4. Рѣшеніе.

4. Р?шеніе.

Через полчаса вышел Великій Князь. Он сообщил "довольно твердо" ожидавшим, что его "окончательный выбор склонился в сторону мн?нія, защищавшегося предс?дателем Гос. Думы". Такова версія свид?теля-историка. Шульгин в иных тонах передает заключительную сцену. Вел. Кн. не договорил, "потому что... заплакал...".

Почему Мих. Ал. отказался "принять престол"? Не ясно ли из всего сказаннаго? Среди мотивов могли быть и соображенія, передаваемый полк. Никитиным, со слов кн. Брасовой: в. кн. Мих. Ал. не считал себя в прав? взойти на престол, так как Царь не им?л права отречься за насл?дника. Именно по мн?нію Никитина, челов?ка близкаго к Мих. Ал., посл?дній был взят как бы "мертвой хваткой" и чувствовал себя одиноким, считал, что "правительство, против него настроенное, не даст ему возможности работать". Вел. Кн. не мог не знать и отрицательнаго отношенія к его кандидатур? в родственной великокняжеской сред?. Все вело к одному... Керенскій "рванулся", "В. В.! Вы — благородный челов?к!" Он прибавил, что отнын? будет всегда заявлять это"[293].

"Пафос Керенскаго, — зам?тил историк, — плохо гармонировал с прозой принятаго р?шенія. За ним не чувствовалось любви и боли за Россію, а только страх за себя"... Почему?! "Злостным вздором" звал Суханов эту отм?тку историка. В?роятно, в ней надо вид?ть отзвук т?х слов Керенскаго, которыя в записи Ан. Вл. гласили: "Миша может погибнуть, с ним и они вс? ". Странно, что и через 20 л?т Милюков не нашел других слов, кром? "нер?шительности" Вел. Князя и "трусости" Родзянко, пом?шавших осуществить предложенный план спасенія Россіи, для характеристики обстановки, в которой создавался "историческій акт" 3-го марта. Реалистичн?е был тогда монархист кн. Львов, опред?лившій в бол?е позднем разговор? по проводу с ген. Алекс?евым положеніе так: "благородное р?шеніе в. кн. Мих. Ал. привлекло к нему симпатіи громадных масс и открывает в будущем возможность новых горизонтов и спасло его и нас от новой бури".

Для оформленія акта отреченія на Милліонную были вызваны юристы-государствов?ды Набоков и Нольде, а в перерыв кн. Путятина "просила вс?х завтракать". По свид?тельству мемуаристов не остался только Милюков, сама же Путятина перечисляет лишь четырех среди завтракавших: Львов, Набоков, Шульгин и Керенскій[294]. Завтрак прошел в спокойной обстановки. Не показывает ли это, что страх, будто бы кто-то может ежеминутно "ворваться" не был силен? Прі?хавшіе юристы соотв?тственно перед?лали "слабый и неудачный" черновик проекта Некрасова. Мих. Ал. со своей стороны, внес н?сколько поправок — по указанію Шульгина, дв?: ссылку на Бога и зам?ну словом "прошу" проектированнаго "повел?ваю". Караулов рассказывал Ан. Вл., что Мих. Ал. "настоял", чтобы акт был редактирован не в вид? манифеста от имени императора, и вс? выраженія "мы" зам?нил "я". Керенскій, также участвовавшій в обработк? некрасовскаго текста, ув?ряет, что "особенно долго спорили" о происхожденіи временнаго правительства, Керенскій требовал исключить "волю народа". Помирились на том, чтобы было "волею народа по почину Гос. Думы", но в окончательном текст? "воля народа" все-таки исчезла.

Манифест гласил: "Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшаго Мн? Императорскій Престол в годину безприм?рной войны и волненій народных. Одушевленный единою со вс?м народом мыслею, что выше всего благо Родины Нашей, принял Я твердое р?шеніе в том лишь случа? воспріять Верховную Власть, если таковая будет воля Великаго народа Нашего, которому надлежит всенародным голосованіем, через представителей своих в Учред. Собраніи, установить образ правленія и новые основные законы Государства Россійскаго. Посему, призывая благословеніе Божіе, прошу вс?х граждан Державы Россійской подчиниться Временному Правительству, по почину Гос. Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайшій срок на основ? всеобщаго, прямого, равнаго и тайнаго голосованія Учредительное Собраніе своим р?шеніем об образ? правленія выразит волю народа".

Посл? подписанія акт взял кн. Львов. Это было уже около 6 час. вечера. Перевернулась страница русской исторіи. Назр?вавшій правительственный кризис благополучно разр?шился. Набоков разсказывает, что кн. Львов, информируя прибывших на Милліонную юристов о мотивах их приглашенія, сообщил, что в результат? принятаго р?шенія Милюков и Гучков выходят из состава правительства. "Что Гучков уходит, — добавил, яко-бы, Львов, — это не б?да: в?дь оказывается, что его в арміи терп?ть не могут, солдаты же его просто ненавидят. А вот Милюкова непрем?нно надо уговорить остаться". Набоков соглашался, что уход Милюкова был бы 'настоящей катастрофой", и направился в Таврическій дворец уб?ждать вождя партіи к. д. не выходить из состава Временнаго Правительства. Оказалось, что на эту тему с Милюковым говорил уже Винавер. "Текст отказа" Михаила Милюкова удовлетворил и "кажется" послужил окончательным толчком для изм?ненія принятаго раньше р?шенія. Кто уб?дил Гучкова. Набоков не знал. Это сд?лал, в свою очередь, Милюков — так разсказывает Гучков на страницах воспоминаній, напечатанных в "Пос. Новостях". Милюков, мало над?явшійся на благополучный исход революціи, "всетаки был большим оптимистом, ч?м я". Керенскій говорит, что Гучкова уб?дили остаться, по крайней м?р? на первые дни, тут же на сов?щаніи в минуты второго перерыва, когда Мих. Ал. сов?щался с Родзянко.

Надо думать, что Гучков согласился и вновь отказался, иначе непонятен характерный для обстановки нижесл?дующій разговор по прямому проводу между Алекс?евым и полк. Энгельгардтом. Алекс?ев только что закончил процитированную выше бес?ду с Гучковым по поводу отреченія Мих. Ал. (это было ближе уже к 7 час. вечера) и вызвал вновь Гучкова или Родзянко. "Родзянко занят неотложным д?лом, — отв?тил Энгельгардт: — "Гучков подал в отставку, временно я занимаюсь военным д?лом и явился к аппарату. Может быть, найдете возможным переговорить со мною?" — "Я сейчас только окончил разговор с Гучковым, и он мн? ни одним словом не обмолвился о своей отставк?, указывая, напротив, что вс? усилія свои посвятит на пользу арміи. Очень трудно р?шать какіе бы то ни было вопросы, касающіеся д?йствующей арміи, если отсутствует какая бы то ни было оріентировка в эти исключительные дни со стороны правительства. Если вы можете довести до св?д?нія предс?дателя Сов?та Министров, то я прошу быть оріентирован о ход? д?л, ибо отдавать распоряженіе с завязанными глазами (курсив мой) невозможно"[295]. "Час тому назад Некрасов сообщил мн?, что Гучков подал в отставку. В Дум? его не было, а потому я позволил себ? лично прибыть к аппарату, чтобы не задерживать вас. Из Ставки трижды вызывали Родзянко и Гучкова. Если вы говорили с Гучковым посл? 18 часов, то, возможно, он взял отставку обратно. Передам нашу бес?ду кн. Львову немедленно"[296].

Думается, что на р?шеніе Милюкова и Гучкова больше всего повліяла окружавшая обстановка. Становилось ясно, что историческій путь в данном отр?з? времени шел не по т?м линіям, которыя нам?чались теоретическими выкладками политиков: событія рождались "психологіей масс", как выразился кн. Львов в дальн?йшем разговор? с Алекс?евым. Эту психологію масс в революціонной столиц? Родзянко в разговор? с т?м же Алекс?евым в 10 час. вечера опред?лил словами: "Хотя эти акты (манифесты) не опубликованы, но слух о них прошел и встр?чен населеніем с ликованіем. Произведен салют с кр?пости новому правительству в 101 выстр?л". В дополненіе к словам Родзянко случайный фланер в то время на улицах столицы, толстовец Булгаков, вспоминает, что изв?стіе об отреченіи "Николая" и "Михаила" вызывало восторженное "ура". — "Вс? были именинниками". В "низах" — на "улиц?", переходящей в "демократію", общее настроеніе "против Романовых", — отм?чает вновь Гиппіус. На пессимистическую реплику нач. штаба предс?датель Думы зам?тил: "Искренне сожал?нію, что Ваше Высокопревосходительство так грустно и уныло настроены, что тоже не может служить благопріятным фактором для поб?ды, а я вот и вс? мы зд?сь настроены бодро и р?шительно".

Скептики не только уступили всеобщему оптимизму, но и сами им заразились: Милюков на другой день сд?лался даже самоув?ренным, как отм?чают современники. Очевидно, он думал, что опытный рулевой сум?ет всетаки направить государственный корабль, вопреки революціонной стихіи, в надлежащее русло. Таким путем ему в первые, по крайней м?р?, дни все еще рисовался путь, который он отстаивал на Милліонной. Об этом опред?ленно говорит офиціальная телеграмма 6 марта англійскаго посла в Лондон. Бьюкенен передавал Бальфуру, на основаніи своего разговора с Милюковым от означеннаго числа: министр ин. д., выразив "большую удовлетворенность положеніем д?л", полагал, что "окончательным устройством вещей явится избраніе новаго императора. Единственным кандидатом он считал в. кн. Михаила. Его Высочество пріобр?л большую популярность посл? опубликованія своего манифеста".

Таким образом заря новой Россіи и в представленіи лидера думской общественности занималась при ауспиціях, скор?е благопріятных. Естественно, что Карабчевскій, пос?тившій через н?сколько дней новаго руководителя вн?шней политикой в качеств? предс?дателя "комиссіи по разсл?дованію германских зв?рств", нашел Милюкова в настроеніи радужном и в себ? ув?ренном: он вновь "и помолод?л и пріосанился". И Палеолог записал 4 марта: Милюков в 24 часа от отчаянія перешел к полной ув?ренности. Милюков отнюдь не был одинок: мы вид?ли, в каких повышенных тонах прив?тствовал революцію через н?сколько дней акад. Струве — тот Струве, который находился в Дум? в первые революціонные часы и встр?тил Набокова в "крайне скептическом" настроеніи.