3

3

Фритьоф Нансен сдержал данное Брунсу слово. 20 сентября направил Г.В. Чичерину и — для полной уверенности — еще и заместителю председателя СНК СССР Л.Б. Каменеву письма. В них поддержал проект немецкого воздухоплавателя, хотя и в несколько своеобразной форме. Решительно обошел все, связанное с организацией коммерческих регулярных рейсов из Европы в Америку и Восточную Азию. Сосредоточил все внимание исключительно на одном. На научном значении трансполярных полетов.

«Я осведомлен, — писал он Чичерину, — что вы уже получили из Берлина меморандум, представленный В. Брунсом и К. Шнейдером, а также и несколько других документов, раскрывающих грандиозный план исследования на дирижабле неизученной полярной области, расположенной между Сибирью, Северным полюсом и Аляской.

Я считаю этот план весьма дельным и солидным. Он может быть осуществлен с весьма небольшим риском, а в случае своего осуществления он неминуемо даст результаты величайшей важности. В настоящее время дело за финансами. Если будут найдены необходимые средства, успех предприятия, на мой взгляд, обеспечен…

Я полагаю, что русское правительство, вероятно, сильно заинтересуется этим проектом, так как систематическое научное исследование областей Северной Сибири будет иметь огромное значение для будущего развития этой обширной территории…

Я был бы крайне признателен за сообщение об отношении русского правительства к названному проекту, а также и о том, есть ли основание рассчитывать, что оно согласится принять участие в этом великом начинании на предложенных условиях»¹⁴.

Нансен напрасно торопил Чичерина. Не хотел понять, что советское правительство просто так согласиться на огромные расходы, да еще не зная их истинного размера, в перспективе ожидая лишь некие научные достижения, никак не может. Кремлю требовались иные, более веские доводы в пользу участия в неожиданно для него возникшем проекте, нежели просто мнение великого полярного исследователя, пусть даже и друга Страны Советов. Именно поэтому 4 октября нарком иностранных дел СССР направил телеграмму, в которой несколько предвосхитил события: «Меморандум касательно воздушной экспедиции в полярные области к северу от Сибири и установки воздушной линии Амстердам — Ленинград — Сан-Франциско рассматривается нашими научными и авиационными кругами как имеющий величайшее значение для исследования арктических областей и для экономического прогресса мира. Я вполне согласен с вами, что финансовая сторона вопроса является, пожалуй, наиболее важной в этом деле, и я предполагаю, что в свое время будут представлены соображения относительно финансовой стороны этой программы.

Позволю себе прибавить, что мы живо интересуемся дальнейшим ходом этого проекта, в особенности ввиду того, что он пользуется вашей поддержкой, которая является в наших глазах лучшей гарантией серьезности и солидности этого предприятия. Ввиду этого мы весьма ценим дальнейшую информацию со стороны берлинской комиссии»¹⁵.

Получив столь ясно выраженную просьбу сообщить стоимость осуществления проекта, Нансен 22 октября в очередном письме уклонился от ожидаемого в Москве ответа: «Я окончательно согласился стать во главе этого предприятия. Я живо интересуюсь им и искренне верю в возможность его осуществления. Как я уже отмечал в предыдущем письме, я убежден, что оно откроет новую эру в истории исследований.

В случае участия русского правительства, а также если вы найдете возможным поддержать его в той форме, которая предложена германской стороной, считаю осуществление плана гарантированным, и мы сможем приступить к подготовке в самое ближайшее время… Если для обсуждения данного вопроса, а может быть, и некоторых иных потребуется мое присутствие, я готов приехать в Москву».

Для Наркоминдела становилось очевидным, что Нансен решил включиться в своеобразные гонки к зоне недоступности в Северном Ледовитом океане. Первым ответить на вопрос: существует ли Земля Гарриса. Брунс, несомненно, преследовал иные цели. Стремился как можно скорее учредить международную компанию, взявшую бы на себя организацию трансполярных коммерческих рейсов и для того заказавшую несколько дирижаблей жесткого типа. Поддержавшую тем данную отрасль германской экономики в обход условиям Версальского мирного договора.

Учитывая все это, Чичерин не стал тут же приглашать Нансена, так как уже убедился, что тот не обладает необходимыми сведениями о стоимости претворения проекта в жизнь. Но и отказываться от дальнейшего сотрудничества с великим норвежцем никак не мог. Слишком уж ценным для СССР являлись добрые отношения с верховным комиссаром Лиги Наций по делам военнопленных, испытанным другом Советской России, далеко не случайно избранным в 1922 году почетным депутатом Моссовета.

4 ноября нардом направил все материалы по проекту капитана Брунса в Госплан СССР, на имя его председателя Г.М. Кржижановского. Убедительно попросил «сообщить, не найдется ли возможным образовать при Госплане особую комиссию для изучения названного проекта для того, чтобы в случае получения дополнительных данных от д-ра Нансена сообщить ему окончательную точку зрения правительства по этому вопросу»¹⁶.

Руководство Госплана поручило основную работу по экспертизе своему консультационному органу, Бюро съездов по изучению производительных сил СССР¹⁷. Председатель же последнего, почвовед А.А. Ярилов, передал изучение материалов Брунса тем, кто мог дать вполне квалифицированное заключение. Работавшим в Ленинграде членам пяти из пятнадцати секций Бюро съездов — «Полярная», «Воздух», «Вода», «Картография», «География»¹⁸.

В бывшей столице, остававшейся еще центром отечественной науки, поступили разумно. Разослали полученные материалы в Главную геофизическую обсерваторию, Главное гидрографическое управление, Полярную комиссию Академии наук, Северную научно-промысловую экспедицию и Геологический комитет при ВСНХ, Русское географическое и Русское техническое общества, Высшую военную школу воздухоплавания, институты Гидрологический, Прикладной геофизики, Экономических исследований, Географический, Военное бюро Госплана и командующему Морскими силами Наркомвоенмора¹⁹.

Но именно тогда, не дожидаясь вердикта ученых и военных, в дело вмешался Г.Д. Красинский. Занимавшийся вопросами Арктики только с 1922 года, когда его утвердили особо уполномоченным СТО по Карскому морскому пути, он одним из первых познакомился с проектом Брунса и сразу же стал самым рьяным его сторонником и защитником. Поспешил указать Чичерину на принципиально ошибочный путь решения политически важной для Советского Союза задачи, избранный в Госплане. Направил наркому 7 декабря письмо, в котором выразил резко отрицательную по отношению к происходившему позицию. Проявляя полную осведомленность, писал: «Георгий Васильевич, разрешите мне высказать свои сомнения в правильности подхода к проекту трансполярного перелета, проявленного Бюро съездов Госплана… Предполагается, что соответствующие заключения будут оформлены лишь в середине февраля сего года. При этом надо учесть: а) основные, организационно-финансовые вопросы проектом не затрагиваются, следовательно, они не получат своего исчерпывающего освещения в Госплане; б) научные задачи, связанные с перелетом, могут быть с одинаковым успехом намечены ПОСЛЕ решения деловой стороны вопроса, как и ДО НЕГО.

Лишь по трем моментам, затронутым в проекте, наши учреждения смогут дать свои заключения: метеорологические условия… конструкция дирижабля… сеть гидрометеорологических радиостанций на пути перелета… Уйдет на это около трех месяцев. Тем самым разбивается предположение авторов проекта о совершении пробного перелета весной наступающего года. Но и через три месяца вы не будете иметь той исчерпывающей схемы организации дела, которая вам нужна.

Я полагаю, что к проекту следует подойти иначе. Речь идет об испытательном, а затем регулярных полетах. Рассматривать их одновременно нет необходимости, ибо установление постоянных рейсов полностью зависит от результатов первого перелета. Актуальными являются лишь те условия, которые связаны с пробными полетами. Нужно установить: формы организации и финансирования предприятия, техническую схему операции (дирижабль, снабжение, базы, мууринг-мачты и т. п.)…»²⁰.

Красинский в своих пессимистических предположениях оказался прав во всем, кроме сроков завершения работы комиссий Бюро съездов. Уже первые результаты начавшегося обсуждения показали, что авторы их исходят не из сути проблемы, а демонстрируют всего лишь ведомственный подход, неминуемо порождающий крайнюю ограниченность.

Так, Военное бюро Госплана 12 декабря пришло к заключению, вроде бы признававшему ценность проекта Брунса — «одобренный целым рядом ученых и исследователей, не может быть оспорен в части принципиальной». Более того, соглашалось и с иным: «Корабли типа «цеппелин», несомненно, являются мощным оружием поражения. Они крайне желательны на вооружении нашего воздушного флота. Целый ряд метеорологических и радиостанций, связанных рейсами «цеппелинов», — это значит получить сильное влияние в целой области». То есть в Северной Сибири, в Арктике. Но тут же бюро отвергло возможность осуществления проекта. «Что касается сметы Наркомвоенмора текущего бюджетного года, — приходило бюро к окончательному выводу, — то мы не видим каких-либо возможностей ассигнования… Поэтому мы считаем, что весь этот вопрос может быть разрешен только в смысле производства всех работ за счет иностранного капитала…»²¹.

Еще более своеобразное возражение содержалось в ответе, подписанном начальником Морских сил СССР Э.С. Панцержанским, комиссаром В.И. Зофом и начальником штаба рабоче-крестьянского красного флота Г.А. Степановым. Они категорически отвергли проект из стратегических соображений обороны страны. «Постройка ряда опорных пунктов на Севере для дирижаблей: 1) при невозможности надежного контроля за ними вследствие отдаленности и необитаемости Севера всегда будет угрозой для СССР; 2) они могут быть использованы враждебными нам государствами для своих агрессивных намерений, открывая хороший доступ в наш тыл (Сибирь). Кроме того, мы сами не можем использовать эти опорные пункты, т. к. дирижабли будут находиться в руках Германии»²².

Столь же однозначно отвергли проект Брунса в Главном гидрографическом управлении, в Русском географическом обществе, на которых тон задал Ю.М. Шокальский. В своем же негативном отношении он исходил из того, что «при рекогносцировке интерес представляет сектор от Таймыра до Шпицбергена (Карское и Баренцево моря. — Прим. авт.), но освещение района близ полюса неинтересно, так как известно, что там только лед». И добавил, раскрывая понятый им истинный смысл устремлений Ф. Нансена, его настойчивость в продвижении проекта: «Упоминаемое в проекте существование Земли Гарриса можно считать уже опровергнутым на основании результатов обработки новых данных о приливах»²³.

И потому на заседании секций Бюро съездов в Ленинграде 30 декабря, как и предвидел Г.Д. Красинский, его участники свели все не к обсуждению возможности осуществления трансполярных полетов, а к совершенно иному. «Осуществление проекта капитана Брунса, — гласил вердикт ученых, подписанный президентом Академии наук А.П. Карпинским, — не может иметь в настоящее время значения для СССР ни в научном, ни в экономическом отношениях»²⁴.

Возобладавшее общее негативное отношение к проекту Брунса, естественно, нашло завершающее выражение в обобщенном заключении Бюро съездов, утвержденном президиумом Госплана СССР 29 января 1925 года.

«Организация воздухоплавания, — отмечалось в нем, — могла бы иметь место только на основе прочного административно-хозяйственного устройства Севера и в связи с разрешением целого ряда других вопросов, входящих в проблему преодоления пространств Севера, каковы Северный морской путь, развитие сети каботажного сообщения, использование самолетов, тракторов и пр.».

Остановились в итоговом документе на значении проекта и с точки зрения обороны страны: «При современном международном положении СССР организация даже международного трансполярного воздухоплавания, использующая наши северные побережья, потребует затраты больших средств для защиты авиационных баз, защиты, которая все же не в состоянии будет обеспечить достаточно надежный контроль за возможными агрессивными действиями со стороны враждебных государств».

Завершала же заключение весьма показательная фраза: «Ввиду того что вопрос об организации в ближайшее время трансарктического воздухоплавания поставлен не только в Европе, но и в Америке, где в этом году намечен уже пробный рейс к полюсу, и учитывая то обстоятельство, что успехи в области дирижаблестроения даются лишь длительным процессом подготовки к ним, надлежит теперь же приступить к принятию мер для охраны северных побережий (выделено мной. — Прим. авт.)»²⁵.

В официальном тексте постановления президиума Госплана данную мысль выразили более конкретно: «Предложить Наркомвоенмору не позднее чем в шестимесячный срок разработать план развития воздухоплавания, устройства дирижабельной базы (то есть строительных верфей. — Прим. авт.), подготовки необходимых кадров специалистов разной квалификации и выяснить возможные для того источники финансирования»²⁶.

Присутствовавший на заседании официальный представитель НКИД, заместитель заведующего экономико-правового отдела Н.П. Колчановский попытался как-то изменить и ход обсуждений, и сущность его решений. Объяснил, что готовое постановление не позволяет дать ответ Ф. Нансену. Предложил хотя бы в неокончательной, приблизительной форме принять одно из предлагаемых им заключений. Во-первых, Советский Союз согласен на пробный полет, если дирижабль будет построен в нашей стране, но на иностранные средства. Во-вторых, СССР согласен организовать пробный полет построенного за рубежом и при иностранном финансировании дирижабля, оборудовать для его рейса трассу в том случае, если в рейсе примут участие советские ученые и специалисты. В-третьих, мы готовы принять участие в испытаниях как самого воздушного корабля, так и оборудования трассы. Однако руководство Госплана, не возражая по существу, отклонило предложенные варианты решения. Заявило: его работа по экспертизе завершена, и отныне следует иметь дело только с Морским ведомством Реввоенсовета²⁷.

При этом никто еще не мог и предположить, что произойдет в самом близком будущем. О том, что буквально через три месяца утвержденный председателем Реввоенсовета СССР 26 января 1925 года М.В. Фрунзе и командующим Морскими силами бывший слесарь, а затем профессиональный партработник В.И. Зоф отдадут приказ об уничтожении Флотилии Северного Ледовитого океана. Все ее корабли летом 1925 года передадут отделу Фондового имущества Наркомфина как металлолом. На переплавку. Оставшиеся же двадцать пять тральщиков распределят между трестом «Севрыба» и морскими пограничниками ОГПУ²⁸.

Именно такие меры новое руководство Наркомвоенмора сочло самыми необходимыми и своевременными для охраны северного побережья.