3

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3

Еще в марте 1939 года, когда угроза вооруженного конфликта в Европе только обозначилась, нарком иностранных дел М.М. Литвинов пригласил посла Финляндии А. Ирке-Коскинена и познакомил его с неожиданным предложением. Советское правительство выражало настойчивое желание получить в аренду сроком на 30 лет пять островов, расположенных в непосредственной близости от Ленинграда и Кронштадта. Тем самым намереваясь несколько улучшить стратегическое положение города на Неве и главной базы Балтийского флота. Вывести их из зоны артиллерийского обстрела в случае начала войны.

Данный вопрос являлся для Кремля столь важным, что, не дожидаясь ответа через посла, в Хельсинки направили возвращавшегося на родину полпреда в Италии Б.Е. Штейна. 11 марта тот встретился с министром иностранных дел Финляндии Э. Эркко, а два дня спустя и с премьером А. Каяндером. Штейн не только повторил, разъяснив детали, советское предложение, но и добавил весьма существенное. За пять лишенных растительности, необитаемых островов предлагается не только арендная плата, но еще и участок лесистой Карелии, вдвое большей площади21.

Положительного ответа или хотя бы согласия на переговоры в Москве так и не получили. Финское правительство сочло предложение покушением на суверенитет и целостность страны, а потому и отвергло его даже без обсуждения. Между тем необходимость усиления обороны северо-запада СССР становилась все очевиднее. 22 марта хельсинкская газета «Суомен сосиалдемокраати» поместила статью, в которой прозорливо предполагала: финская территория «может быть использована Германией в ее планах нападения на Ленинград и Мурманскую железную дорогу… Северная Финляндия, и особенно Петсамо, также могут стать важной военной целью (для Германии. — Прим. авт.) в случае возможного конфликта»22.

Прогнозы вскоре начали подтверждаться. Весною 1939 года Германия сделала неудачную попытку создать военно-морскую базу в Петсамо. Несколько позже в Москве получили информацию о возведении на финско-советской границе военных укреплений, которые велись под руководством немецких специалистов23.

Все эти настораживающие симптомы заставили советское руководство вернуться к своему предложению. 12 октября в Москву по приглашению В.М. Молотова прибыла финская делегация во главе сначала с послом в Швеции Ю. Паасикиви, а затем министром финансов В. Таннером. В ходе переговоров, продолжавшихся по 9 ноября, советская делегация, включавшая И.В. Сталина, В.М. Молотова, его первого заместителя по Наркоминделу В.П. Потемкина и полпреда в Хельсинки В.К. Деревянского, представила 23 октября свой меморандум. Вновь предложила обменять пять островов в Финском заливе на вдвое больший участок советской Карелии, а также выдвинула и новые пожелания. Отодвинуть границу на Карельском перешейке настолько, чтобы Ленинград оказался вне зоны возможного артиллерийского обстрела; сдать в аренду на 30 лет полуостров Ханко для создания там военно-морской базы и получить право на якорную стоянку советских кораблей в заливе Лаппохтя; вернуть СССР за равноценную территорию Карелии западную часть полуостровов Рыбачий и Средний; усилить пакт о ненападении статьями, предусматривающими совместную оборону Финского залива24.

Такие обоснованные военно-политической ситуацией предложения встретили полное понимание в Лондоне. Черчилль, в те месяцы еще только военно-морской министр, беседуя с полпредом в Лондоне И. М. Майским 13 ноября, так выразил свое мнение о московских переговорах. Советские «требования (изменение границы на Карельском перешейке, острова в Финском заливе, морская база у входа в Финский залив), — сказал он, — по существу, вполне естественны и законны. Смехотворно положение, когда центр, подобный Ленинграду, находится под обстрелом дальнобойных орудий с финской границы. Англия не может возражать против реализации советских требований, особенно ввиду того, что с советской стороны предлагается известная компенсация»25.

Но в Хельсинки продолжали придерживаться иных взглядов. Э. Эркко 1 ноября, а А. Каяндер — 4 ноября, до завершения переговоров с СССР, категорически отвергли пожелания Кремля. Тем заставили Москву отказаться от дипломатии и перейти к иным, более жестким и грубым мерам.

Предусмотрительно сформированную 104-ю особую горнострелковую дивизию, дополненную переброшенными в спешном порядке на Кольский полуостров 14-й горнострелковой дивизией, двумя полками авиации — бомбардировочным и истребительным, 104-м артиллерийским полком, развернули в Мурманскую армейскую группу (15 ноября ее преобразовали в 14-ю армию), командующим которой назначили В.А. Фролова.

К концу ноября части 14-й армии — 13 стрелковых батальонов, 103 легких и 46 тяжелых орудия, 44 танка, 77 самолетов — выдвинули на участок между устьем Кольского залива и Западной Лицей, в устье реки Титовка (южная часть Мотовского залива) и на полуостров Рыбачий. 21 ноября штаб Ленинградского военного округа поставил перед ней боевую задачу: «Совместно с Северным флотом разгромить противника и овладеть полуостровами Рыбачий, Средний (точнее, их западной частью. — Прим. авт.) и районом Петсамо. Прочно укрепиться в этом районе и, обеспечив себя с юга, не допускать подвоза живой силы и вооружения из норвежского порта Киркинес, а также не допускать высадки десантов на Мурманском побережье»26.

Утром 30 ноября 1939 года части 14-й армии, как и все войска Ленинградского военного округа, начали наступление. К концу того же дня заняли западную часть Рыбачьего и Среднего, вечером 1 декабря — Петсамо, 13 декабря — город Никель, расположенный в пяти километрах от норвежской границы, и еще через пять дней успешно завершили операцию. Установили полный контроль над районом Петсамо. A 11 февраля Красная армия перешла в наступление по всему фронту и вскоре прорвала укрепления линии Маннергейма. Затем начала штурм Выборга, открывая себе прямую дорогу на Хельсинки.

Не дожидаясь полного разгрома, финское правительство 7 марта направило в Москву весьма солидную делегацию. Она включала нового премьера Р. Рюти, Ю. Паасикиви и генерала К. Вальдена. На переговорах с ними В.М. Молотов, А.А. Жданов и первый заместитель начальника Оперативного управления Генерального штаба РККА комбриг А.М. Василевский не стали, пользуясь выгодным положением, выдвигать тяжелые требования. Повторили только то, что уже предлагал Кремль ранее в своем меморандуме от 23 октября. Теперь финская сторона больше не противилась. Приняла все, на чем настаивала советская делегация. В ночь с 12 на 13 марта подписала мирный договор, прежде всего предусматривающий полное прекращение боевых действий.

Основные положения мирного договора, по сути, повторяли меморандум. Его статья вторая устанавливала, что граница на Карельском перешейке отодвигается от Ленинграда, только теперь гораздо дальше, за Выборг; к Советскому Союзу отходят пять островов в Финском заливе и западная часть полуостровов Рыбачий и Средний. Согласно статье четвертой, СССР получал в аренду на 30 лет полуостров Ханко для создания военно-морской базы27. Тем самым Кремль несколько обезопасил, как и намеревался, Ленинград и Мурманскую железную дорогу, а установив контроль над всем Рыбачьим, получил выход в очень важный с военной точки зрения Варангер-фьорд.

Лишь одно могло показаться в договоре непонятным. Возвращение, да к тому же не позднее 10 апреля, района Петсамо28. Между тем именно о таком решении судьбы этой территории, дававшем Финляндии выход к Ледовитому океану, еще 18 января 1940 года Москва предупредила все заинтересованные страны. В опубликованном в тот день сообщении ТАСС четко указывалось: «Советское правительство никогда не предъявляло требования о возвращении Советскому Союзу области Петсамо»29.

Столь подчеркнутое нежелание Кремля закрепить за собой территорию, на которую он мог претендовать исторически и которую он уже контролировал своими вооруженными силами, объяснялось просто. В 1924 году там было открыто очень богатое месторождение крайне редко встречающегося в мире никеля. Разработку его начала канадская компания с большей долей участия американского капитала «Монд никель» (в 1934 году она передала права на дальнейшую добычу своей дочерней компании «Петсамо никель). И хотя в Советском Союзе столь ценное, остро необходимое для металлургических целей сырье пока не добывали, целиком зависели от импорта из все тех же Канады и Финляндии, Кремль не позволил себе прямой захват этих рудников. Не стал ухудшать и без того подорванный договором с Германией и финской кампанией имидж открытым столкновением еще и с Канадой, а в ее лице со всей Британской империей, с США.

В самом начале финской кампании, когда Красная армия терпела на линии Маннергейма, в южной Карелии, одну неудачу за другой, Шуленбург продолжал одолевать Молотова просьбами, связанными с Арктикой, рассчитывая на их удовлетворение в качестве платы за невмешательство Германии в вооруженный конфликт. Действовал посол настойчиво, не забывая ни об одном уклончивом обещании главы советского правительства.

7 января 1940 года он напомнил о снабжении топливом в бухте Западная Лица немецкого крейсера — желании германских ВМС. Заметил, что «в свое время Молотов выражал согласие на снабжение там подлодок, однако надобность в том миновала», но выразил надежду, «что необходимое содействие в снабжении крейсера будет оказано»30.

Как сам Шуленбург, так и военно-морской атташе германского посольства Баумбах, который и подобрал для немецкой базы Западную Лицу, на редкость плохо знали географию. Выбрали не какой-либо залив, а именно тот, что оказался тогда в зоне боевых действий. Даже получив в очередной раз более чем уклончивый ответ, три месяца спустя, 9 апреля, посол вновь обратился к В.М. Молотову со все той же просьбой31.

Шуленбург просил также вывести в воды Северной Атлантики советское судно для метеорологических наблюдений. Возобновлял разговор о строительстве в Мурманске нефтехранилищ, куда танкеры, зафрахтованные Германией, могли бы сливать столь необходимое для войны топливо. Добавил новое пожелание министерства авиации — создать воздушную линию Берлин — Москва — Токио32. Линию, по которой курсировали бы дирижабли. Правда, не пояснил, что в немецкой столице вдруг обнаружили, казалось, забытый всеми проект тихо проживающего в Штеттине пенсионера. Уже не капитана, а майора в отставке Вальтера Брунса33.

Шуленбург возвращался к этим темам и в январе, и в феврале, и в марте. Всякий раз В.М. Молотову удавалось отделываться очередными обещаниями «вернуться к вопросу» позже, после консультаций с соответствующими ведомствами. И лишь одну просьбу Германии действительно начали обсуждать — о проводке немецких торговых судов по Северному морскому пути. На достаточно высоком уровне. В совещаниях, начавшихся 31 января 1940 года, участвовали заместитель наркома внешней торговли А.Д. Крутиков, начальник транспортного управления Наркомвнешторга Борисов, начальник морских операций ГУСМП в западном секторе Арктики. А.В. Остальцев, а с германской стороны — К. Гекинг34.

Поначалу речь шла о двух немецких караванах. Первый из них — китобойцы, которых немцы предполагали направить с запада; на Дальнем Востоке загрузить их китовым жиром и по тому же маршруту возвратить в Германию. Второй караван — 26 судов с грузом соевых бобов, застрявших в портах Юго-Восточной Азии.

2 марта А. В. Остальцев заявил, что «Главсевморпуть берет на себя проведение этой операции при условии, если германская сторона выполнит все необходимые требования по подготовке судов для плавания Северным морским путем в части снабжения их необходимыми запасами продовольствия, одежды, аварийными и зимовочными материалами» сроком на три года. Все это следовало приобрести у ГУСМП, да еще оплатить ему саму проводку.

Высокая цена — 13 миллионов золотых рублей — Гекинга ничуть не смутила. 25 февраля он расширил список западного каравана, добавив в него два транспорта. Но на пятой двухсторонней встрече, 21 марта, внезапно, не объясняя причин, резко сократил число немецких судов, нуждавшихся в проводке арктическими морями. Мало того, два дня спустя «поставил вопрос о разрешении на приезд в Москву профессора Георга Вюста, известного метеоролога Ульриха Ролла и капитана Отто Крауля, которые могли бы давать консультации по организации проводки германских судов». На том лишь основании, что «эти лица являются большими специалистами по вопросам плавания в арктических водах».

Хотя советская сторона решительно отказалась от непрошеных услуг немецких специалистов, Гекинг продолжал упорно настаивать на их участии в предстоящем плавании. Внезапно просьбы германской стороны сократились до минимума. Еще 27 марта немецкий дипломат направил Борисову официальную заявку на провиант для перегоняемых судов, а 3 апреля уведомил его об ином: «Германским посольством получена из Берлина телеграмма, в которой сообщается об отмене ведения переговоров по вопросу проводки Северным морским путем десяти немецких пароходов с востока на запад». Но на следующий день пояснил: «Переговоры о проводке пяти германских транспортных судов с запада на восток остаются в силе»35.