Страсти и могущество

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Страсти и могущество

Королевы раннего Средневековья обращались к яду, руководствуясь мотивами, относящимися как к сфере эмоций, так и к сфере политики. В те далекие времена королевский замок являлся одновременно и пространством дома, и структурой управления; страсти и власть находились в неразрывной связи. Злодеяние замышлялось против того, кто мешал удовлетворению желаний и амбиций, против ненавистного оскорбителя. Королева, составлявшая неотъемлемую часть семьи, как правило, травила или подстрекала к отравлению кого-нибудь из близких: постылого мужа или неудобного деверя, иногда даже стеснявшую ее мать. Именно последний случай имел место около 526 г. Амаласунта, дочь Теодориха I и Авдофледы, отравила свою мать, поскольку та противилась ее браку с несвободным претендентом.

Еще чаще причиной применения яда против королей становился незавидный статус женщин в верхних слоях германского общества. Очень часто они оказывались в положении брошенных жен или должны были мириться с соперничеством подруг своих супругов, женщин более низкого происхождения. Королевы тревожились за политическое будущее своих сыновей, которому угрожало наличие у монархов многочисленных детей от разных союзов. Так, около 560 г. Маркатруда, супруга бургундского короля Гунтрамна, отравила Гундобада, сына короля от первого брака с женщиной более низкого ранга. В то же время королевские жены могли испытывать недобрые чувства к мужьям, за которых их выдали насильно в целях укрепления мира и союза со вчерашним врагом. Та вестготская принцесса, которую подозревали в приготовлении яда для ее супруга, сына короля вандалов, перед этим терпела его дурное обращение. Розамунда, отравившая в 573 г. Альбоина, ненавидела своего мужа, потому что тот убил ее отца.

Впрочем, бывало, что королевы совершали или заказывали убийство с помощью яда, не имевшее ничего общего с семейными делами. Таким образом они ввязывались в политическую борьбу, пытаясь узурпировать власть (как полагал Григорий Турский) или действуя в соответствии с политическими обыкновениями, в ту пору открывавшими возможности возвышения перед женщинами (согласно тезису Ниры Пансер). Как бы то ни было, их жажда власти наталкивалась на препятствия. В тех случаях, когда таковыми становились мужья, обычно появлялся яд. Сообщник Розамунды Гельмигис рассчитывал заменить Альбоина в качестве мужа и монарха. Однако королева решила отравить любовника именно для того, чтобы править самой. Такая же жажда власти обуревала и старую Брунгильду, когда она велела приготовить сильный яд для своего внука Теодориха Австразийского. Неудавшееся отравление святого Самсона Дольского супругой бретонского короля свидетельствует не только о коварстве дочерей Евы. За этим преступлением могла стоять враждебность к возраставшему влиянию прелата, и даже ненависть язычницы. Фредегонда, отравившая епископа Кутанса Ромахара, язычницей не являлась. В данном случае налицо именно стремление уничтожить авторитет, способный вести эффективную пропаганду против преступного режима.

Итак, veneficii, которые совершали королевы, обусловливались в большой мере политическими мотивами. Обращение к яду объяснялось, во-первых, непрочностью их положения и необходимостью укреплять его любыми средствами, а во-вторых, стремлением, несмотря ни на что, играть значительную роль. Следует отметить, что в подобных ситуациях женщины становились не только убийцами, но и жертвами. Всегда существовал риск быть отравленной соперницей. Третья жена Гунтрамна Австригильда, страдая дизентерией, считала себя жертвой отравления.

Наконец, следует принимать во внимание негативные последствия частой смены жен, практиковавшейся германскими королями. Их высокая матримониальная активность объяснялась необходимостью политических союзов и потребностью в потомстве. Ставшую ненужной королеву неудобно было просто грубо прогнать, не выдвигая никакой причины. И тут очень полезным становилось обвинение в попытке отравления. В самом деле, существование подобного злодейского плана одинаково трудно как доказать, так и опровергнуть. Некоторые из вышеприведенных примеров являют собой именно такие случаи. В 440 г. дочь вестготского короля отослали к отцу покалеченной, т. е. негодной к повторному браку, на том основании, что она будто бы готовила отравление. Франкская принцесса Гундеберга в 626 г. была изгнана королем лангобардов под тем же предлогом, однако она сняла с себя вину с помощью судебного поединка. Мы не знаем, принял ли вновь оправданную королеву ее супруг Хароальд. Но в любом случае данная история показывает огромную уязвимость германских принцесс, выдававшихся замуж за соседних королей. В замках супругов их воспринимали как чужих, вследствие чего там легко возникали самые худшие подозрения на их счет.