III. Рискованный шаг Милюкова.

III. Рискованный шаг Милюкова.

Похороны коалиціи в Сов?т? закончились около 6 ч. веч. (1 марта). Посл? общаго собранія, одобрившаго по докладу Стеклова выработанное соглашеніе демократіи с цензовой общественностью, должно было состояться сов?щаніе представителей обоих исполнительных комитетов для окончательной формулировки "соглашенія". И, быть может, н?сколько неожиданно незавершенное еще д?ло было оглашено Милюковым на перманентном митинг? в Екатерининском зал? — в тот приблизительно час, когда совершалось тріумфальное шествіе Керенскаго из зала зас?данія Сов?та в пом?щеніе Вр. Ком., т. е., еще задолго до окончанія зас?данія Сов?тов. Почему это сд?лал лидер "цензовой общественности?" Случайность? Радостное нетерп?ніе, о котором говорит Мстиславскій? Желаніе закр?пить достигнутые результаты и получить представленіе об отношеніи к образуемому правительству со стороны "народных масс?" "В частности, быть может, — говорит Суханов — Милюков желал пров?рить свое р?шеніе самаго остраго для него вопроса, способнаго послужить источником конфликта не только с Сов?том Р. Д., но и с его собственными, бол?е л?выми товарищами". Это был, конечно, вопрос о монархіи и династіи. Построеніе р?чи. как будто, не согласуется с подобным предположеніем. Вопрос о судъб? династіи ("самый существенный" в р?чи. как признает Милюков в написанной им "Исторіи") всплыл — по вн?шности по крайней м?рі — случайно в связи с репликами, которыя подавались со стороны митинговой публики. Преждевременность разглашенія "тайны", ключи к которой вез с собой Гучков, гораздо в большей степени надо отнести к т?м графам, которые вообще присущи были политической д?ятельности Милюкова и заслужили ему репутацію, но его собственным словам, "бога безтактности" ("Рус. Зап."). Если выступленіе Милюкова и было своего рода шахматным ходом, то направил его фактическій уже вождь Врем. Ком. не в сторону своих "л?вых" партнеров, а в сторону "правых".

Днем второго марта политическая обстановка выяснилась с достаточной отчетливостью — опасность военнаго разгрома "революціи" отпала. Каждый истекавшій час говорил о необходимости зам?ны сурогата власти, каким являлся Врем. Ком., правительством полноправным, ибо безвластіе, наступившее посл? переворота, развращало даже самых благонам?ренных солдат. Возможность превращенія сов?тскаго обращенія в форму обязательнаго "приказа" ослабляла авторитет будущей власти — это, конечно, понимали вс?, независимо от содержанія "приказа №1". Ждать при таких условіях возвращенія Гучкова и Шульгина не представлялось ц?лесообразным. Вот почему в 5 ч. 45 м. дня в Ставку была послана за подписью Родзянко н?сколько предр?шавшая событія телеграмма сл?дующаго содержанія: "Временный Комитет Г. Д. образовавшійся для возстановленія порядка и столиц?, вынужден был взять в свои руки власть в виду того, что под давленіем войска и народа старая власть никаких м?р для успокоенія населенія не предприняла и совершенно устранена. В настоящее время власть будет передана Врем. Комитетом Г. Д. Временному Правительству, образованному под предс?дательством кн. Г. Е. Львова. Войска подчинились новому правительству, не исключая состоящих в войсках, а также находящихся в Петроград? лиц императорской фалмиліи, и вс? слои населенія признают только новую власть. Необходимо для установленія полнаго порядка и для спасенія столицы от анархіи командировать сюда на должность главнокомандующаго Петербургским военным округом доблестнаго боевого генерала, имя котораго было бы популярно и авторитетно в глазах населенія. Комитет Г. Д. признает таким лицом доблестнаго, изв?стнаго всей Россіи героя... ген. Корнилова. Во имя спаеенія родины, во имя поб?ды над врагом, во имя того, чтобы неисчислимыя жертвы этой долгой войны не пропали даром наканун? поб?ды, необходимо срочно командировать ген. Корнилова в Петроград".

Зд?сь н?т даже намека на спорный вопрос о форм? правленія. Логічески приходилось заключать, что в н?драх Временнаго Комитета еще не был окончательно р?шен даже вопрос об отреченіи, поставленный в порядк? дня. Так, повидимому, и понял ген. Алекс?ев, доложившій Николаю II телеграмму Родзянко и испрашивавшій разр?шеніе на выполненіе выраженнаго в ней "пожеланія", во имя того, что в этом "может заключаться начало успокоенія столицы и водворенія порядка в частях войск, составляющих гарнизон Петрограда и окрестных пунктов". В кадетской групп?, входившей в состав Врем. Ком., очевидно, не было колебаній в вопрос? о неизб?жности отреченія. Припомним информацію Гронскаго в первый же день революціи о провозглашеніи императором в. кн. Михаила. По свид?тельству Скобелева, который оказался сос?дом на одном стол? в Таврическом дворц? в ночь 27-го с Милюковым, посл?дній ему сказал: "Ч?м бы все это ни кончилось, одно несомн?нно, с этим... (сл?дует р?зкое слово в передач? мемуариста) у нас ничего не может быть общаго". Шингарев перваго марта категорически говорит французскому журналисту Ано, что вопрос о династіи уже не ставится: царь должен будет покинуть трон — как это произойдет, докажет будущее. На таком предположеніи и построена была вся агитаціонная часть р?чи Милюкова. Она была произнесена около 3 час. дня. Своему экспромту на случайном безотв?тственном очередном митинг? в ст?нах Таврическаго дворца Милюков придавал такое декларативное значеніе, что сам выправил, по утвержденію Набокова, текст р?чи для печати. Таким образом перед нами зав?ренный текст р?чи, довольно странной для оратора, который старался в эти часы спасти монархическій принцип.

"Мы присутствуем при великой исторической минут?" — начал оратор. — "Еще три дня тому назад мы были скромной оппозиціей, а русское правительство казалось всесильным. Теперь это правительство рухнуло в грязь, с которой сроднилось, а мы и наши друзья сл?ва выдвинуты революціей, арміей и народом на почетное м?сто членов перваго русскаго общественнаго кабинета. Как могло случиться это событіе, казавшееся еще так недавно нев?роятным? Как произошло то, что русская революція, низвергнувшая навсегда старый режим, оказалась чуть ли не самой короткой и самой безкровной из вс?х революцій, которыя знает исторія. Это произошло потому, что эта исторія не знает и другого правительства, столь трусливаго и изм?нническаго, как это нын? низвергнутое правительство, покрывшее себя позором"... "Правительство мы свергли легко и скоро... Остается удержать в руках эту поб?ду". Оратор призывал "сохранить то единство воли и мысли, которое привело... к поб?д?". Существующія разногласія "стушевываются перед той главной задачей, которая еще не разр?шена вполн?: задачей — создать новую народную власть... Будьте едины в устраненіи политических споров, быть может, и важных, но сегодня могущих еще вырвать из наших рук плоды поб?ды. Будьте едины и вы, солдаты и офицеры великой и славной русской арміи, и помните, что армія, ...потерявшая это единство... обращается в безпорядочную толпу, и всякая горсть вооруженных организованных людей может взять ее голыми руками"... "Я слышу, меня спрашивают: кто вас выбрал? Нас никто не выбрал, ибо, если бы мы стали дожидаться народнаго избранія, мы не могли бы вырвать власть из рук врага[138]. Пока мы спорили бы о том, кого выбирать, враг усп?л бы организоваться и поб?дить и вас, и нас". "Нас выбрала русская революція" — заключил гордо Милюков... "Мы не сохраним этой власти ни минуты посл? того, как свободно избранные народные представители скажут нам, что они хотят... выбрать других людей, бол?е заслуживающих их дов?ріе... Но мы не отдадим этой власти теперь, когда она нужна, чтобы закр?пить поб?ду народу — упавшая из наших рук, она может достаться только врагу". Оратора прерывают вопросом: "кто министры? для народа не может быть тайны". "Во глав? нашего министерства мы поставили челов?ка, имя котораго означает организованную русскую общественность (крики: "цензовую"), так непримиримо пресл?довавшуюся старым правительством... Вы говорите "цензовая общественность", да, но единственно организованная, которая даст потом возможность организоваться и другим слоям русской общественности. Но, господа, я счастлив сказать вам, что и общественность не цензовая тоже им?ет своего представителя в нашем министерств?. Я только что получил согласіе моего товарища А. Ф. Керенскаго запять пост в первом русском общественном кабинет?. Мы безконечно рады были дать в в?рныя руки этого обществешіаго д?ятеля то министерство, в котором он воздаст справедливое возмездіе прислужникам стараго режима, вс?м этим Штюрмерам и Сухомлиновым... трусливые герои дней, прошедших на войн?, по вол? судьбы окажутся во власти не щегловитовской юстиціи... Вы хотите знать другія имена? (крики: "а вы?") "Мн? мои товарищи поручили взять руководство вн?шней политикой. Быть может, на этом посту я окажусь и слабым министром, но я могу, об?щаюсь вам, что при мн? тайны русскаго народа не попадут в руки наших врагов. Теперь я скажу вам имя, которое я знаю, возбудит зд?сь возраженія. А. И. Гучков был нам политическим врагом (крики: "другом") в теченіе всей жизни Гос. Думы. Но, господа, мы теперь политическіе друзья, да и к врагу надо быть справедливым... Он положит первый камень той поб?ды, в которой наша обновленная и возрожденная армія выйдет из настоящей великой борьбы..." — "Когда я в этой зал? говорю с вами, Гучков на улицах (?!) столицы организует нашу поб?ду (Гучков как раз в этот момент вы?хал в Псков, С. М.).Что бы сказали вы, если вм?сто того, чтобы разставлять войска вчера ночью на вокзалах, к которым ожидалось прибытіе враждебных перевороту войск, пришлось принять участіе в наших политических преніях, а враждебныя войска, занявши вокзалы, заняли бы улицы, а потом и эту залу? Что стало бы тогда с вами и со мной"?!..Упомянув о Коновалов? и Терещенко, введенных в министерство в качеств? представителей той либеральной группы русской буржуазіи, которая пыталась организовать "общественное представительство рабочаго класса" (т. е. военно-промышленные комитеты), и ограничившись относительно Терещенки меланхолическим зам?чаніем: "Россія велика, и трудно везд? знать вс?х наших лучших ", оратор два слова сказал еще о Шингарев? и Некрасов?, "особенно любимым нашими л?выми товарищами". Об остальных министрах оратор умолчал. Ну вот, кажется, все, что вас может интересовать(?) "А программа" — спрашивают Милюкова. "Я очень жал?ю, что... не могу прочесть вам бумажки, на которой изложена эта программа. Но д?ло в том, что единственный экземпляр программы, обсужденной вчера (сегодня?) в длинном ночном сов?щаніи с представителями Сов?та Р. Д., находится сейчас на окончательном разсмотр?ніи их... Но, конечно, я могу и сейчас сказать вам важн?йшіе пункты (Шум, громкіе крики: "а династія"?)... Я знаю наперед, что мой отв?т не вс?х вас удовлетворит, но я его скажу. Старый деспот, доведшій Россію до полной разрухи, добровольно откажется от престола или будет низложен... Власть перейдет к регенту, в. кн. Мих Ал. Насл?дником будет Алекс?й (крики: "это старая династія"!). Да, господа, это старая династія, которую, может быть, не любите вы, а, может быть, не люблю и я. Но д?ло сейчас не в том, кто кого любит. Мы не можем оставить без отв?та и без р?шенія вопрос о форм? государственнаго строя . Мы представляем его себ?, как парламентскую и конституціонную монархію. Быть может, другіе представляют иначе, но теперь, если мы будем об этом спорить, вм?сто того, чтобы сразу, р?шить, то Россія очутится в состояніи гражданской войны и возродится только что разрушенный режим. Этого мы сд?лать не им?ем права ни перед вами, ни перед собой. Однако, это не значит, что мы р?шили вопрос безконтрольно. В нашей программ? вы найдете пункт, согласно которому, как только пройдет опасность и водворится прочный порядок, мы приступим к подготовк? созыва Учр. Собр. на основ? всеобщаго. прямого, равнаго и тайнаго голосованія. Свободно избранные народные представители р?шат, кто в?рн?е выразит общее мн?ніе Россіи: мы или наши противники"...

В напряженной обстановк? того времени выпадами против старой власти, которые даже Суханов назвал "демагогическими", вождь "цензовой общественности" думал защитить самую идею монархіи! Он, конечно, только дискредитировал ее во мн?ніи толпы. Политик, считавшій, что другіе говорят на "неподходящих струнах", не учел того настроенія, с которым он может встретиться. По разсказу Милюкова, р?чь его была встр?чена многочисленными слушателями, переполнявшими зал, с энтузіазмом, и оратора вынесли на руках по ея окончаніи. В?роятно так и было. Настроеніе разнокалиберной толпы не могло быть ц?лостно. Оратор, выступая от имени новаго революціоннаго правительства, говорил об Учред. Собраніи. как о хозяин? земли русской. Но совс?м иное, отношеніе встр?чали его слова о монархіи. Историк, повидимому, очень смягчает, когда упоминает, что "среди шумных криков одобренія слышались и ноты недовольства и даже протесты". В тогдашнем отчет? "Изв?стій" сказано так: "Продолжительные негодующіе крики, возгласы: "да здравствует республика", "долой династію". Жидкіе аплодисменты, заглушенные новым взрывом негодованія". По разсказу Шляпникова, — едва ли он был очевидцем, — "Милюков в теченіе н?скольких минут не мог продолжать своей р?чи"...

Вс? свид?тельства однородны в одном: вопрос, который был как бы затушеван в первые дни, посл? выступленія Милюкова стал в сознаніи массы во всей своей острот?. Исп. Комитет, каждый его член утверждает Шляпников — "был буквально засыпан вопросами относительно судьбы династіи". "Без недоразум?ній по поводу династіи с этих пор уже не обходились митинги "и публичныя р?чи" — пишет Суханов, вспоминая, как ему тотчас же пришлось говорить на эту тему перед "несм?тной" толпой ("в н?сколько десятков тысяч челов?к"), собравшейся перед Таврическим дворцом и вызвавшей через делегацію членов Исп. Ком. Суханов говорил о том, что в вопрос? о монархіи существует, еще не ликвидированное разногласіе и, по его словам, он тут впервые понял, как остро в глазах массы стоит вопрос, которому он лично не придавал р?шающаго значенія. Из Таврическаго дворца разговоры перешли на улицу и проникли в казармы, гд? "буйно", по выраженію Вл. Львова, говорили, что "не потерпят никого из Романовых на престол?", обостряя с таким трудом налаживавшіяся отношенія между офицерами и солдатами. Не только тогдашняя молва, но и поздн?йшіе мемуаристы "безм?рно преувеличили" то крайнее возбужденіе, которое вызвали слова Милюкова. Сам Милюков в таких словах подвел итог дня: "Поздно вечером в зданіе Таврическаго дворца проникла большая толпа чрезвычайно возбужденных офицеров, которые заявили, что не могут вернуться к своим частям, если П. Н. Милюков не откажется от своих слов. Не желая связывать других членов правительства, П. Н. Милюков дал требуемое заявленіе в той форм?, что "его слова о временном регентств? в. кн. Мих. Ал. и о насл?дованіи Алекс?я являются его личным мн?ніем"[139]. Это было, конечно, нев?рно, ибо во вс?х предшествовавших обсужденіях вопрос этот считался р?шенным сообща в том смысл?, как это излагал П. Н. Милюков. Но напуганный нароставшей волной возбужденія Врем. Ком. "молчаливо отрекся от прежняго мн?нія".

Д?ло было не в "молчаливом" отреченіи. Милюкова никто не уполномачивал выносить спорный вопрос на обсужденіе улицы и преждевременно разглашать то, что большинство склонно было разр?шить по методу Гучкова, т. е. поставив массу перед совершившимся фактом. План этот в значительной степени был сорван неожиданным выступленіем Милюкова — для сторонников монархіи это была поистин? медв?жья услуга. "Демократія" не только насторожилась ввиду столь опред?ленной позиціи, публично выявленной лидером "цензовой" общественности (припомним, что одновременно выступавшій в Сов?т? Керенскій не шел дальше заявленія о свобод? "агитаціи по поводу форм будущаго государственнаго устройства Россіи, не исключая и республики"), но и почувствовала, что ея осторожность в вопрос? о форм? власти не соотв?тствует настроенію в массах в революціонном, по крайней м?р?, центр?, зд?сь весь "воздух", по выраженію дневника Гиппіус, в эти дни был "против династіи". "Романовых не оставляйте, нам их не нужно" .— сказал какой-то незнакомый старик, встр?тившій Набокова на улиц?. Так естественно, что приспособлявшаяся к настроеніям крикливая "Русская Воля" первая посп?шила провозгласить республиканскій лозунг и даже создать эфемерную организацію под названіем "республиканскій союз". Это не означало вовсе, что вс? вдруг стали добрыми республиканцами. Я не повторил бы, что монархія "умерла в сердц?" двухсотмилліоннаго народа задолго до возстанія в столиц?, как вскор? заявляло приспособившееся к господствующим настроеніям суворинское "Новое Время"[140], но это означало, что в солдатской масс? ("вооруженный народ"), опред?лявшей до изв?стной степени ход событій, под напором столичных слухов и сплетен, д?йствительно уничтожена была "мистика" царской власти, о чем в связи с проявленіями антидинастическаго движенія не раз говорили предреволюціонныя записки органов департамента полиціи (см. "Легенду о сепаратном мир?"). Все это облегчало республиканскую пропаганду. Полусознательное отталкиваніе от монархіи должно было вызывать в масс? то чувство боязни отв?тственности за сод?янное, о котором приходилось упоминать. Революція, заканчивающаяся возстановленіем старой династіи, в сущности превращалась в бунт, за участіе в котором при изм?нившейся коньюнктур? могло грозить возмездіе.