Глава 21 Так ли уж он «забыл свое ремесло»?!

Глава 21

Так ли уж он «забыл свое ремесло»?!

Французские генералы и маршалы были недовольны своим императором. Мюрат говорил, что не узнавал его весь день, Ней – что Наполеон забыл свое ремесло. Поняв, что вся эта кровавая бойня оказалась бесполезной, «храбрейший из храбрых» потерял самообладание и, как лунатик, побрел прочь с поля боя. А пасынок Бонапарта и вовсе заявил о нерешительности, проявленной императором в решающий момент сражения.

…Кстати, интересное совпадение (или все же закономерность?), начиная с 1807 года в нескольких важнейших сражениях – отчасти при Прейсиш-Эйлау, в чем-то при Ваграме и особенно при Бородино, Наполеон был непохож на себя самого прежних лет. Если при Эйлау ему подфартило и он отделался «ничьей», при Ваграме он сумел-таки, как говорят шахматисты, «на флажке» дожать эрцгерцога Карла, при Бородино он весь день упорно ломился «в закрытые ворота», но так и не смог дожать порядком обескровленного противника, то при Ватерлоо все попытки фронтально раздавить «стойких оловянных солдатиков» герцога Веллингтона и вовсе закончились катастрофой. «Бонапартисты» склонны объяснять неудачи Бородино и Ватерлоо серьезными недомоганиями Бонапарта именно в эти дни (приступы геморроя, проблемы с мочевым пузырем и т. п.) и стечением целого ряда субъективно-объективных обстоятельств. Как признавался сам Наполеон, для «войны нужно здоровье», а «после тридцати начинаешь терять способность вести войну»! Определенная доля истины в их доводах, несомненно, есть. Но «наполеоноведы» парируют: «Когда противник, несмотря ни на что, стоял насмерть, а у Наполеона не было серьезного превосходства в силах, то ему нередко не удавалось добиться положительного результата!»…

Конечно, можно было объяснять нежелание Бонапарта ввести в бой свою гвардию либо его вялостью, либо его болезнью, либо даже страхом от обходного маневра кавалерии Уварова и Платова! Можно ли посчитать этот шаг ошибкой?!

Вряд ли! Слишком многое было против подобного решения!

Во-первых, изрезанная местность не позволила бы наполеоновской гвардии провести атаку максимально стремительно, не подвергшись массированному огню подвижных батарей русских, превосходивших аналогичные у французов и скорострельностью, и калибром, и числом. На новых позициях за Семеновским оврагом у них было порядка 300 орудий, а за счет огромных резервов чуть ли не в половину всего своего артиллерийского парка Кутузов мог сконцентрировать на угрожаемом участке не менее 500 орудий!

Во-вторых, столь эффективная дальнобойная артиллерия Бонапарта, и так работавшая на пределе своей максимальной эффективности, уже не доставала до отошедших назад русских, а ее поддержка, как показал весь предыдущий ход боя, играла колоссальную роль в успехах наполеоновской армии на Бородинском поле.

В-третьих, на короткой дистанции перед самым соприкосновением атакующих и защищающихся эффективность русской артиллерии была выше.

В-четвертых, русские стояли как «стойкие оловянные солдатики», и, даже «повалив их», победы можно было не достичь! И вот почему! Его гвардии под огнем сотен очень эффективных на коротких дистанциях русских орудий пришлось бы «ломиться» на узком (2-километровом) участке фронта подобно плотно построенной античной фаланге! Атака этого элитного соединения, вероятно, еще больше расстроила бы ряды изнуренной, но непобежденной русской армии. Но вряд ли она утратила бы способность к сопротивлению в дальнейшем, а вот колоссальные потери, неизбежно понесенные наполеоновской гвардией в этой смертельной схватке, могли оказаться в будущем роковыми! В лучшем случае успех был бы частным – русских бы еще больше «подвинули» назад. В худшем – наполеоновскую гвардию повалили бы, прежде чем она успела бы подойти на дистанцию штыкового удара! Отчасти, похожая ситуация произошла спустя почти три года в финале роковой для Наполеона битвы при Ватерлоо.

…Тогда, видя, что приближается ночь, а успевшие-таки на поле сражения пруссаки из корпуса Цитена вот-вот начнут наседать, Бонапарт решил покончить с англичанами. В 7 часов вечера он пошел «ва-банк» и бросил в отчаянную атаку на измотанного и обескровленного Веллингтона не Старую гвардию, как это порой пишут, а лишь несколько оставшихся у него нетронутыми последних батальонов Средней гвардии, которые лишь официально считались частью Старой гвардии! Всего их набралось пять: 1-й из 3-го гренадерского полка, единственный из 4-го гренадерского полка, два из 3-го егерского полка и сократившийся после потерь при Линьи до батальона 4-й егерский полк. Вместе с их полковниками, генералами и маршалом Неем, под которым только-только убило четвертую лошадь (!) и снесло ядром голову его седьмому (!) адъютанту, под грохот барабанного сигнала «К атаке!!!» «ворчуны» двинулись в последнюю атаку на плато Мон-Сен-Жан!

Всего лишь около двух с половиной тысяч гвардейских ветеранов наступали на центр вражеской позиции, куда сноровистый Веллингтон успел-таки собрать почти все оставшиеся у него боеспособные части! Видя мерно-невозмутимую поступь легендарных «медвежьих шапок», лежавшие на поле боя раненые французы – даже с оторванными руками или ногами – пытались приподняться, чтобы поддержать приветствием последнюю атаку прославленных «ворчунов»!

…Между прочим, матерые ветераны шли, держа равнение, как на параде в Тюильри, гордо и невозмутимо под бравурно наигрываемые гвардейскими музыкантами легендарные мелодии: «Марш Великой армии» Мегюля, «Победа за нами» Гретри и, конечно, столь любимые самим Наполеоном «К знамени» и «Марш раненых солдат, оставшихся в строю» военных капельмейстеров 1-го полка пеших гренадеров Бюля и Жебоэра. Степень их значимости для французской армии, кстати, сохранилась до сих пор…

Пять каре Средней гвардии пошли в Бессмертие без конной и артиллерийской поддержки: их уже просто не было. Им пришлось одним принять на себя всю мощь вражеского артиллерийского огня в упор. Каждый выстрел пробивал огромные бреши в ее рядах. Старые «ворчуны» падали десятками. Казалось, вынести это было свыше человеческих сил. Но, не замедляя шага, лишь плотнее смыкая ряды и еще громче крича: «Да здравствует император!», гвардейские егеря и гренадеры поднимались на холм Мон-Сен-Жан. 1-й батальон 3-го гренадерского полка бригадного генерала де Морвана уже смял штыками остатки бригады брауншвейгцев и 30-й с 73-м пехотные полки врага. Батальон 4-го гренадерского полка смел штыками остатки 33-го и 69-го полков Веллингтона. Зрелище было страшным: казалось, их не может остановить даже Смерть!!!

И она пришла, когда справа на французов обрушились плотные залпы голландских пехотинцев барона де Шассэ, а слева ударила бельгийская бригада Дитмерса. Легендарного дивизионного генерала Фриана ранило! Гренадерское каре встало и ощетинилось штыками.

Двум батальонам 3-го егерского полка, уже взявшим штыки наперевес, оставалось до противника каких-то 50 метров! Егеря несли колоссальные потери от артиллерийского огня в упор, но еще чуть-чуть, и они смогут кинуться в штыки! И тут словно из-под земли перед ними выросла плотная красная стена! Две тысячи английских гвардейцев генерал-майора сэра Мэйтлэнда поднялись из нескошенной ржи! Их первый дружный залп сразу же скосил 300 человек – половину из уже и так сильно обескровленных батальонов. Дивизионный генерал граф Мишель был убит наповал. Его егеря остановились! Немногие из оставшихся в живых офицеры замешкались, пытаясь перестроить солдат в линию для ответного залпа. В результате почти 10 минут (!) егеря в упор расстреливались попеременно сменявшимися четырьмя шеренгами гвардейцев Мэйтлэнда и английскими батареями. Время для стремительно-смертельного штыкового броска вперед было потеряно!

Подошедшие батальоны из 4-го егерского и 4-го гренадерского полков тоже внезапно оказались под ураганным ружейным огнем, опоясывающим со всех сторон, даже с тыла! Парни Мэйтлэнда, Хэлкетта, Эдама и Коулборна крепко знали свое дело: прицельно-проворную стрельбу пошереножно! Обескровленные чудовищным артиллерийским и ружейным огнем «красномундирников» в упор, жалкие остатки пяти батальонов Средней гвардии Наполеона дрогнули и стали медленно пятиться назад, еще пытаясь огрызаться штыками и нестройными ружейными залпами. Но уже понеслось по полю самое ужасное из всего, что могло случиться: «Гвардия отступает!!!» А затем почти вся армия выдохнула еще более страшное, паническое: «Спасайся, кто может!!!»…

Тогда в финале Ватерлоо британские гвардейцы и артиллеристы повалили наполеоновских гвардейских пехотинцев, расстреляв их с убойной дистанции. Конечно, ситуация на Бородинском поле была несколько иной, в частности, у Бонапарта было не 2,5 тыс. Средней гвардии без кавалерийской и артиллерийской поддержки, а порядка 15,5 тыс. гвардейских штыков и сабель при 109 орудиях!

В любом случае соотношение потерь после атаки наполеоновских гвардейцев в концовке Бородинской битвы, скорее всего, изменилось бы в пользу русских! Тем более что поддержать его гвардию уже было нечем: весь день сражавшиеся армейские части были предельно измотаны и окончательно утратили наступательный порыв. Лучше других понимая суть происходящего на поле сражения, Наполеон был прав, так и не бросив в самое пекло Бородинской битвы свой неприкосновенный запас – гвардию! В конце концов об этом заговорили и наиболее рассудительные из ближайших сподвижников Наполеона – Бертье, Бессьер и Арман Коленкур: «Мы погубим свою гвардию в бессмысленной мясорубке, а она нам еще пригодится».

Если это так – то напрашивается очень интересное предположение! На исходе чудовищного противостояния решался вопрос, пойдет ли Бонапарт ва-банк (как он это запоздало сделал под Ватерлоо) – бросит ли он на окровавленные и истерзанные русские полки своего козырного туза (элитную гвардию) или нет?! Захочет ли он, пользуясь современной спортивной терминологией, превратить уже имеющийся положительный для него «счет 2:1» в разгромный – например, «6:2» или нечто подобное?! Похоже, что именно в этот очень важный момент Кутузов выкинул на заваленное окровавленными трупами поле битвы… своего джокера – всю свою так долго придерживаемую в резерве (вспомним его категоричный приказ об обязательном хранении резервов до последнего момента!), многочисленную скорострельную артиллерию, способную на короткой дистанции повалить все, что движется?!

Если это так, то, значит, выпускник артиллерийско-инженерного отделения Кадетского корпуса Михаил Илларионович Кутузов, много и, отчасти, по делу критикуемый (и тогда – на поле боя и потом – в тиши кабинетов) за подготовку и проведение Бородинского сражения, в самом финале битвы «расплатился звонкой монетой» с выпускником Бриеннского военного училища и элитной Парижской военной школы артиллеристомот Бога Наполеоном Бонапартом за колоссальный урон, понесенный русскими от блистательно скорректированного огня его дальнобойной артиллерии. Все сражение Наполеон валил их, но окончательно так и не повалил, а напоследок получил от «старой лисицы севера» такую отнюдь не виртуальную угрозу, что столь желанной для многих наполеоновских военачальников и сподвижников по-театральному красивой фразы «Гвардию – в огонь!» – не последовало!

Не здесь ли кроется одна из причин, по которой Наполеон так и не захотел в тот день упрочить вводом в бой своей гвардии достигнутые им успехи?!

Становится понятно, почему Наполеон предпочел завершить сражение тем, что у него в тот день получалось лучше всего: «убивая и валя» русскую армию артиллерийским огнем, правда, уже не столь эффективным, как это было ранее, из-за возросшей удаленности русских позиций от его дальнобойных тяжелых батарей. Оставалось уповать, что вот-вот наступит предел стойкости русских нести бесполезные потери от вражеского огня! Казалось, еще чуть-чуть, и она перешагнет эти немыслимые пределы и произойдет долгожданный надлом! Русские покатятся назад или… кинутся в последнюю атаку и геройски полягут «все как один»! Но не случилось ни того ни другого…

Впрочем, каждый вправе сделать свои собственные предположения на вечно спорную тему: «Что было бы, если бы Бонапарт все-таки ввел в бой свою гвардию в финале Бородинского побоища?!»