2

2

Британское адмиралтейство и У. Черчилль оказались далеко не первыми, кто начал осознавать стратегическую роль Шпицбергена для коренного изменения военной ситуации в Арктике. Раньше других поняли и в Главсевморпути. Скорее всего, потому, что не забыли о докладной записке, подготовленной еще в октябре 1936 года ответственными сотрудниками Транспортного отдела ЦК ВКП(б) Е.Я. Евгеньевым и Фарбером по поводу работы треста «Арктикуголь».

«Остров, — отмечали они, имея в виду Западный Шпицберген, — представляет собой стратегический пункт. В случае войны наша концессия в первую очередь будет удостоена внимания как угольная база для снабжения углем военных судов». Заодно указали авторы записки и на столь важное значение острова Медвежий. По их мнению, он вполне мог стать базой подводных лодок. Либо немецкой, как в Первую мировую войну, либо английской¹⁸.

Еще 10 июля на имя Сталина поступила вторая записка, подписанная И.Д. Папаниным. Развивавшая и конкретизировавшая ряд положений, высказанных в первой, от 27 июня.

«Наиболее удобным путем из США в европейскую часть СССР — отмечала она, — является путь из североамериканских портов США или Канады (Нью-Йорк, Квебек) через Датский пролив вдоль кромки полярных льдов Гренландского и Баренцева морей… Плавание вдоль кромки в разреженных льдах обеспечивает судам защиту от подводной и надводной опасности. Частая повторяемость туманов у кромки в значительной мере прикрывает суда от нападения самолетов. Кроме того, осенью и зимой в самых опасных районах плавание будет происходить в условиях полярной ночи, продолжительность которой на 80° северной широты достигает трех с половиной месяцев». И тут же следовала весьма важная оговорка — «опасным участком пути является район Шпицбергена».

Записка, в том следует отдать должное ее истинным авторам, не только констатировала проблему, но и предлагала ее радикальное решение: «Для обеспечения безопасности плавания, а также для получения метеорологических данных, необходимо занять норвежский остров Медвежий и побережье Шпицбергена (выделено мной. — Прим. авт.), построив здесь радиостанции и создав достаточно надежное охранение последних. Наличие же угольных копий на Шпицбергене позволит, кроме того, обеспечить буксировку судов в море и избавит от необходимости сопровождать караван угольщиками. Кроме острова Медвежий и Шпицбергена, необходимо также организовать радиостанцию на острове Ян Майен, поскольку в зимнее время кромка льда проходит весьма близко от последнего»¹⁹.

Так как решение поставленного Главсевморпути вопроса выходило за формальные рамки полномочий Сталина как председателя Государственного комитета обороны, отвечавшего по этой должности за планирование и проведение операций на фронтах, записка поступила к В.М. Молотову — главе внешнеполитического ведомства СССР для обсуждения предложения с членами кабинета Черчилля и правительством Норвегии в эмиграции, находившемся в Лондоне.

Нельзя исключить, что одновременно Вячеславу Михайловичу как крайне важный и необходимый материал передали и прежние записки о необходимости высадки на Шпицбергене советских летчиков и моряков для создания там военной базы. От 28 августа 1939 года — наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова и от 3 августа 1940 года — заведующего Скандинавским отделом Наркоминдела П.Д. Орлова.

Уже 15 июля Молотов счел необходимым пригласить на очередную встречу с Криппсом наиболее заинтересованных в срочном решении шпицбергенского вопроса лиц — наркома Н.Г. Кузнецова и заместителя начальника Генштаба РККА Ф.И. Голикова. Начал Молотов беседу, как то делал с начала войны уже многократно, с напоминания об уже сделанном британскому правительству предложении открыть в районе Киркинес — Петсамо — Мурманск общий, советско-английский флот. Сразу же пояснил, что именно таким образом удастся не только ликвидировать угрозу для морских коммуникаций, должных связать две страны, но и приступить к освобождению Норвегии. Лишь после того заговорил о том, что в предвоенных политических условиях осуществить было не только опасно, но и просто невозможно.

«Советское правительство, — сообщил Молотов, — предлагает британскому правительству при активном участии английского военно-морского флота захватить острова Шпицберген и Медвежий с тем, чтобы создать на этих островах воздушные и морские базы. Организация таких баз, — подчеркнул Вячеслав Михайлович, — обеспечит создание надежного пути между СССР и Англией и между СССР и США».

На этот раз Криппс не стал ссылаться на неизвестную ему позицию Лондона. «Заявил, что согласен с предложениями Молотова, вполне их одобряет и что сегодня же вечером он доведет до сведения министерства иностранных дел поставленный перед ним вопрос»²⁰.

И все же, несмотря на всю важность и срочность проблемы, посол Великобритании только пять дней спустя смог сообщить Молотову о принятом, наконец, положительном решении. «Английское правительство, — сказал он, — в ближайшее время предпримет операции на Севере»²¹. Такие слова обнадеживали. Однако вскоре оказалось, что под ними имелось в виду иное, нежели ожидали в Кремле. 21 июля в Лондоне состоялось лишь совещание представителей британских, советских и норвежских вооруженных сил. На нем же приступили к обсуждению самой возможности проведения совместной десантной операции на Шпицбергене²².

Но даже просто постановка такой темы встревожила, насторожила министра иностранных дел правительства Норвегии в эмиграции Трюгве Ли. Породила у него беспочвенные опасения. Он поспешил пригласить к себе И.М. Майского и ошарашил его странным требованием — отказаться при подготовке каких-либо официальных документов о употребления несущественного при данных обстоятельствах, малозначимого термина. Мол, «никто не должен использовать слово «оккупация», поскольку нельзя оккупировать территорию собственной страны». И потому, «в связи с переговорами военных об обороне Шпицбергена», предложил «добиться политической договоренности, где было бы ясно определено, что норвежские и русские войска (почему-то Ли забыл упомянуть британские войска. — Прим. авт.) вместе бы обороняли норвежскую территорию от нападения немцев и препятствовали использованию Шпицбергена в качестве базы для военных операций».

Явно надуманные выражения, а точнее — просто придирки, попытался подкрепить ссылкой на возможную реакцию… Осло и Хельсинки. «Такой договор, — объяснил Ли, подразумевая готовившееся советско-норвежское соглашение, в основу которого Москва намеревалась положить уже подписанный Советско-Чехословацкий договор, — не может быть использован в качестве политического аргумента против норвежского правительства ни в квислинговских кругах в Норвегии, ни во влиятельных кругах Швеции или Финляндии». Привел и еще одно, не менее странное обоснование своей позиции: задуманный договор двух стран должен быть таким, чтобы Финляндия не смогла бы его использовать «в качестве предлога или разрыва дипломатических отношений с нами»²³.

Складывалось парадоксальное положение. Чисто формальные отношения с Финляндией, воюющей на стороне Германии, уже оккупировавшей Норвегию, для т. Ли оказались слишком значимыми. Во всяком случае, важнее тех действий союзников, которые могли положить начало освобождению его родины от нацистских захватчиков.

И все же восторжествовала именно такая точка зрения. Возможно, тому в немалой степени способствовала позиция предельно осторожного адмирала Д. Тови, не испытывавшего особого желания отправлять корабли вверенного ему флота метрополии в малознакомые воды Арктики, да еще и отвечать за всевозможные последствия такого рейда. Нельзя исключить и иного — мнения контр-адмирала Ф. Вайена. Уже побывавшего 31 июля на рекогносцировке у берегов Шпицбергена и категорически заявившего после возвращения, что этот полярный архипелаг никак не годится для создания военно-морской базы.

Как бы то ни было, 12 августа в Лондоне, при отсутствии У. Черчилля, находившегося в США, состоялось важное совещание. Принявшие в нем участие министр иностранных дел Великобритании А. Иден и несколько членов норвежского кабинета, в том числе т. Ли, решили отказаться от высадки союзных сил на Шпицбергене²⁴. И.М. Майский, также приглашенный на встречу, ни повлиять на ход обсуждения, ни изменить ее итоги не смог. Ему оставалось лишь одно — информировать Москву о произошедшем.

Между тем на самом Шпицбергене советские шахтеры готовились отразить возможное нападение немцев. Они «организовали круглосуточное дежурство из членов партии, в задачу которых входило наблюдение за морем и за всеми подходами к рудникам, установили две секретные радиостанции вне пределов рудников, продовольствие и теплую одежду спрятали в шахту, из охотников организовали два партизанских отряда. Механическая мастерская начала изготавливать стаканы для гранат, которые при испытаниях показали превосходные результаты. В случае прихода немцев население было подготовлено для ухода в горы, для чего каждому выдали шестидневный запас продовольствия»²⁵.

Тревожное ожидание завершилось 20 августа. В тот день на радиостанцию Баренцбурга поступила телеграмма, подписанная В.М. Молотовым. Она известила о том, что правительство приняло решение об эвакуации советского населения Шпицбергена, которую осуществит на английском пароходе под конвоем британских же кораблей²⁶. А 25 августа в девять часов утра в Айс-фьорд вошли крейсеры «Найджириа» (под вымпелом контр-адмирала Вайена) и «Аура», эсминцы «Икарус», «Антелоп», «Энтони» и транспорт «Эмпресс оф Кенеда», на борту которого на всякий случай находились два батальона канадских войск.

Прибывший в Баренцбург сотрудник посольства СССР в Лондоне П.Д. Ерзин передал консулу Волнухину обращение И.М. Майского, в котором говорилось: «Ко всем советским гражданам на Шпицбергене!

Правительством СССР принято решение немедленно эвакуировать всех советских граждан со Шпицбергена в Архангельск. Британское правительство приняло на себя заботу о доставке советских граждан со Шпицбергена в Архангельск на английском пароходе под конвоем английских военных судов. Предлагаю поэтому всем советским гражданам на Шпицбергене с получением настоящего распоряжения срочно подготовиться к эвакуации и затем отправиться на английском пароходе в Архангельск. Предлагаю далее во всех делах, касающихся эвакуации, следовать указаниям начальника эскадры британского адмирала Вайена»²⁷.

Шахтеры, получившие право взять с собой не более 50 килограммов веса на человека, начали грузиться: в Баренцбурге — на транспорт, в Грумант-Сити и Пирамиде — на крейсеры. Перед отходом англичане подожгли рудник в Грумант-Сити и уже добытые 120 тысяч тонн первосортного угля.

В 2 часа пополудни 27 августа эскадра снялась с якорей и трое суток спустя, в 18 часов 30 августа, вошла в устье Северной Двины. Оттуда советских шахтеров пароходами «Вишера» и «Онега» на следующее утро переправили в Архангельск²⁸. Британские же корабли и транспорт вновь взяли курс на Шпицберген. Там 2 сентября приняли на борт «Эмпресс оф Кенеда» весь персонал норвежских шахт и по их просьбе доставили в Англию²⁹.

Покинутый всеми архипелаг пустовал недолго. Уже 25 сентября подтвердились худшие опасения Москвы. На грунтовом аэродроме близ Лонгиербюне приземлился транспортный самолет «Юнкерс-90». Он доставил десять человек метеорологов, радиста, солдат охраны, а также все необходимое оборудование и запас продовольствия на девять месяцев. Вскоре первая секретная германская полярная станция начала регулярно передавать сводки погоды, без которых не могли обойтись ни авиация, базировавшаяся на севере Норвегии, ни корабли военно-морского флота, продолжавшие прорываться в Атлантику через Норвежское и Гренландское моря..

Тремя неделями позже эту станцию случайно обнаружил британский самолет-разведчик. В Айс-фьорд был послан эсминец, обстрелявший немецкий лагерь и заставивший его эвакуироваться. Как оказалось, ненадолго. Вскоре ту же группу доставили на прежнее место, и она продолжила работу вплоть до весны следующего года³⁰.

Оставив Шпицберген и Медвежий на произвол судьбы, или, точнее, на волю германского верховного командования, Лондон вместе с тем делал все возможное для защиты жизненно необходимой, прежде всего для Англии, протяженной морской коммуникации, связывающей ее с Америкой. Ради того еще 27 марта 1941 года представители штабов Великобритании и США подписали соглашение «Об основных принципах сотрудничества во время войны». Оно же, помимо всего прочего, установило зоны ответственности за безопасность конвоев, следовавших через Атлантику. Линия раздела между ними прошла по 20° восточной долготы, то есть через Исландию.

В соответствии с соглашением Вашингтон резко расширил свое военное присутствие в приполярном Севере. Не довольствуясь полученными незадолго перед тем британскими воздушными и морскими базами на Ньюфаундленде — в Арджентайне, Сент-Джонкен и создаваемыми в Гренландии, вооруженные силы США 7 июня 1941 года сменили британские силы в Исландии, прочно обосновавшись близ Рейкьявика, в Кефлавике.

Практически одновременно, 1 июля, командование ВМФ США создало и «Гренландский патруль». Небольшое соединение, поначалу включавшее пять катеров береговой охраны, в октябре пополненное вооруженным ледоколом «Рерайтен» и кораблем пограничной охраны «Беэр». На них возложили ответственное поручение: постоянно находиться в Датском проливе и немедленно уведомлять о появлении там немецких линкоров, рейдеров либо подводных лодок³¹.

При создавшихся обстоятельствах пришлось принять собственные меры для защиты Баренцева и Карского морей и Северному флоту. По приказу от 11 июля его командующего, контр-адмирала А.Г. Головко, в соответствии с довоенными, но так и не осуществленными планами, при входе в проливы Маточкин Шар и Югорский Шар установили две береговые батареи, каждая из которых имела по два 76-миллиметровых, два 45-миллиметровых орудия и один пулемет. На северную оконечность Новой Земли, мыс Желания, отправили одно 45-миллиметровое орудие. А после решения об эвакуации со Шпицбергена, 23 августа, для обороны ключевого пункта Северного морского пути — Диксона, там разместили две двухорудийные — 130-миллиметровые и 45-миллиметровые — батареи.

С той же задачей — оборона Карского моря, приказом Головко от 19 августа сформировали Северный отряд Беломорской военной флотилии. Включили в него гражданские до начала войны, мобилизованные и наспех вооруженные суда — СКР-18 (сторожевой корабль), ледорез «Литке», СКР-19 (ледокольный пароход «Дежнев»), СКР-61 (траулер «Тралмастер»), СКР-65 (траулер «Астрахань»); оперативно починили девять полярных станций, ставших теперь и постами наблюдения; второй отряд полярной авиации — ГУСМП. Командующим отрядом утвердили капитана 1-го ранга Н.П. Аннина, а базой определили поселок Хабарово, расположенный в западной части Югорского Шара³².

Командование Северного флота полагало, что таких сил для защиты западного сектора советской Арктики от проникновения врага вполне хватит. И тому имелись достаточные основания.

Осенью 1941 года основные бои в Заполярье шли на суше — на перешейке, отделяющем полуостров Средний от материка, вдоль реки Западная Лица. Даже через три месяца после перехода советской границы корпус «Норвегия», потеряв половину численного состава, смог продвинуться всего на 24 километра. И потому генерал Дитль вынужден был воззвать о помощи. Он получил: 6-ю горнострелковую дивизию, срочно переброшенную из Греции, 9-й мотопехотный полк СС, 388-й пехотный полк, 14-й финский пехотный полк. С новыми силами немцы 8 сентября опять начали наступление — все на том же мурманском направлении, форсировали Западную Лицу и даже углубились на 8 километров.

Именно тогда Сталину пришлось напомнить Черчиллю об обещанной поддержке в Арктике. «Если создание «второго фронта» на Западе, — писал он от 13 сентября британскому премьеру, — в данный момент, по мнению английского правительства, представляется невозможным, то, может быть, можно было бы найти другое средство активной военной помощи Советскому Союзу против общего врага? Мне кажется, — продолжал Сталин, — что Англия могла бы без риска высадить 20–25 дивизий в Архангельске…»³³.

Англия не смогла, и в Заполярье Красной армии пришлось обходиться собственными силами. На самое опасное направление стянули все, что только смогли: 14-ю, 52-ю и «Полярную» (186-ю) дивизии неполного состава. 17 сентября они перешли в контрнаступление: сумели отбросить немцев за Западную Лицу, вынудив теперь уже противника перейти к обороне. К 17 октября, с наступлением зимы, фронт стабилизировался. Оставался неизменным вплоть до октября 1944 года.

Более успешно развивались события на море.

Корабли Северного флота, усиленные пришедшими в Полярный британскими — двумя подводными лодками, минным заградителем и несколькими тральщиками, весьма активно действовали на коммуникациях у северного побережья Норвегии. За шесть месяцев 1941 года они потопили 20 судов общим тоннажем свыше 65 тысяч тонн и повредили еще 2 тоннажем почти 4 тысячи тонн, способствовали успеху на сухопутном фронте, ибо предельно сократили подвоз пополнения и боеприпасов частям генерала Дитля.

Потери же самого Северного флота находились в допустимых пределах. До конца года немцам удалось потопить эсминец «Стремительный» — в порту Полярного прямым попаданием бомбы во время авианалета; три тральщика — Т-889, Т-890, Т-898; транспорт «Аргунь»; два сторожевика военного времени — СКР-27 (траулер «Жемчуг»), СКР-70 (траулер «Урал») и тральщик ТЩ-4 И (траулер «Ненец»).

Немногочисленные в арктических водах германские военно-морские силы вынуждены были заниматься только одним — проводкой собственных транспортов вдоль северонорвежского побережья. Потому-то союзническим конвоям, ставшим с сентября регулярными, и удавалось, выходя из Хваль-фьорда (Исландия), благополучно миновать наиболее опасную зону — воды между Шпицбергеном и Северной Норвегией. Из 57 судов, уже проследовавших в Архангельск, Мурманск, Молотовск и обратно, погибло лишь одно, торпедированное подводной лодкой. Кроме того, немцы потопили и один британский эсминец охранения³⁴.

Однако с наступлением зимы внезапно в корне изменилась, и далеко не в лучшую сторону, поначалу благоприятная для союзников военная ситуация в Арктике. Да и не только там, но и во всем мире.