясь, протянул его сначала Друзу. В результате наследник императора погиб. Тацит сомневался в реальности подобной слишком уж тонкой уловки. Он не мог поверить, что Тиберий готов был послать на смерть дорогого ему человека, не дав ему, по крайней мере, шанса объясниться. Но опять-таки даже если вся данная история – плод фантазии, она тем не менее отражает негативное восприятие режима Тиберия. В нем считались возможными самые подлые удары, в том числе и убийство членов семьи принцепса. У Диона Кассия эпизод отравления Друза изложен сходным образом, хотя сам Тиберий не замешан в преступлении. В самом Деле, император не выказал никакого огорчения по поводу кончины сына, но он при этом все же наказал авторов злодеяния.

Сам Тиберий умер в 37 г., и его смерть приписывали преступлению Калигулы, усыновленного императором сына Германика. Торопясь занять место Тиберия, наследник якобы боялся применить холодное оружие; он приготовил яд, который не подействовал, и в конце концов задушил жертву. При этом в средневековых текстах сохранился только яд, потому что именно он, по мнению средневековых мыслителей, соответствовал идее законности тираноубийства. Уже Квинтилиан в «Наставлениях оратору» хвалил врача, составившего яд для тирана. Однако Иоанн Солсберийский, написавший в конце XII в. трактат «Поликратик», не мог читать «Наставлений оратору», ставших известными в XV в. Тем не менее средневековый автор вступал в полемику со Светонием и писал, что «хотя отравление во все времена было отвратительно и составляло преступление, но все полагали, что яд, от которого он умер, был необходим и благодетелен». Благая цель оправдывала отравление. И, путая истории смерти Германика и Тиберия, Иоанн Солсберийский добавлял, что наличие яда доказывала неподверженность сердца императора сгоранию. В глазах христиан Тиберий являлся отвратительным тираном, тем цезарем, при котором Иисус был распят на кресте. Принцепс погиб от того же оружия, которое привело его к власти. И для христианских авторов не имело значения, что его отравитель оказался еще хуже своей жертвы.

Многочисленные эксперименты, которые Калигула проделывал, как полагали, в особенности с мышьяком, делали его похожим на Митридата. У него был будто бы огромный сундук, наполненный отравляющими веществами. Каждое из них император снабдил собственноручной надписью, назвав яды по именам отравленных. После смерти Калигулы в 41 г. его преемник Клавдий якобы приказал выбросить все это в море, что нанесло большой ущерб водной фауне. Отравленных рыб в большом количестве выбрасывало на берег. Какова же была сила токсинов, если они наносили вред природе, даже будучи растворены в огромном количестве воды Средиземного моря! Калигула пользовался ими на манер понтийского царя, дабы наказать обгонявших его в конных скачках, к которым император испытывал всепоглощающую страсть. Так, он убил гладиатора по имени Голубь (Columbus), намазав раны, которые тот получил в бою. Использованный яд получил название голубиного (columbinum). Случалось, что он устранял соперника, начавшего испытывать к нему подозрительность. Своего усыновленного кузена Тиберия Гемелла Калигула предал смерти, потому что у него изо рта пахло противоядием. Император считал оскорбительным, что родственник, постоянно общавшийся с ним, опасался отравления.

Подобное влечение к ядам и к их использованию отнюдь не было чем-то исключительным. Напротив, оно вполне соответствовало жестоким и грубым нормам, установившимся в правление Калигулы. Оно являлось неотъемлемой частью тиранического режима, при котором составлялись списки истребляемых лиц с обозначением оружия уничтожения около имен. Власть стала настолько отвратительна современникам, что после смерти Калигулы сенаторы желали возвращения республиканского режима. Впрочем, на троне оказался Клавдий.

Новый император, брат Германика, оказался не так замешан в отравлениях. При этом ходили слухи, будто он сам окончил свои дни не без участия яда. Тем не менее у Тацита содержится намек на преступление, возможно, совершенное Клавдием. Речь идет о смерти Луция Аррунция Фурия Скрибониана, врага принцепса. Клавдий хвалился, что пощадил его и приговорил к изгнанию, однако Луций умер при подозрительных обстоятельствах, наводивших на мысль об отравлении. Кроме того, считается, что консул Марк Виниций умер в 46 г. от яда, приготовленного для него императрицей Мессалиной. В данном случае причина преступления касалась, разумеется, страстей, а не политики. Императрица была раздосадована холодностью консула к ее особе. Дион Кассий отмечал, что на этот раз жизнь общественного деятеля сократила не враждебность императора, а мстительность его жены.