Глава 20 Нюансы «жаркого дела» под Кремсом…

Глава 20

Нюансы «жаркого дела» под Кремсом…

Теперь шедший параллельно Кутузову по левому (северному) берегу 20-тысячный корпус Мортье внезапно оказался под угрозой: через такую полноводную и широкую реку, как Дунай, быстро переправить к нему из главных сил большие силы поддержки было нереально. Под рукой у французов было не более 30 суденышек, подходящих для этого, а этого было слишком мало!

…Кстати, Бонапарт первым понял, чем грозит Мортье переправа русских через Дунай! «Теперь русские смогут сделать все, что они захотят, с корпусом Мортье… Но Вы… думаете только о маленькой славе вступить в Вену. Помните, что слава только там, где опасность. Нет ничего славного вступить в столицу, которую никто не защищает», – раздраженно отчитывал в письме своего свояка Мюрата Наполеон. Правда, его приказ о неотступном преследовании русских был отправлен слишком поздно – в ту ночь, когда Кутузов уже переправился, а пришел к Мюрату еще позже…

Теперь русские отступали по левому берегу Дуная шириной метров в 200–300, ограниченному лесистыми горами, и Мортье оказался в руках у многоопытного, гораздого на разнообразные военные хитрости Кутузова! Естественно, что Михаил Илларионович не преминул воспользоваться внезапно возникшим шансом нанести оторвавшемуся от Великой армии французскому корпусу поражение. От своих информаторов, разведчиков и попавших в плен французских солдат он уже знал «состояние дел» в мортьевском корпусе. Первая из трех дивизий – О. Т. М. Газана – вырвалась вперед и находилась очень близко от русских. Следующая (Дюпона) – лишь в 12 км от нее. И наконец, еще дальше маршировала голландская дивизия генерала Дюмонсо. Кавалерия Клейна и вовсе ушла в далекую рекогносцировку на север. Донесли Кутузову и примерную численность французских дивизий.

Уже 10 ноября вечером был разработан план разгрома французов.

Местность, на которой разыгралось сражение у Кремса (порой его называют сражением у Дюрренштайна), представляет собой теснину между Дунаем и невысокими, но крутыми отрогами Богемских гор. Отроги подходят во многих местах столь близко к реке, что дорога к Кремсу превращается в узкую выемку (4–4,5 м шириной) в скалах. В ряд по ней могли пройти не более семи человек. В самом узком месте долину перегораживал небольшой городок Дюрренштайн, над которым нависал средневековый замок, «славный» своим мрачным прошлым. Развернуться полностью, чтобы использовать свое численное превосходство, русские не могли никак, и было решено прибегнуть к глубокому обходному маневру через горы. Мортье знал, что перед ним находятся русские, но посчитал, что это всего-навсего небольшой «заслонный отряд», и не был готов к серьезному бою с численно превосходящим врагом.

…Между прочим, именно в Дюрренштайнском замке в самом конце XII в. был в заточении легендарный английский король-рыцарь Ричард I Львиное Сердце (1157–1199). О короле слагали песни, воспевая его мудрость, великодушие, благородство и рыцарственность. Прозвище Ричарда I, данное ему его заклятым врагом французским рыцарем Гийомом де Баррэ, свидетельствовало о его дерзости и неустрашимости в бою. Правда, приобрел он его после жестокого штурма вовсе не мусульманского, а христианского города Мессина на острове Сицилия. Он родился в Англии, в Оксфорде, но его истинной родиной была Южная Франция, родными языками – французский и провансальский. Ричард владел также латынью и итальянским, но английским, который, впрочем, был тогда всего лишь разговорным языком английского народа, не владел вовсе. Удрученная преждевременной смертью своего первенца Уильяма, его мать Алионора (Элеонора) Аквитанская (1122–1204) – дама, сколь красивая, столь и сладострастная – души не чаяла в Ричарде и заботилась о нем больше, чем о других детях. Отличавшийся красивым лицом, статной фигурой и пышной рыжеватой шевелюрой, Ричард был очень похож на своего отца – короля Генриха II Плантагенета. (Поговаривали, что в отличие от последнего ему не чужда была и нетрадиционная ориентация, что, впрочем, случалось со многими знаменитыми людьми.) Учеба давалась ему очень легко; он находчиво и живо, с веселостью отвечал на каверзные вопросы наставников. Он получил прекрасное образование, был знатоком латыни и тонким ценителем музыки и поэзии, заядлым охотником, мастерски владевшим любым видом оружия, человеком редкого личного обаяния, мужества и благородства, хладнокровным и осторожным полководцем и вместе с тем жестоким, коварным, безрассудным искателем приключений, жаждавшим подвигов и завоеваний, невероятно заносчивым, властолюбивым. Кажется невероятным, что все эти качества соединились в одном человеке, навеки оставшемся кумиром рыцарей последующих поколений. В Дюрренштайн он попал, спеша из Иерусалима в Англию по окончании Третьего крестового похода (1189–1192) и выбрал не долгий морской путь вокруг Пиренейского полуострова, а прямой – по суше через Австрию и Германию. Дорога вела по землям врагов английского короля, поэтому Ричард ехал переодетый купцом. Очень скоро Ричард лишился восьми своих спутников, которых взяли в плен, но сам король ускользнул. Преданный ему рыцарь Бодуэн Бетюнский получил задание задержаться с группой соратников Ричарда и привлечь к себе внимание, раздавая направо и налево деньги, с тем чтобы Ричард мог оторваться от преследования. Хитрость не очень помогла: враги оказались бдительны и охота на короля продолжилась. Вскоре с Ричардом остался лишь его оруженосец Вильгельм де Летанг и говорящий по-немецки мальчик-слуга. Три дня и три ночи английский король и два его спутника скакали не останавливаясь и наконец появились в окрестностях Вены. Мальчик-слуга, которого Ричард отправил купить еды, сразу же вызвал подозрение своими золотыми монетами и всем своим видом. Но ему удалось ускользнуть, и, вернувшись домой, он стал умолять Ричарда немедленно двинуться дальше. Мучимый приступом лихорадки, полученной в Святой земле, английский король был не в силах продолжить путь и вновь отправил мальчика за провизией. На этот раз тот попался и под пытками выдал своего коронованного хозяина, спавшего тяжелым сном в таверне. Ричард попал в лапы своего врага – герцога Леопольда Австрийского. В Палестине при штурме города Акра Ричард в гневе швырнул в грязь знамя герцога, появившееся на крепостной стене раньше, чем его собственное. Леопольд не забыл этого и сполна расквитался со своим обидчиком: выдал пленника его заклятому врагу – германскому императору Генриху VI, сыну Фридриха Барбароссы. Два года Генрих продержал Ричарда Львиное Сердце в темнице мощного замка Дюрренштайн на скалистом утесе над бурным Дунаем. Ричард мужественно переносил обрушившиеся на него невзгоды. Он любезно шутил со своими стражами, сторожившими его круглые сутки. Всегда пребывал в веселом настроении, делился своей скудной пищей. Усилиями его матери королевы Алионоры Аквитанской Ричард все же был найден. Именно она разослала по всей Европе лазутчиков. Легенда повествует, что близкий друг Ричарда трубадур Блондио услышал, как в одной из крепостей на берегу Дуная кто-то поет сочиненную им вместе с королем песню. Но родной брат английского короля Иоанн Безземельный явно не торопился собирать назначенный императором огромный выкуп – 150 тыс. марок золотом. Виновником этого промедления был французский монарх Филипп II Август, пообещавший Иоанну Безземельному денег, если тот не будет вызволять своего старшего брата и государя. И все же под руководством обожавшей своего среднего сына королевы-матери выкуп, опустошивший Англию, собрали, доставили в Германию, и весной 1194 г. король Ричард вернулся на родину. Здесь он повторно короновался, чтобы подтвердить свой титул, и с удовольствием охотился в Шервудском лесу, где ему очень понравилось, но Робин Гуда он там никогда не встречал, поскольку тот был лишь воплощением чаяний бедняков о справедливости и равенстве…

План операции был плодом творчества очередного австрийского «кабинетного» генерал-квартирмейстера, фельдмаршал-лейтенанта Г. Шмидта, только-только прибывшего в армию союзников из Вены. Австрийский император рекомендовал его – уроженца города… Кремса (!) – как наилучшего специалиста по разработке военных операций именно в этой местности!

…Между прочим, очень скоро станет ясно, что этот очередной ставленник Франца II сродни уже «зарекомендовавшему» себя ульмским позором генерал-квартирмейстеру Макку фон Лайбериху и другому «гению кабинетной войны» еще одному генерал-квартирмейстеру Францу фон Вейротеру, с которым мы вскоре серьезно познакомимся…

И вот рано утром 11 ноября три русские колонны генералов Милорадовича, Дохтурова и Федора Борисовича Штрика (? – 1808) получают задание разбить самонадеянно выдвинувшуюся головную дивизию генерала Газана из корпуса Мортье, которая продвигалась от Дюрренштайна вперед на Кремс, даже не удосужившись выслать дозоры в окрестные горы. На Дохтурова (у последнего было 21 батальон пехоты, 2 эскадрона гусар и пушки) была возложена главная задача – обойти Мортье и нанести ему удар с тыла. Штрику, у которого была небольшая часть сил Дохтурова (3 батальона Бутырских мушкетеров и 2 батальона егерей), поручалось нанести фланговый удар, «просочившись» сквозь горы. Удар с фронта осуществляли всего-навсего 5 батальонов пехоты и 2 эскадрона гусар при 4 орудиях Милорадовича. При этом 5 батальонов и 5 эскадронов гусар оставлялись под началом генерал-лейтенанта А. А. Эссена 2-го в городках Штейне и Кремсе. А еще 9 батальонов с 5 эскадронами гусар и таким же числом кирасир ушли с Багратионом на север для прикрытия русских с севера. Имея большое численное превосходство (шестикратное!), русские не смогли правильно его распределить и обрушить всю свою мощь на немногочисленного врага.

В результате пехота Милорадовича будет брошена в лобовую атаку на вдвое превосходившую ее дивизию Газана! К тому же она, будучи в непосредственной близости от французов, пойдет на них в 7 утра, а обходные войска пойдут по маршруту лишь в 9 утра! До сих пор остается неясно, почему многоопытный Кутузов, так ловко ускользнувший от наседавшего на него Мюрата, допустил принятие такого схоластического плана, в котором совсем не учитывались важнейшие нюансы: возможные сбои на марше, особенности маршрута, качество дорог и прочие привходящие обстоятельства?! Дипломат победил в нем полководца, или…?!

Атаковав у деревни Унтер-Лойбен Газана с фронта, солдаты Милорадовича, оказались втянуты в тяжелый бой: враг планомерно вводил в дело все новые и новые батальоны, а обходная колонна Дохтурова куда-то запропастилась! Бой уже шел 3 часа, а 90 % русских сил застряли в горах! В конце концов Милорадовичу пришлось оставить деревеньку и начать медленно пятиться назад – под прикрытие сил Эссена 2-го.

Наконец с гор «свалился» Штрик со своими солдатами, но и его сил хватило лишь на то, чтобы отсрочить отход Милорадовича назад к Штейну. Только тут им пришла на помощь часть сил Эссена 2-го и Мортье наконец остановили. Силы обеих сторон истощились, перестрелка ослабевала, и около 16 часов бой прекратился вовсе. Вскоре должно было начать темнеть, и противники стали думать об обустройстве биваков. Результат боя был явно ничейным, что, впрочем, определялось и примерно равной численностью сражавшихся сторон. Дохтуров со своими силами участия в том бою так и не принял!

Еще в самом начале боя Мортье отправил ординарца к дивизии Дюпона, чтобы поторопить их на помощь Газану. Но Дюпон не приходил, и маршал лично помчался назад выяснять причины задержки. По пути выяснилось, что Газана отрезали русские: это наконец спустилась с гор часть обходной колонны Дохтурова!

Мало того что колонна Дохтурова ушла на задание с огромным опозданием – только в девятом часу утра, когда Милорадович уже давно истекал кровью в речной долине Дуная, так она еще и двигалась словно черепаха – 1 км/час! А ведь ей полагалось пройти всего лишь 9—10 км, чтобы оказаться в тылу у Газана. Правда, так было по карте, а на самом деле «дорога», по которой шли русские, оказалась… тропой – узкой и крутой и чуть ли не по колено в грязево-снежном месиве. Кроме того, пошел сильный дождь. В немалой степени это позволило авангардной дивизии наполеоновского военачальника избежать полного разгрома, а ему самому – позорного плена.

Солдатам Дохтурова пришлось идти по двое в ряд, а кавалерию с пушками и вовсе пришлось бросить на полпути. Видя, что скоро наступят сумерки, Дохтуров, действуя по обстановке, срезал путь. Он пошел не на предписанную ему деревеньку Вайсенкирхен, а на – Вадштейн, да еще оставил в горах часть замешкавшейся пехоты. Только к 16 часам пополудни, т. е. когда бой между Газаном и Милорадовичем окончательно затух, передовые силы Дохтурова в составе всего лишь 9 батальонов смогли выйти в тылы Газана. Именно в этот момент на них налетел Мортье со своим драгунским эскортом, несшийся к Дюпону за помощью для увязшего в жарком бою с Милорадовичем и Эссеном 2-м Газана. Пришлось маршалу Франции стремительно развернуться и столь же прытко скакать назад к солдатам Газана, которые уже собирались обустраивать после тяжелого боя бивак и готовиться к ночи.

Свои небольшие силы Дохтуров разделил: два батальона Вятского полка под началом подполковника Гвоздева он послал на запад вдоль берега Дуная в качестве заслона от Дюпона, а остальные семь бросил в тыл Газану. Из этих семи батальонов три с генерал-майором Уланиусом пошли на врага вдоль с горных склонов, а остальные под руководством самого Дохтурова двинулись параллельно, по речной долине. Около 17 часов Уланиус обрушился на Дюрренштейн, в котором на тот момент была лишь пара сотен французов, и без промедления взял его: враг не ожидал внезапного удара с тыла. Мортье тут же попытался было отбить его назад, но у него ничего не получилось: пехота и драгуны, изрядно «помятые» в предыдущей схватке с Милорадовичем, быстро отхлынули назад. Ситуация усугублялась еще и тем, что, услышав звуки разгоравшегося боя, Милорадович со своей стороны мог предпринять нападение и тогда потрепанная дивизия Газана вынуждена была бы вести бой в окружении. Так или иначе, но она оказалась в… клещах, и на этот раз русские были настроены весьма агрессивно!

Рассчитывать Газану и его начальнику маршалу Мортье приходилось лишь на свои силы и на… сгущающиеся сумерки! Ночь давала им шанс более или менее благополучно выскочить из ловушки, которую русские хоть и с грехом пополам, но все же захлопнули!

Мортье принял единственно верное решение попытался под покровом темноты прорваться назад к Дюпону. Наиболее боеспособные части были выстроены в колонну на дороге и под началом самого маршала штыковой атакой проложили себе путь. Около четверти часа в быстро сгущающихся сумерках шла страшная резня! В конце концов якобы Дохтуров приказал своим солдатам расступиться, дав французам «золотой мост» в сторону Дюпона.

Тем временем сам Дюпон еще в районе 16 часов пополудни услышал, что звуки напряженного боя на востоке от него окончательно затихли (это Газан с Милорадовичем завершили свой дневной бой!), и перестал торопиться, полагая, что «брат по оружию» сам справился с русскими и ему нет необходимости спешить тому на помощь. Солдаты Дюпона остановились и стали разбивать бивак. Как вдруг гусарские разъезды принесли тревожную весть: впереди русские и они идут на французов! Это были те самые два батальона Гвоздева, которые Дохтуров бросил на заслон против дивизии Дюпона. Французский генерал первым бросился в атаку, на острие удара оказался прославленный еще со времен Маренго 9-й легкий пехотный полк. Но на этот раз ему не удалось отличиться: два батальона Вятского полка дали французам такой отпор, что они покатились в тыл, теряя убитых и раненых. Тогда вперед выдвинулся 32-й линейный полк – еще более знаменитый своей доблестью! Его солдаты покрыли себя славой еще в начале знаменитой Итальянской кампании Бонапарта в 1796–1797 гг. Они дружно ударили в штыки! Уже в сгущавшихся сумерках завязалась такая кровавая потеха, что, как потом писал Дюпон, «твердость русских равнялась мужеству французов». Почти час противники беспощадно резались! И все же силы были неравны – пара батальонов русских не смогла остановить порыва французов, и дивизия Дюпона проложила дорогу навстречу отступавшим силам Мортье и Газана. (Правда, кое-кто из историков склонен интерпретировать этот бой по-другому: не имея артиллерийской и кавалерийской поддержки, потеряв целый батальон вятчан, пехота Дохтурова вынуждена была пропустить остатки отступавшей головной дивизии Газана.) Так или иначе, но потрепанные французы отошли назад, а рано утром следующего дня принялись переправляться на различных лодках на другой берег Дуная под защиту главных сил Великой армии.

…Между прочим, рассказывали, что, идя во главе прорывавшейся назад дивизии, Мортье, которому услужливые адъютанты предлагали бросить корпус и спастись, переплыв Дунай на лодке в одиночку, обложил их отборной руганью и собственноручно саблей прокладывал себе кровавый путь, преследуемый гренадерами Милорадовича. Видя большое личное мужество Мортье и зная, что им отступать некуда, окружавшие его французы отчаянно бились врукопашную. Не без помощи дивизии Дюпона, но Мортье все же прорвался…

Оценивать результаты Кремского боя весьма непросто. С одной стороны, русские смогли нанести французам сильный удар и заставили их ретироваться на противоположный берег реки, но в то же время им так и не удалось реализовать свое несомненное общее численное превосходство и, вступая в бой по частям (у Милорадовича набралось не более 5–6 тыс., у Дохтурова – едва-едва насчитывалось 3,5–4 тыс., а у Гвоздева – меньше 2 тыс.), они не смогли разгромить французов, у которых приняло участие в бою не более 10 тыс. человек. В то же время французы потеряли (по их данным) от 2500 до 3000 человек, а русские (опять-таки по их сведениям) примерно столько же – 2500–3500 человек. (Любопытно, но, как это водится испокон веков, противники по-разному оценивают не только свои, но и чужие потери. Так вот, по русским данным, французы потеряли более 5 с половиной тысяч убитых, раненых и пленных; по французским – русские, естественно, больше – 4 тыс.) Если у французов попал в плен по собственной то ли трусости, то ли нерасторопности генерал Грендорж, которого потом судил военный трибунал, то у союзников – …автора обходного маневра Дохтурова австрийского генерал-квартирмейстера Шмидта первый же вражеский выстрел уложил наповал.

…Кстати, за Кремс австрийский император наградил Кутузова престижным военным орденом Марии-Терезии Большого Креста. Среди русских этой высшей боевой наградой Австрии до него награждались лишь «русский Марс» генералиссимус Суворов и цесаревич Константин Павлович за Италийский и Швейцарский походы 1799 г…

Бонапарт по орудийному гулу догадывался, что на противоположном берегу Дуная его маршал попал со своим корпусом в большую передрягу, из которой может и не выйти живым. Ничем помочь Мортье французский император не смог. Попытка переправить ему на подмогу через полноводный и широкий Дунай корпуса Сульта и Бернадотта провалилась из-за плотного огня умело выставленных вдоль берега Дуная русских батарей. Встревоженный, он не единожды отправлял своих свитских офицеров разузнать, что же там происходит на самом деле. Когда ситуация прояснилась, он, несмотря на потерю 5 орудий и 3 орлов со штандартов, с облегчением перевел дух: «…дела Мортье не так плохи, как я думал вначале…» «Джокер» Мортье не справился с поставленной задачей, и его корпус убрали с авансцены военных действий. Потрепанную дивизию Газана Бонапарт отправил на отдых, то же самое вскоре проделал он и с дивизиями Дюпона и Дюмонсо. Больше участия в боях кампании 1805 г. они уже не принимали.

И тем не менее нельзя не признать, что с тактической точки зрения русской стороной бой был организован крайне неудачно, а ход сражения свидетельствовал, что французские генералы очень умело использовали особенности местности, создавали численный перевес (в целом имея намного меньше войск) на главных участках боя, проявляли большую инициативу. Несмотря на свойственную русским солдатам отвагу, результаты боя нельзя признать действительно удовлетворительными. Русское командование в минимальной степени смогло использовать открывавшийся шанс для полного разгрома отдельного французского корпуса, что и дало возможность противнику уйти от полного поражения. Бесспорно, русские генералы и сам Кутузов в рапортах представляли Кремскую баталию как победу, и это действительно можно назвать успехом. Так или иначе, но в отечественной литературе принято считать «побоище» под Кремсом серьезным успехом и первой победой русских над наполеоновской армией, правда, под началом его маршала Мортье. Моральное превосходство французов после громкого успеха под Ульмом оказалось поколебленным. Пора дешевых побед Бонапарта, как это порой пишут отечественные историки, прошла.