Глава 17 Слава – Коновницыну, Дохтурову и Барклаю!!!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 17

Слава – Коновницыну, Дохтурову и Барклаю!!!

Энергичный и хладнокровный Петр Петрович Коновницын успел-таки отвести войска назад – на 300–400 метров, а кое-где и на километр – за Семеновский овраг, где, используя высоты, спешно принялся организовывать новую линию обороны. Своим излюбленным ударом в штыки он не давал французам развить здесь успех и переломить ход сражения. Его любимая 3-я дивизия, постоянно бросаемая им в контратаки, уже почти полностью полегла, в ней осталось всего лишь около тысячи бойцов. Пока истерзанная пехота, истекая кровью, стояла насмерть в штыковых боях, расторопный и невозмутимый Коновницын, будучи большим поклонником артиллерии, успел толково расставить свои батареи и, лично руководя их огнем, принялся останавливать наседавших французов стрельбой в упор.

Прибывший руководить 2-й армией и левым флангом генерал от инфантерии Дмитрий Сергеевич Дохтуров одобрил все его распоряжения. Письменный приказ Кутузова был по-армейски суров: «Дмитрий Сергеевич, держаться надо до последней крайности». Ответная команда Дохтурова солдатам была предельно лаконична: «За нами Москва! Умирать всем!! Ни шагу назад!!!» Получив в дополнение к двум гвардейским (Измайловскому и Литовскому) полкам и двум кавалерийским корпусам переброшенный с правого фланга 4-й корпус Остермана-Толстого, Дохтуров успел-таки привести левое крыло русской армии в относительный порядок, прикрыв его сотней пушек.

…Кстати, назначив после ранения Багратиона именно Дохтурова командовать 2-й армией, Кутузов, по большому счету, совершил серьезную ошибку, за которую ему потом пришлось извиняться! Надлежало назначать Милорадовича, которому «должен был армию как старшему препоручить»! В своем письме жене Марии Павловне Оболенской после Бородина Дохтуров оставил несколько любопытных строчек, характеризующих эту щекотливую историю, а заодно и некоторые стороны весьма «непрозрачной» (неоднозначной) личности Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова – этой, по определению Бонапарта, «старой лисицы севера»! «…Кутузов со мною весьма ласков, – пишет Дохтуров, – но, зная его очень хорошо, немного надеюсь на его дружбу. Впрочем, Бог с ним… (…) Ты знаешь, душа моя, что я во время последнего сражения командовал 2-ю армиею на место князя Багратиона, так как он был ранен; после же сражения, когда Кутузов узнал, что я моложе Милорадовича (имеется в виду старшинство в генеральстве: Милорадович стал полным генералом на полгода раньше – 29.09.1809 г. против 19.04.1810 у Дохтурова. – Я. Н.), то очень передо мною извинялся, что должен армию, как старшему, перепоручить ему…» Впрочем, в армейской касте всех времен и народов вопросы славы, чинов, назначений и наград всегда были больной темой! Не так ли?

Для защиты Курганной высоты Барклай де Толли собрал элиту своих войск: неподвижно стоявшие в резерве гвардейские полки – Преображенский, Семеновский, Конногвардейский и знаменитый своим бесстрашием Кавалергардский полковника Карла Карловича Левенвольде (1779–1812), последний здесь вскоре погибнет. Как и Старая гвардия Наполеона, они в бой не вступали, но, будучи, в отличие от французов, слишком близко расположенными к линии огня, уже понесли большие потери. Неприятельские ядра повалили около 800 преображенцев и семеновцев! Так бездарно-расточительно гибла лучшая русская пехота!

…Между прочим, некоторые историки и непосредственные участники Бородинского сражения склонны считать, что при почти полной инертности («самоустраненности»?!) Михаила Илларионовича (генерал Н. Н. Раевский: «Нами никто не командовал»; В. И. Левенштерн: «Кутузов не сходил весь день с места») после чуть не ставшего для русской армии роковым смертельного ранения Багратиона именно Барклай с его природным хладнокровием оказался той «светлой головой», что руководила непосредственно на поле боя и не дала Бонапарту и его маршалам окончательно опрокинуть левый фланг русских и полностью прорвать их центр. Лично водя в атаку кавалерийские корпуса Корфа и Крейца, Барклай де Толли появлялся в самых опасных местах сражения в центре русской позиции. Со шпагой в левой руке Михаил Богданович был и среди тех, кто атаковал, и среди тех, кто защищался! Кавалерийская сеча была величайшая! Потери с обеих сторон были таковы, что лошади без седоков бегали вокруг целыми табунами! Известный храбрец и весьма желчный человек Алексей Петрович Ермолов так написал о поведении Барклая во время бородинской мясорубки: «Всегда в опаснейших местах присутствующий»; «Храбрости необычайной: не разумеет страха!» Другой былинный смельчак Михаил Андреевич Милорадович, видя Михаила Богдановича в самом пекле, где его свитские один за другим уходили в Бессмертие, в восхищении воскликнул: «У него не иначе как жизнь в запасе!!!» А солдаты, до того его не понимавшие, лаконично и доходчиво конкретизировали: «Да он смерти ищет…» Передают, что в день битвы под ним убито и ранено пять лошадей. Его плащ и шляпа были прострелены. К концу того ужасного дня почерневший от пороховой гари парадный мундир Михаила Богдановича был забрызган русской и французской кровью с ног до головы. А его самого лишь легко ранило и контузило. Зато семь из 12 адъютантов, сопровождавших его по Бородинскому полю, за исключением одного, были убиты или серьезно ранены: желающих убить или пленить русского генерала было не счесть! Дважды Барклая едва не захватили в плен польские уланы. Ценой своей жизни его спасали молодые свитские офицеры, лихо кидаясь на польские пики. Поскольку после тяжелого ранения в правую руку под Прейсиш-Эйлау Михаил Богданович плохо владел правой рукой и мог держать шпагу лишь левой рукой, то справа его прикрывали два лихих адъютанта-рубаки фон Клингфер и граф Лайминг. Первого подняли на пики, второго застрелили в упор! Лишь Закревский, Левенштерн и Сеславин остались живы, но к концу сражения первые двое были порядком изранены. Из всех адъютантов Барклая-де-Толли без единого ранения из Бородинской сечи вышел лишь один Сеславин на своем верном Черкесе, и это с неполноценной правой рукой! Будущий знаменитый партизан за Бородино получит своего единственного Георгия – IV класса. Сорвиголова Алексей Петрович Ермолов, проливавший кровь в самом пекле сражения – на Курганной высоте, потом утверждал, что «князь М. И. Кутузов, пребывавший постоянно на батарее у селения Горки», не понимая, «сколь сомнительно и опасно положение наше, надеялся на благоприятный оборот. Военный министр, обозревая все сам, давал направление действиям, и ни одно обстоятельство не укрывалось от его внимания». По Ермолову Барклай, а не Кутузов приказал Дохтурову взять гренадерскую дивизию и привести в порядок левый фланг. Это Михаил Богданович, а не Михаил Илларионович сменил обескровленные войска Раевского на Курганной высоте на свежий корпус Остермана-Толстого. И все это при том, что до Бородина Ермолов был весьма скептичен к генералу «Болтай, да и только», уважая «старую лисицу севера». Правда, при этом не надо забывать о желчности Алексея Петровича и о его, по выражению императора Александра I, «черной душе». Если все это так, то получается, что, активно действуя в центре и на левом фланге остатками расстроенной 2-й армии Багратиона, энергично вводя в бой резервы из своей 1-й армии, именно Барклай сумел-таки свести сражение к столь желанной для россиян «ничьей». Да, русские пошатнулись, да, они отошли почти на пару километров назад. Но они остались «Стоять и умирать!» – согласно предельно лаконичному, исключительно емкому и крайне доходчивому для их менталитета приказу их главнокомандующего, явно не рассчитывавшего по-иному «одолеть» басурмана…