ЧЕРНАЯ "ГОЛУБАЯ КНИЖЕЧКА"
ЧЕРНАЯ "ГОЛУБАЯ КНИЖЕЧКА"
Первый и обязательный документ, немедленно вручаемый каждому новоприбывшему, едва ступит он на израильскую землю, — это уже упоминавшаяся "теудат оле" — проклятая голубая книжечка. Тощенькую и с виду весьма непритязательную, иммигранты по-разному, но с одинаковой ненавистью называют ее и черной книжкой и патентом на кабалу.
Немало таких книжечек перелистал я. Обычно встречал стандартные записи:
"Стоимость авиабилета от Вены до аэропорта Лод".
"Страхование багажа".
"Доставка багажа".
"Пособие до момента нахождения источника заработка".
"За лечение после шестимесячного пребывания в стране".
"Отсроченная квартирная плата".
"Срочная ссуда" (уже, конечно, с процентами. — Ц.С.).
Такие и подобные им записи — это норма, обыденность.
Но стоит только сохнутовским агентам пронюхать, что у человека появилось желание покинуть страну, как в его голубой книжечке появляются новые записи. Делается это так. Человека вызывают сразу же в несколько мисрадов — учреждений. И неизменно предупреждают:
— Иметь при себе долговой документ!
Для чего? Для того, чтобы, скажем, Иосифу Шамелашвили, отцу двух детей, потерявших в Израиле мать, сказать:
— Мы забыли отметить в твоей "теудат оле" 1180 лир за страховку багажа[В восьмидесятых годах лиру заменил шекель, обесценивающийся еще более стремительно и катастрофически.]. Тебе придется вернуть эти деньги!..
"Тыкают", между прочим, не из дружеских побуждений: дело в том, что в иврите отсутствует местоимение "вы". А объясняться в учреждениях на идиш, как и по-русски, строжайше запрещено. Невероятно: язык, на котором создали литературные шедевры Шолом-Алейхем и Менделе Мойхер-Сфорим, на котором писали Давид Бергельсон и Лев Квитко, на котором сегодня пишут у нас и в других странах мира еврейские писатели, этот язык оказался для израильского государства неполноценным. И чуть ли не антигосударственным!..
Итак, какие же новые записи поспешно вносятся в долговые книжки тех, кто задумал покинуть Израиль?
Давида и Евгению Ковригар в "Сохнуте", например, спросили:
— Забыли, сколько бутылочек лимонада выпили в замке Шёнау? Мы помним точно.
И тут же последовала соответствующая запись в голубой книжечке.
А Исааку Ваншенкеру незамедлительно напомнили в дирекции школы:
— Твой ребенок учился у нас во втором классе. С тебя причитается 1026 лир… Ох, извини, я ошибся: с тебя только 984 лиры, ведь твой ребенок, оказывается, учился в первом классе. Тогда, учти, еще брали за право учения в начальных классах.
Такую же сумму вписали в голубую книжечку Фриды Т. Этой женщине еще не удалось распратиться с долгами и покинуть Израиль, вот почему я не вправе называть ее подлинного имени и места жительства.
Постараемся уточнить, за какое же именно обучение своей девочки обязана Фрвда Т. внести 992 лиры.
…Оставалось несколько дней до начала учебного года. Дочурка впервые пойдет в школу. Как не сшить ей новое платье! И Фрида взяла в долг под проценты еще триста лир у "благодетеля" их улицы — мелкого ростовщика. На эти деньги, кроме платья, девочке купили ранец, тетрадки, ручку.
Увы, первый школьный день, обычно столь памятный на всю жизнь, принес отнюдь не радостные волнения. Девочку в праздничном платьице посадили в школе не за парту, а на грязный пол. На полу она раскрыла и свою первую в жизни тетрадку.
На полу?! Да! Денег, пожертвованных американским филантропом на постройку и оборудование новой школы, не хватило на мебель. Последние девять тысяч лир были истрачены на портрет мецената и каменную плиту с перечислением его заслуг перед израильскими братьями.
Портреты филантропов, преимущественно американских, кстати, частенько украшают стены израильских учебных заведений. Из-за одного такого портрета основательно подмочил свою политическую репутацию молодой оле Гриша Фаин.
Впервые войдя в лабораторию технической школы, он заметил на стене портрет. Изображенный отнюдь не лучшим художником, человек на портрете какими-то едва уловимыми черточками смутно напоминал Альберта Эйнштейна.
— Не очень-то удачный портрет Эйнштейна, — заметил Гриша.
— Какой там еще Эйнштейн! — вспылил староста курса. — Неужели мы в нашей школе повесим портрет антиизраильца! Эйнштейн не очень поддерживал создание нашего государства. Он посмел насмешливо отказаться от поста первого президента. Мало того, Эйнштейна еще, видишь ли, очень беспокоило, что будет с арабами, когда Палестина станет израильским владением! Видишь, как иногда крупный ученый может презреть долг националиста… А перед тобой портрет поистине замечательного человека. Хоть он живет за океаном, в Балтиморе, но кровно заинтересован в развитии нашей науки. Это на его деньги создана лаборатория, в которой ты сейчас находишься. Он тебе не Эйнштейн!
Резкое неприятие великим ученым идеологии буржуазного еврейского национализма сионистская пропаганда поспешила без зазрения совести отнести за счет… аполитичности Альберта Эйнштейна. Поистине хорошая мина при плохой игре! Уж кому-кому, а сионистским пропагандистам хорошо известно, что "аполитичность" выдающегося физика не помешала ему дать убийственную для сионизма характеристику экстремистской программе партии "Херут", возглавляемой ныне Менахеном Бегином. "Смесью ультранационализма, религиозного мистицизма и ощущения расового превосходства" назвал Эйнштейн программу партии, исповедующей тотальный терроризм.
Вернусь к Фриде Т. Ее дочурке пришлось несколько месяцев постигать азы учения на принесенной из дому старенькой табуретке. На единственном новом стуле восседала учительница с неизменной сигаретой во рту. Так учили девочку. А за это время триста лир, взятых матерью у ростовщика, превратились в 470…
Не одной Фриде приходится соглашаться на кабальные условия ростовщиков, представителей древнейшей, весьма распространенной в современном Израиле профессии.
Процветают в этой стране и профессиональные гаранты-поручители, к которым олим прибегают, когда вынуждены обращаться за ссудой в банк. Поручитель берет за свои услуги не меньше, чем матерый ростовщик. Достойным представителем этой новейшей профессии стал в Ашкелоне выходец из Бессарабии престарелый Борух Вольфович. По совместительству он еще регулярно доносит на замышляющих отъезд из Израиля своих клиентов. Такое патриотическое рвение высоко ценит израильская жандармерия — шируд бегакоз, вкратце именуемая "шинбет".
Для бывшего одессита Царика поручительство — вторая профессия. Основной источник его заработка — восторженные письма в Одессу о привольной и зажиточной жизни олим в Израиле, а заодно оперативная фабрикация вызовов от мифических родственников.
И вот в лапы таких отпетых зарабатывающих на чужой беде спекулянтов попадают олим, когда, подобно Фриде Т., им требуются деньги на неотложные нужды. Если Фриде даже удастся выплатить долг по голубой книжке, то разве простят ей ростовщики неуплату зверских процентов, почти удвоивших ее долг?
Словом, для многих, кто намерен бежать из Израиля, даже долгожданный штамп "нифра" в голубой книжке еще не означает полного раскрепощения от кабальных долгов.
В долговых тенетах катастрофически запутались и бывшие граждане других социалистических стран. Тбилисский шофер Яков Цацаношвили познакомился в Лоде с семьей рабочего подсобных предприятий аэропорта, приехавшей из Польши девять лет тому назад. Когда Яков пожаловался главе этой семьи на то, что за какой-нибудь год пребывания в Израиле его одолели непомерные долги, тот горько усмехнулся:
— Первые три года я выбивался изо всех сил — все надеялся как-нибудь выкарабкаться из долго. А теперь махнул рукой! Вижу, вырваться отсюда не удастся. И не один я такой — вот через дорогу живет фармацевт, бывший болгарский гражданин. Его так опутали долговыми записями в голубой книжечке, что он только плачет тайком от жены. А жена тайком от него…
Учтя горький опыт семьи бывшего польского гражданина, Лия, жена Цацаношвили, в Тбилиси занимавшаяся только домашним хозяйством и воспитанием детей, пошла на поденку. С ее помощью муж с трудом расплатился с долгами.
Кроме официальных голубых, многие олим познакомились и изведали "прелесть" книжечек других цветов. В них записаны долги лавочникам.
— Кто действительно рад нашему приезду, так это лавочники, рассказывает фотограф из Бендер Яков Моисеевич Файерман, вынужденный в израильском городе Пардескаце стать мусорщиком. — Лавочники не попрекают нас тем, что мы сразу же хотим жить в настоящих домах, как привыкли в Советской стране. Они не голосят, как другие старожилы, что мы за гроши согласны на любую работу и тем самым, голодранцы, такие-сякие, отбиваем у них заработки. Им наплевать, ходим ли мы в синагогу или не ходим. Для них мы прежде всего новые покупатели. И не очень разборчивые — не возражаем, если сахарный песок слегка подмочен, а хлеб — позавчерашней выпечки. Ведь они продают нам в долг. И владельцы промтоварных магазинов тоже рады — без кровати или, на худой конец, топчана не обойдешься! И вот в этих магазинах нам, как и многосемейным рабочим-старожилам, вынужденным залезать в долги, тоже отпускали товары в кредит, "на книжку".
— Зато делали надбавочку на цену каждой покупки, — уточняет жена фотографа Эстер Гершовна. — Конечно, — вздыхает она, — если бы муж имел там пенсию, какую получал в Бендерах, мы бы за продукты платили наличными. А в Пардескаце приходилось влезать в долги.
Долги, долги, долги. Как же добыть деньги, чтобы погасить долги? Ведь без этого не убежишь из Израиля!
Люди идут на самые вредные для здоровья работы, где положен укороченный трудовой день, но соглашаются работать сверхурочно.
И все же чаще всего приходится прибегать к продаже вещей, привезенных с собой. Для местных спекулянтов скупка таких вещей за полцены стала выгодной профессией. Неспроста в местных газетах изо дня в день помещаются объявления подобных скупщиков, вроде предприимчивого Володи Блума, неизменно подчеркивающего, что он из Бразилии. Во многих объявлениях проявляется особый интерес к изделиям советских художественных промыслов, золотым и серебряным вещам, пуху для подушек, телевизорам советского производства.
— Сколько унижений испытываешь, когда скупщики обращаются с тобой, как с собакой, — рассказывает Евгения Ковритар. — Но приходится стиснуть зубы и молчать — ведь мы в их руках. И отдаешь обручальное кольцо за гроши…
Не у каждого, однако, к моменту отъезда остаются вещи для продажи. Много вещей новоприбывшие вынуждены продавать значительно раньше, как говорят в Израиле, "ради куска хлеба для детей".
А что прикажут сохнутовцы делать бывшей советской пенсионерке Хае Гробман из Черновиц, если она осталась без отправленных багажом вещей? Документально установлено, что вещи одинокой женщины в Израиль прибыли. Есть подозрение, что по ошибке или по сговору они выданы постороннему человеку. Одиннадцать месяцев ходит и ходит старуха из инстанции в инстанцию города Холона, да все безрезультатно.
Что ж, видно, никогда уже штамп "цифра" не украсит голубой книжечки Хай Гробман, которую сохнутовцы, как она утверждает в своих прошениях, относят к оле второго сорта: она ведь не сумела прихватить с собой кого-нибудь из молодых, способных стать для "великого" Израиля дешевой рабочей силой и пушечным мясом.