4

4

Революция 1917 года — события и февраля, и октября, не оказали никакого принципиального воздействия на военное и политическое положение Русского Севера. Серьезные изменения претерпели только структуры местной власти. 3 марта она на Кольском полуострове перешла к Мурманскому совету рабочих и солдатских депутатов, а также и к образованному 12 мая Соединенному Совету депутатов армии и флота.

Оборона же края 11 сентября была возложена на главного начальника Мурманского укрепленного района контр-адмирала К.Ф. Кетлинского. В его подчинении находились корабли Мурманского отряда (с лета 1917 года — флотилии), базировавшиеся в Александровске. Линкор «Чесма», крейсер «Аскольд», миноносцы «Бесстрашный», «Бесшумный», «Капитан Юрасовский», «Лейтенант Сергеев», тральщики № 31, 32,35,41, 42, несколько посыльных судов. Кроме того, К.Ф. Кетлинскому подчинялись также Кольская и Александровская отдельные флотские роты, Кольская военная база и батареи Кольского залива⁵².

Положение на Мурмане стало быстро меняться, и далеко не в лучшую сторону, после провозглашения 4 декабря 1917 года Финляндией независимости и признания ее суверенности Совнаркомом РСФСР 31 декабря. Но наиболее серьезные изменения произошли с образованием 28 января 1918 года революционного правительства Финляндии, Совета народных уполномоченных.

В Смольном уповали на очень скорое слияние двух пролетарских стран, а потому и пошли 1 марта на подписание крайне невыгодного для России, приведшего к значительным, ничем не обоснованным территориальным уступкам «Договора об укреплении дружбы и братства».

Его параграф 15-й, в частности, зафиксировал: «Российско-финляндской государственной границей отныне будет линия, которая идет от Корвинтунтури, находящемся на теперешней российско-финляндской границе, по прямой линии к истокам реки Печенги, оттуда — по восточному водоразделу реки Печенги, через Мотовский залив и Рыбачий Нос (полуостров Рыбачий. — Прим. авт.), по прямой линии выходит на берег Ледовитого океана у Зубого»⁵³. Тем самым Финляндия приобретала ранее отсутствовавший у нее выход к Баренцеву морю, получая стратегически важный район Печенги, и становилась буфером между Россией и Норвегией.

Добровольная отдача западного Мурмана сразу же вызвала резкие протесты в Архангельской губернии. Единственная внеполитическая организация края, Общество изучения Русского Севера, поспешила опубликовать воззвание «К населению Русского Севера»: «Среди тяжелых испытаний, переживаемых нашей родиной, новый удар готовится нашему Северу, населению соседних с ним губерний и вместе с ними остальной России. В силу договора Народных комиссаров с Финляндией лучшая часть нашего Мурмана, примерно 40 тысяч квадратных верст, где сосредоточены все экономические интересы и промышленная жизнь прилегающей местности, дарится Финляндии…

Мы должны потерять и исконно русские места и земли, начиная с Паз-реки — Печенгский монастырь, эту трудовую крестьянскую общину, представляющую образец благоустроенного хозяйства на Севере, Печенгский и Мотовский заливы, Рыбачий полуостров с гаванями и морскими ловлями, единственные на океане по природным богатствам Айновы острова, покрытые зеленеющей травой, дающие богатые урожаи сена, и многое другое…

Грозящая Северу и России утрата нанесла бы неисправимый удар нашей рыбной промышленности, сокращая рыболовный район, лишая промышленность получения наживки и подрывая навсегда дальнейшее экономическое развитие всего Севера. И все это особенно недопустимо теперь, когда наконец после невероятного напряжения всех сил русского народа рельсовый путь связал наш Север с нашими центрами и открылась долго не существовавшая основа для планомерной и целесообразной колонизации края»⁵⁴.

Более коротким, но вместе с тем и более резким оказалось заявление Архангельского губернского торгово-промышленного союза, направленного в адрес СНК РСФСР.

«Союз, — гласило оно, — обсудив в общем собрании 9 апреля сего года параграф 15-й договора Народных комиссаров о передаче Западного Мурмана Финляндии, нашел, что передача Западного Мурмана с Мурманским портом (так в тексте! — Прим. авт.) Финляндии явится непоправимой ошибкой со стороны Советской власти.

Фактическим хозяином на Мурмане будет Германия, которая устроит там базу и лишит весь Северный край богатых рыбных промыслов и возможной эксплуатации других богатств Мурмана, лишив Россию единственного оставшегося порта для торговых сношений с Англией, Францией и Америкой, и приостановит развитие торгово-промышленной деятельности всего Северного края.

Такой ошибочный шаг Советской власти не способствует интересам демократии, нарушает принцип независимого развития России и наций, населяющих ее области, и послужит к еще большему усилению Германии, которая явится первенствующим государством в Европе и окончательно подчинит Россию своему влиянию как в экономическом, так и в политическом, и военном отношении»⁵⁵.

Но в те самые дни, когда готовились эти протесты, все уже решительно изменилось.

По просьбе старого финского правительства П. Свинхувуда, 5 марта на полуострове Ханко[12], в Або (Турку) и неподалеку от Гельсингфорса (Хельсинки) высадилась пятнадцатитысячная германская «Балтийская дивизия». Совместно с шюцкором — финскими добровольческими «отрядами обороны», которыми командовал генерал К. Маннергейм, ей удалось сломить сопротивление финской Красной гвардии и вынудить ее отступить в Россию — в Петроград, Карелию и даже на Мурман.

15 мая власти Финляндии разорвали дипломатические отношения с РСФСР, однако отнюдь не отказались от намерения получить выход к Ледовитому океану. Откровенно пренебрегли тем, что договор от 1 марта, подписанный, с точки зрения правительства П. Свинхувуда, мятежниками, не имел никакой юридической силы. Шюцкоровцы устремились на Север, к Печенге, чтобы закрепиться там. Вскоре приблизились к Кандалакше и Кольскому полуострову. Но там были готовы отразить нападение врага.

Еще во время переговоров в Бресте Лондон начал опасаться проникновения немецких войск на Мурман. Явно опасался захвата находившихся в Мурмане (бывшем Романове) 12 тысяч тонн военных грузов — металла, автомобилей, тракторов, обмундирования, а также кораблей флотилии Ледовитого океана. Кроме того, не желал и подвергать опасности жизни примерно семисот граждан Франции и Бельгии, оказавшихся на полуострове⁵⁶.

Чтобы предотвратить угрозу возможного нападения, контр-адмирал В. Кемп, представлявший в Александровске британские военно-морские силы, вступил в переговоры об организации совместной обороны с Мурманским советом. Его члены поспешили запросить 1 марта СНК, могут ли они в случае немецко-финского наступления принять «помощь живой и материальной силой от дружественных нам держав». В тот же день получили от наркома по иностранным делам Л.Д. Троцкого ответ: «Вы обязаны принять всякое содействие союзных миссий и противопоставить все препятствия против хищников… Мы сделали все для мира. Разбойники нападают. Мы обязаны спасать страну и революцию»⁵⁷.

Получив согласие центральной власти, председатель Мурманского совета А.М. Юрьев (Алексеев) на следующий же день заключил с представителями Великобритании и Франции соглашение. Оно предусматривало, «ввиду угрозы нападения со стороны немцев и финнов», объявление края на осадном положении, формирование Красной армии и создание Мурманского военного совета. Его члены, первый помощник командира крейсера «Аскольд» лейтенант В.А. Брике, начальник французской военной миссии капитан де Лагатинери и командир морской пехоты крейсера «Глории» майор Фоссет, не должны были вмешиваться в дела внутреннего управления и заниматься исключительно военными вопросами⁵⁸.

5 марта И.В. Сталин как нарком по делам национальностей вызвал к прямому проводу председателя Мурманского совета, чтобы уточнить детали соглашения:

«Сталин: Отвечайте сперва на два вопроса. Потом дадим ответ. Вопрос первый: договор, заключенный вами с англо-французами, представляет из себя письменный договор с соблюдением формальностей или устный?

Алексеев: Это словесное соглашение, запротоколированное дословно.

Сталин: Вопрос второй: какими силами ваш Совдеп располагает без Англии и Франции?

Алексеев: Имеем сто человек и дорожную охрану, которая формируется, а также могут быть мобилизованы до двухсот моряков военного флота, обслуживающего суда Мурманской флотилии.

Сталин: Еще вопрос: продовольствие дано англичанами даром или в обмен?

Алексеев: В счет кредита из Главного управления заграничных заказов, так же, как и уголь.

Сталин: Еще ответьте на один вопрос. Англичане никогда не помогают зря, как и французы. Скажите, какое обязательство пришлось взять Совдепу за военную помощь со стороны англичан и французов?

Алексеев: Помощь оказывалась и оказывается Мурману и Мурманскому пути (железной дороге. — Прим. авт.) потому, что им так же, как и России, необходимо сохранить и развивать этот край и путь, ибо в настоящее время это единственный путь сообщения России с Англией, Францией, Америкой. Сохраняя Мурман, они делают это не ради краевых интересов, но ради своих интересов в России. Никаких обязательств поэтому от нас не требуется и не требовалось. Вот текст словесного соглашения…

Сталин: Примите наш ответ. Нам кажется, что вы немножечко попались, теперь необходимо выпутываться. Наличие своих войск в Мурманском районе и оказанную Мурману фактическую поддержку англичане могут использовать при дальнейшем осложнении международной конъюнктуры как основание для оккупации. Если вы добьетесь письменного подтверждения заявления англичан и французов против возможной оккупации, это будет первым шагом к скорой ликвидации того запутанного положения, которое создалось, по нашему мнению, помимо вашей воли»⁵⁹.

Тем временем по просьбе контр-адмирала Кемпа в Мурманск пришли британский крейсер «Кокрейн» — 7 марта и французский «Амираль Об» — 18 марта. Такие действия поначалу не встретили возражений со стороны СНК РСФСР. 9 апреля И.В. Сталин в разговоре по прямому проводу с руководителями Мурманского совета уточнил свою прежнюю позицию: «В нашем договоре с финляндским правительством говорится о передаче известной вам полосы (района Печенги. — Прим. авт.) Социалистическому финляндскому правительству при условии соблюдения принципа самоопределения. Но теперь положение таково, я имею в виду несомненную победу сената, что социалистического правительства Финляндии не будет. К тому же население упомянутой полосы, как заявляете вы, протестует против отдачи Финляндии. Таким образом, вы имеете и формальное, и материальное основание признать договор упраздненным и занять прежнюю границу пограничной стражей»⁶⁰.

И пополнение боевых сил союзников, и разъяснение Сталина оказались весьма своевременными. 3 мая стало известно о появлении шюцкора, приближающегося к Печенге. По поручению Мурманского совета отряд красноармейцев — в основном моряков с крейсера «Аскольд», и 144 морских пехотинца с крейсера «Глориа» доставили на «Кокрейне» в Варангер-фьорд. Первый бой за город, происшедший 10 мая, заставил оборонявшихся отступить, но два дня спустя им удалось все же отбросить и рассеять противника⁶¹.

В те же дни, 18 мая, В. Кемп получил инструкцию британского адмиралтейства. Согласно ей обязанности контр-адмирала теперь сводились к тому, чего больше всего и опасался Сталин: «а) защите союзных беженцев; б) отражению попыток местных русских сил, направленных к тому, чтобы заставить союзников эвакуировать Север России; в) защите побережья русской Лапландии между Кольским полуостровом и границей Норвегии (то есть Печенгской области. — Прим. авт.) против финляндского или германского вторжения; г) удержанию по мере возможности Мурманской железной дороги для России». Для выполнения такой задачи Лондон предполагал использовать силы чехословацкого корпуса, покидавшего территорию РСФСР. Пять тысяч — расквартировать в Архангельске, а сорок тысяч — расположить по линии Мурманской дороги⁶².

Началом открытой интервенции стала высадка 24 мая с прибывшего в Мурманск американского крейсера «Олимпиа» британского генерал-майора Ф. Пула. Он-то и принял командование над всеми военнослужащими союзников, находившимися в крае: 400 французами, 600 англичанами, 1200 сербами и 2000 русских. В случае протеста Москвы Пул как неоспоримое основание происшедшего мог использовать действия немецкой подводной лодки, появившейся у побережья Кольского полуострова.

17 мая в Кремль поступила тревожная телеграмма из Александровска: «Сегодня, шестнадцатого восемь утра к Вайда-Губе подошла германская подводная лодка. Без предупреждения начала расстреливать стоявший на рейде пароход Мурманского общества «Федор Чижов», возвратившийся из Вардё в Мурманск с русскими эмигрантами и грузом сельди. «Чижов» загорелся. Бот Центросоюза «№ 5» и бот колониста Михаила Субботина начали спасать экипаж и пассажиров. Немцы начали стрелять в спасавшихся и попавшей в бот Центросоюза гранатой вся его команда была убита. Бот, груженный тюленьим салом, сгорел. Известно убитых десять, есть раненые и умирающие. Госпитальное судно вышло Вайда-Губу»⁶³.

На аналогичной по содержанию телеграмме, направленной начальнику Генерального морского штаба капитану 1-го ранга Е.А. Беренсу, ставший наркомом по военным и морским делам Л.Д. Троцкий указал: «Г.В. Чичерину с просьбой заявить формальный протест и путем радио довести до сведения все о провокационных действиях немецких военачальников, срывающих Брест-Литовский мир»⁶⁴.

Новый нарком по иностранным делам Г.В. Чичерин не внял рекомендации предшественника. Тем временем немецкая подводная лодка успела потопить еще два судна, шедших под советским флагом, — гидрографическое, «Харитон Лаптев», и промысловый парусник⁶⁵. Беренс, как кадровый морской офицер, лучше своего прямого начальника Троцкого и дипломата Чичерина осознал безвыходность сложившейся ситуации. Той, что породила стратегическое значение Мурмана: развернувшаяся за его обладание борьба трех сторон — союзников, Германии и законного владельца этой территории Советской России. В памятной записке, направленной 22 мая Г.В. Чичерину, он писал: «По Брестскому договору в Северном Ледовитом океане и в Белом море остается в силе германская запретная зона. Это означает, что все суда, находящиеся в этой зоне, какой бы ни были национальности, как военные, так и торговые, рискуют быть атакованными и потопленными германскими подлодками без всякого предупреждения. Если строго соблюдать в этом отношении договор, то не только иностранные суда (военные и торговые), но и наши не имеют права выходить из портов…

В этом отношении выполнение Брестского договора встретит на Севере вероятное противодействие, и очень возможны самостоятельные действия местных жителей в смысле принятия мер защиты против подлодок. Таким образом, вопрос о пребывании иностранных военных судов в наших северных портах является лишь небольшим частным вопросом более общего: выполнение условий Брестского договора в этом районе вообще, что, как известно, представляет большие трудности в связи с оставлением там в силе германской запретной зоны»⁶⁶.

Профессиональный дипломат, Чичерин волею революции и случая ставший главой внешнеполитического ведомства России, не внял предупреждению Е.А. Беренса. Продолжил прежнюю политику подыгрывания Берлину, не обращая внимания на то, что поражение Германии было уже неминуемо. Ведь ликвидировав свой Восточный фронт, она не смогла добиться и через полгода хотя бы незначительных успехов на Западном.

Чичерин вместе с остальными членами Совнаркома РСФСР санкционировал поручение советскому послу в немецкой столице А.А. Иоффе подготовку второго договора, получившего название Дополнительного. Еще более кабального, нежели первый. Обязывавшего Россию уплатить Германии полтора миллиарда марок золотом в твердой валюте, еще миллиард — товарами, а также и взять принудительно заём на два с половиной миллиарда марок.

Дополнительный договор, подписанный в Берлине 27 августа Г.В. Чичериным, затронул, помимо чисто экономических, и проблему Арктики, показал тем самым, насколько важным оставалось для Германии проникновение в полярную область. Параграф 33-й Дополнительного договора, выделенный в отдельную, девятую статью документа, предусматривал: «Договаривающиеся стороны будут стремиться к тому, чтобы в намеченной на Шпицбергенской конференции 1914 года международной организации Шпицбергенского архипелага обе стороны были поставлены в одинаковое положение. Для этой цели правительства обеих сторон будут просить королевское норвежское правительство осуществить возможно скорее после заключения всеобщего мира продолжение Шпицбергенской конференции»⁶⁷.

Всячески потворствуя Берлину, в том числе и не протестуя против пиратских набегов германских подводных лодок в Баренцевом море, Г.В. Чичерин должен был бы понимать, к каким последствиям приведет подобная политическая линия. Тем более что информации о катастрофической ситуации на Русском Севере у него к началу лета скопилось предостаточно.

Так, наркому передали из секретариата В.И. Ленина телеграмму, присланную комиссаром продовольственного отдела Архангельского губисполкома. «В связи с потоплением промысловых судов подводными лодками, — уведомлял он, — создалось крайне грозное, безвыходное положение с продовольствием. Промыслы под угрозой нападения остановились, связь морем с Норвегией потеряна, необходимо снабдить уезды Мезенский, Печерский, Кемский и Александровский морским путем. Потопление судов помимо остановки движения грозит потерею имеющегося незначительного каботажного флота, без которого невозможна перевозка хлеба во избежание голодной смерти в ряде уездов. Для поддержки промыслов и связи с заграницей необходимы самые срочные меры охраны мурманского побережья. Повторяю: положение безвыходное. Телеграфируйте, что делать»⁶⁸.

С конкретным предложением к Чичерину обратился председатель Архангельского губисполкома С.К. Попов: «Мы стоим перед фактом занятия Белого моря и северных портов германскими подводными лодками. Англичане определенно несколько раз официально заявляли, что они далеки от всякой оккупации и аннексии Севера. Они просят Совет народных комиссаров дать им тральщики, дабы обезопасить северные воды от немецких подводных лодок. Мнение мое, а также многих других — использовать у них все, что только можно, не дав возможности наступать на себя. Англичане заявляют, что если их предложение будет отвергнуто, то они уйдут в Лондон.

Я — враг всех империалистов, но при сложившейся у нас политической конъюнктуре, когда наглости германских империалистов нет конца, когда германский кулак простирается на Мурман, у нас только два выбора — или лавировать с этим наглым кулаком, или лавировать с корректными английскими империалистами»⁶⁹.

Чичерин избрал первый путь. Поспешил успокоить и обнадежить северян. Телеграфировал 6 июня С.К. Попову в Архангельск, послав копию в Мурманск, Юрьеву: «Германское правительство заявило, что нет сомнения в свободе русского торгового мореплавания в случае ухода англичан и их союзников с мурманского побережья и прилегающего моря. Есть известия, что можно опасаться английской экспедиции на Мурман и Архангельск. Ввиду постановлений Брестского договора военные суда англичан и их союзников не должны появляться у наших северных берегов. Десант вооруженных сил противоречит нейтралитету России. Настаиваем самым категорическим образом на соблюдении Мурманским (Архангельским) советом требований, вытекающих из нейтралитета России. Содействие и благожелательное отношение к нарушающим нейтралитет иностранцам было бы преступлением и срывом Брестского мира»⁷⁰.

Почему-то Г.В. Чичерин не расценил как нарушение того же Брестского мира и нейтралитета России потопление немецкими подводными лодками торговых судов, шедших под российским флагом. И, твердо следуя избранному Совнаркомом и им самим курсом, 28 июня вручил британскому дипломатическому представителю в Москве Б. Локкарту ноту, выражавшую пока обычный, чисто формальный протест: «Народный комиссариат по иностранным делам самым решительным образом настаивает на необходимости того, чтобы в Мурманске, городе нейтральной России, не находились вооруженные силы Великобритании или какой-либо другой иностранной державы»⁷¹.

В Кремле не желали осознать, что сами подталкивают Лондон к ответным действиям. Всего две недели спустя Чичерину пришлось признать печальные результаты того, от чего его предостерегали еще в мае и руководители Архангельского губисполкома, и Е.А. Беренс.

«Несмотря на неоднократные заверения великобританского правительства, — отмечала новая нота от 13 июля, — что высадка английских войск на мурманском побережье якобы не является враждебным актом против Российской советской республики, великобританское правительство не только не исполнило нашего элементарного требования об уводе войск с советской территории, но вместе с французскими и сербскими вспомогательными силами его отряды продвинулись дальше к югу внутрь страны… При таких действиях английских войск речь может идти только о захвате территории Российской советской республики. Никаким другим мотивом Народный комиссариат по иностранным делам не может объяснить продвижение английских войск к востоку. Народный комиссариат по иностранным делам заявляет самый решительный протест против этого ничем не оправдываемого насилия по отношению к Советской России»⁷².

Как истинный дипломат, Г.В. Чичерин кривил душой. Не мог он не знать об истинных мотивах происходившего на Русском Севере. О том, что Мировая война все еще продолжается. Что Финляндия в тесном боевом союзе с Германией стремится предельно раздвинуть свои границы. Захватить не только район Печенги, но и Карелию — вплоть до Белого моря, безосновательно объявив их «утраченными в прошлом историческими землями». Что финская армия во главе с бывшим царским генерал-лейтенантом, в недавнем прошлом командиром русской кавалерийской дивизии, шведом по крови К. Маннергеймом уже подошла к Ухте, Олонцу, Петрозаводску. Что для защиты от финско-немецких войск стратегической Мурманской железной дороги и выступили к югу британские части.

Даже год спустя именно такой мотив действий Лондона сохранял свою силу. Экспансионистские устремления Хельсинки подтвердила информация, направленная Чичерину представителем Наркоминдела в Архангельской губернии Шкловским: «Сообщаю вам содержание шифрованной телеграммы Миллера (командующего белогвардейскими силами на Севере. — Прим. авт.) Колчаку от 22 июля 1919 года. В половине июля Миллер командировал в Финляндию генерала Марушевского, участвовавшего в переговорах, приведших к принципиальному соглашению между Маннергеймом и Юденичем, по которому Маннергейм предлагает в десятидневный срок мобилизовать 7 дивизий численностью до 100 тысяч для захвата Петрограда. В качестве компенсации за оказанную помощь Маннергейм получит полное признание независимости Финляндии, уступку порта в Печенгской губе с необходимой полосой для постройки железной дороги, рассмотрение впоследствии особой конференцией вопросов самоопределения некоторых карельских волостей. Миллер советует Колчаку принять эти условия»⁷³.

Был у Великобритании и еще один, достаточно веский для нее довод в пользу начала интервенции. Более чем призрачный нейтралитет Советской России, скорее напоминавший тесный экономический союз. Скопившиеся в Архангельске военные грузы — оружие, боеприпасы постепенно вывозились местными властями в центральные районы страны. И Лондон не был уверен, что они не попадают к немцам.

Вторжение началось с подписания 6 июля 1918 года соглашения между представителями Великобритании, США и Франции с Мурманским крайсоветом о «совместных действиях» «в деле обороны Мурманского края от держав германской коалиции», об образовании для того «главного командования союзными и русскими вооруженными силами». При этом «вся власть во внутреннем управлении» оставалась за Мурманским крайсоветом, возглавляемым А.М. Юрьевым⁷⁴.

Так выглядело соглашение на бумаге. В действительности попытка сформировать русские части — «Мурманскую армию», «Славяно-британский легион» — натолкнулась на нежелание жителей записываться в них. Поэтому англичане добились роспуска береговых частей и взяли под свой контроль корабли мурманской флотилии. На крейсере «Чесма», миноносцах «Капитан Юрасовский», «Лейтенант Сергеев», «Бесшумный», тринадцати тральщиках, ледоколах «Святогор» и «Микула Селянинович», посыльных судах «Гориславна» и «Соколица» сохранили русский флаг, но команды заменили на английские⁷⁵.

Закрепившись таким образом на Мурмане, союзники начали готовиться к захвату и Архангельска. На британских крейсере «Эттентив» и транспорте «Найрана», французском крейсере «Амираль Об» разместили прибывший 25 июля в Мурманск французский батальон — 500 солдат и офицеров. 1 августа их доставили к устью Северной Двины, а на следующий день высадили в Архангельске. Одновременно там был сформирован марионеточный орган власти — Временное управление Северной области. Его главой стал старый борец с самодержавием, в прошлом народник, а затем создатель партии народников-социалистов Н.В. Чайковский.

Гражданская война распространилась и на Русский Север. Братоубийственная борьба, спровоцированная союзниками и продолжавшаяся полтора года. Только после капитуляции Германии и подписания 28 июня 1919 года Версальского мирного договора Великобритания сочла свою миссию выполненной. Обезопасила от возможного захвата немцами или финнами мурманского побережья и Мурманской железной дороги — стратегической зоны, от которой в немалой степени зависел ход Первой мировой войны.

31 июля главнокомандующий вооруженными силами Великобритании довел до сведения военного министра правительства Северной области генерал-лейтенанта Е.К. Миллера о полученном им приказе эвакуировать все британские войска до начала ледостава⁷⁶.