[524]

По воспоминаніям самого мемуариста можно установить, что, быть может, это было и не совс?м так. Никчемная исторія с ген. Ивановым служит наилучшей иллюстраціей. Арестованный в Кіев? (по его словам, арест мотивировался Исполнительным Комитетом необходимостью оградить его от эксцессов), Иванов был переведен в Петербург, гд? попал в пресловутый министерскій павильон». 24-го с него была взята подписка о невы?зд? и на в?рность Временному Правительству. Как сообщали газеты, Иванов останется на свобод? «под личным наблюденіем министра юстиціи» (его д?ло разсматривалось в Гр. Сл. Ком.). «Изв?стія», т. е., Стеклов, негодующе писали, что «освобожденіе такого опаснаго врага народа, представляется совершенно непонятным», и что такія д?ла не должны р?шаться «по домашнему»... Правительство обязано было опубликовать «сообщеніе по этому д?лу и на всяком случа? довести об этом до св?д?нія Исполнительнаго Комитета». В доклад? на Сов?щаніи Сов?тов Стеклов говорил, что «под вліяніем освобожденія Иванова «мы» (очевидно, через Конт. Комиссію) предъявляли Правительству в бол?е настоятельной форм? требованіе осуществить... «об?щаніе» издать декрет объявляющій злоумышляющих генералов «вн? закона». «В конц? концов — утверждал докладчик — под нашим давленіем Правительство поручило министру юстиціи этот декрет издать по соглашенію с Исп. Комитетом». Но декрет так и не был издан—жаловался Стеклов. В данном случа? Суханов, якобы чуждый полицейскому умонастроенію Стеклова, был всец?ло на его сторон? не только в силу протеста против «безудержнаго ген.-прокурорскаго произвола министра (не было большаго основанія освобождать Иванова, ч?м многих и многих сидящих в Петропавловской кр?пости), но и потому, что надо было считаться с «психологіей масс», безконечно реагировавших на освобожденіе ген. Иванова в силу характера «его преступленія» — он мог быть... разстр?лян без суда, — утверждали «Изв?стія». «Психологія масс», на которую ссылается Суханов, для нас наибол?е интересна. «Гуманная выходка Керенскаго переполнила чашу». Министра «от демократіи» стали громко требовать к отв?ту. Предлагали офиціально вызвать его в Исполнительный Комитет. Это требованіе уже было изв?стно Керенскому. Но Керенскій не желал знать Исполнительный Комитет... Он явился в Таврическій дворец, «прошел прямо в б?лый зал, гд? происходило зас?даніе солдатской секціи, произнес там р?чь, пожал бурю аплодисментов и у?хал». Произнес Керенскій, конечно, демагогическую р?чь — довольно элементарную по газетному отчету. Он объяснил, что раньше не им?л возможности пос?тить представителей той среды, из которой вышел, что он и раньше в Государственной Дум? отстаивал солдатскій вопрос, что он первый вывел 27-го революціонныя войска, что, как представитель интересов демократіи, он добился того, что Россія отказалась от всяких завоевательных стремленій, что, как генерал-прокурор, он держит в руках вс?х врагов отечества, что пришел он не оправдываться и не позволит не дов?рять себ? и т?м оскорблять всю русскую демократію, что он просит или исключить его из своей среды или безусловно ему дов?рять: «если будут сомн?нія, придите ко мн? днем и ночью, и мы с вами сговоримся». Зал дрожит от овацій, раздаются крики: «в?рим, вся армія с вами». Министра подхватывают на руки и выносят из зала... «Люди, желающіе внести раздор...» были посрамлены.