Мир труда
Царь, «буржуазия», чиновники, жрецы жили за счет тяжелого труда народа. Разделение общества на богатых и бедных, эксплуатация одних другими в завоеванных странах в эпоху эллинизма лишь усилились.
Рабский труд распространился по всему Средиземноморью. Оценки численности рабов расходятся. Возможно, она была значительной из-за частых войн и широкой работорговли. К домашним рабам, многочисленным в результате увеличения числа жадной до удобств «буржуазии», добавились рабы, использовавшиеся как производительная рабочая сила в мастерских Пергама, Антиохии и особенно Александрии, где, судя по всему, впервые концентрировались большие массы рабов. Во внутреннем Египте греки, наоборот, ничего не изменили в организации труда: на царских землях, в маслодавильнях, прядильных мастерских, шахтах, карьерах рабов не было. Предполагается, что царь использовал в качестве рабочей силы не рабов, а мобилизованных.
Редкие до этой поры, восстания рабов участились, например, в Пергаме, на Делосе, в Лаврионе, на Сицилии. И не исключено, что в развитии сопротивления рабов определенную роль сыграли уравнительные концепции некоторых стоиков, проповедовавших единение человечества. В этом они расходились со взглядами Аристотеля, учившего, что бывают люди-рабы по природе.
Основная масса тружеников – ремесленников я крестьян – была свободна, хотя на несколько дней в <82> году ее мобилизовали на царскую барщину. От барщины освобождались лишь те, кто в деревне не занимался физическим трудом. Существуют любопытные списки этих привилегированных, в число которых входили царские надзиратели, греческие солдаты, бальзамировщики кошек. Сельское хозяйство, как и прежде, было основным занятием, в хоре жизнь практически не изменилась, несмотря на некоторые технические усовершенствования. В Египте, в частности, крестьяне жили в традиционных бедных деревнях, которые из-за угрозы наводнения располагались на искусственно возведенных холмах. Реквизиция помещений для царских уполномоченных или солдат приводила к тяжелым для населения последствиям, поэтому суверен в ответ на многочисленные, как показывают папирусы, жалобы часто должен был напоминать, что реквизировать больше половины дома запрещено. Жизнь человека наемного труда – с откупами, налогами, барщиной, разного рода реквизициями, как законными, так и все чаще незаконными (по вине чиновников), – была более суровой, чем до завоевания, так как теперь от него требовали больше продукции.
Тем не менее тексты позволяют заметить некоторую эволюцию. В III в. до н. э. положение египетского крестьянина не было слишком плохим. Он отдавал свои руки царю (поскольку ему принадлежала большая часть земель), а также храмам и частным лицам. Контракт, который связывал его с хозяином, был доброволен и подлежал обсуждению. Но со II в. до н. э. положение ухудшилось, гражданские войны разорили деревню; потерявший заморские владения царь стремился заставить производить больше на земле, которой становилось все меньше. Земли, отвоеванные с помощью ирригации у пустыни, понемногу иссушались из-за того, что никто не поддерживал в должном порядке гидротехнические сооружения. Чиновники, все более самостоятельные и все менее контролируемые, часто вели себя как настоящие деспоты. Все труднее и труднее было найти крестьян для обработки земли. Папирусы рассказывают нам, что, для того чтобы заставить крестьян подписать контракт, приходилось прибегать ко всем возможным аргументам – от призывов к преданности до пыток.
Средства, которые изыскивала администрация для выхода из этого кризиса, зачастую были паллиативными, они даже ухудшали положение. Безусловно, проводились необходимые мероприятия, направленные на упорядочение <83> системы откупов и говорящие о том, что хотя и существовала забота о справедливости, но от нее легко переходили к мерам принуждения. Более зажиточным крестьянам навязывалась дополнительная аренда (epibole), появившаяся в 164 г. до н. э., вредное действие которой давало о себе знать даже в римскую эпоху. С конца II в. до н. э. в деревне была установлена коллективная ответственность, т. е. за общую сумму арендной платы отвечала община царских земледельцев одной деревни. От крестьянина требовали клятвы «оставаться на виду у царских чиновников» (клятва Тебтюниса – 107 г. до н. э.): «До выплаты аренды каждый день я остаюсь на виду на сельскохозяйственных работах, не укрываюсь у священного алтаря храма, не призываю ничьего покровительства и не измышляю способов для бегства»). Всем было ясно, что простого подписания контракта недостаточно. Аренду продлевали – иначе говоря, во время серьезных кризисов ее просто навязывали силой. Тем не менее крепостничество так и не получило распространения. Феодальной {58}6 зависимости не существовало: стратеги концентрировали в своих руках всю власть, но у них не было крупных земельных владений.
Раздавленные системой угнетения, несправедливыми арендами, крестьяне убегали. Анахоресис (бегство в пустыню) был одним из наиболее ярких феноменов поздней эллинистической эпохи, затем превратился в одну из ран римского Египта, а с появлением первых христианских анахоретов приобрел религиозную окраску. Однако, что бы там ни говорили, пустыня может служить убежищем лишь незначительному меньшинству, ибо без навыков кочевой жизни там практически невозможно выжить. А вот Александрия с массами неконтролируемого населения представляла собой приманку тем более сильную, что там можно было найти работу и храмы, всегда готовые предоставить убежище беглым крестьянам. Другие беглецы собирались в банды, опустошавшие страну. В папирусах мы читаем горькие жалобы оставшихся крестьян, которые из-за круговой поруки должны были платить за бежавших; множились возмущенные доносы в адрес царских чиновников.
Папирусы (в частности, «папирусы Зенона») ярко показывают глубокое недовольство, царившее в деревне. Крестьяне Египта предстают перед нами как достаточно энергичные и нетерпимые к принуждению, их требования <84> звучат резко в противоположность заискивающему тону, который в таких случаях наблюдается у греков. Подобное уныние, с одной стороны, и активность – с другой, объясняют, почему восстания получили столь широкое распространение в египетской хоре.
Таким образом, все больше и больше увеличивалась пропасть между городским, эксплуатирующим миром и миром деревенским – эксплуатируемым. Именно в этой пропасти М. Ростовцев справедливо видел один из самых крупных изъянов античных обществ начиная с IV в, до н. э., который впоследствии стал одной из основных причин их крушения.