ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДИСПУТ У СТАНЦИИ СЕН-ПОЛЬ-МАРЭ
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДИСПУТ У СТАНЦИИ СЕН-ПОЛЬ-МАРЭ
Поглощенным неусыпными заботами о спешном издании антисоветской стряпни сионистам, естественно, не до забот о произведениях замечательных мастеров еврейской демократической литературы во французских переводах. Подчеркивая — во французских, я прежде всего имею в виду интересы читателей-евреев. Не владея языком идиш, они могут получить представление о творчестве Шолом-Алейхема, Менделе Мойхер-Сфорим, Ицхок-Лейбуша Переца только на том языке, на каком слышали с колыбельных дней на французской земле материнскую речь, на каком учились и общаются с окружающими.
Когда вышло последнее издание, скажем, Шолом-Алейхема во французском переводе? На этот вопрос я не мог получить точного ответа даже в парижской библиотеке сионистского культурного центра. Молодой сотрудник и пожилая сотрудница библиотеки сначала затеяли спор, а затем согласились, что давненько не видели нового издания, А можно ли рассчитывать в ближайшие годы на новое издание? Вот этого уж в Париже никто не знает.
Многие вспомнили там о Шолом-Алейхеме, возможно, только после торжественной церемонии вручения Советским Союзом в дар ЮНЕСКО живописного панно известного художника Ильи Глазунова "Вклад народов Советского Союза в мировую культуру и цивилизацию". Среди выдающихся деятелей культуры конца XIX — начала XX века, среди Чехова, Чайковского, Блока, Шаляпина, Чюрлениса изображен и Шолом-Алейхем.
Что побудило талантливого русского художника Илью Глазунова изобразить на своей сложной многофигурной композиции замечательного еврейского писателя-демократа. "Советский Союз населяет множество наций, народов, больших и малых народностей, этнических групп, сказал художник журналистам. — Каждая из них — носитель самобытной, оригинальной культуры, уходящей корнями в толщу веков".
Как не сопоставить такое подлинно интернационалистское убеждение русского художника с укоренившимся в среде международного сионизма оскорбительным пренебрежением к творчеству еврейского писателя-демократа! Сколько бы демагогически ни твердили они, что "некоторые сочинения Шолом-Алейхема дают повод к высмеиванию евреев другими народами", такое сопоставление не в пользу сионистов!
Моя встреча с библиотекарями культурного центра проходила на глазах трех просматривавших журналы посетителей — женщины и двух мужчин. Когда я вышел из библиотеки, они на улице, близ станции метро Сен-Поль-Марэ, заговорили со мной. Отрекомендовались членами "интеллектуальной сионистской организации". Не пожелав назвать ее, немолодой дантист, наиболее словоохотливый, заверил меня:
— Нашу организацию гораздо больше волнует еврейская культура, чем то, на какую точно сумму Америка даст оружие Израилю. Теперь вы понимаете, почему нас так возмутили вопросы, которые вы задавали библиотекарям? Можно подумать, что в ваших библиотеках так легко прочитать Шолом-Алейхема на русском!
— Не только на русском. На украинском и белорусском. На языках других советских народов.
— Скажите честно: вы лично часто берете в библиотеке Шолом-Алейхема?
— Зачем — в библиотеке. У меня есть много его книг в различных изданиях. Чаще всего я обращаюсь к шеститомнику, выпущенному к столетию писателя.
— Целых шесть томиков?
— Не томиков, а объемистых томов. В редакционную коллегию этого издания входили хорошо мне знакомые люди.
— Например? — последовал недоверчивый вопрос.
— Например, известные советские писатели Всеволод Иванов и Борис Полевой.
— Наверно, они уж постарались, — подхватил дантист, — чтобы ни в один том не вошло то, что у Шолом-Алейхема написано только для евреев!
— У писателя не могло быть и не было ни единой строчки, написанной "только для евреев". Это бредовая выдумка.
— Что вы все о Шолом-Алейхеме, — вмешался в разговор спутник дантиста — молодой, но уже лысоватый человек в спортивной куртке. Боже мой, разве еврейская литература ограничивается только им одним?
— Конечно, есть немало других талантливых еврейских писателей, согласился я. — Скажите, пожалуйста, кто из них особенно популярен у вас и чаще других издается?
Дантист пошептался со своими спутниками и запальчиво ответил вопросом на вопрос:
— А кто, по-вашему, заслуживает этого?
Я вспомнил прозаика Давида Бергельсона, справедливо названного советским поэтом Ароном Вергелисом продолжателем лучших традиций классической литературы на еврейском языке, возглавившим после смерти Шолом-Алейхема реалистическую школу в еврейской прозе.
— Бер-гель-сон? — насмешливо переспросила женщина. — Готова поспорить на что угодно, что в Западной Европе ни один еврей не знает, кто он такой, ваш Бергельсон, и что он написал!
— Если вы такой тонкий знаток Бергельсона, — снова подал голос молодой человек, — то, надеюсь, хоть одно его произведение запечатлелось в вашей памяти?
Следовало бы, вероятно, назвать широко известный советским читателям роман "У Днепра", неоднократно издававшийся на многих языках народов Советской страны. Но я, не раздумывая, назвал рассказ "Джиро-Джиро", запомнившийся мне, очевидно, еще и благодаря отличному русскому переводу И. Бабеля.
— О чем же этот рассказ? — испытующе спросили меня.
— О потерявшей мать маленькой итальянской девочке. Отец, полунищий официант, увез ее за границу. Тяжело ей на чужбине. И только распевая итальянские песни, девочка забывает о голоде, о подтачивающем ее туберкулезе, о страшной жизни в трущобах Нью-Йорка…
— Ясно: чистая политика! — вскричал дантист.
— Ваш Бергельсон призывает ненавидеть Штаты, — обдала меня ледяным взглядом женщина. — А заодно и друзей Штатов.
— А про то, как ужасный президент Картер прислушивается к еще более ужасному голосу еврейской общины, в рассказе не говорится? — съязвил лысоватый юнец.
Сказать своим разъяренным оппонентам, что пронизанный человеколюбием рассказ "Джиро-Джиро" написан полвека тому, я счел излишним. Да и они, ревностные "рачители" еврейской литературы, потеряли всякую охоту продолжать разговор.
Правда, перед уходом женщина набросилась на меня с окриком:
— Вы бы хотели увидеть у нас вашу пропагандистскую литературу! Не надейтесь на это!! Мы не будем издавать никого из ваших!!!
— Да, они наши! — Я, покаюсь, взорвался и продолжал еще громче: И Шолом-Алейхем наш, и его последователи! Мы, советские люди, гордимся ими. Они гуманисты. Демократы. Интернационалисты. Слышите, интернационалисты, а не шовинисты!
Ни один из прохожих не обратил внимания на мою горячность, ибо, как верно просветил меня как-то знакомый сотрудник "Юманите", спешащего парижанина на улице могут остановить только выстрел или взрыв. И никто из торопившихся в метро даже глазом не моргнул, когда дантист с угрожающим видом подбежал ко мне и сделал движение руками, словно хотел ухватить меня за ворот. Вплотную приблизившись, он вымолвил… нет, прошипел:
— Вы сказали так, как мог бы сказать знаменитый антисемит, а для вас знаменитый писатель, Илья Эренбург!
Читатель мне, конечно, поверит, что более лестных слов по своему адресу я никогда и нигде от сионистов не слышал.
"МЕЖДУНАРОДНЫЙ КЛАСС" ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ МАДЕМУАЗЕЛЬ
Покамест господа руководящие провозглашали сионистское "межсезонье", рядовые продолжали трудиться в поте лица своего. К таковым относится Мари Джозеф Стербо из провинциального Безансона, студентка медицинского колледжа.
Назови я в Париже это имя руководителям сионизма, они, пожалуй, недоуменно развели бы руками. И я искренне поверил бы, что им действительно неведома эта заурядная единомышленница, незаметный шпунтик сионистской машины.
Однако на фактах практической деятельности мадемуазель Стербо можно воочию увидеть, сколь усердно "маленькие" французские сионисты выполняют обязательства, данные их именитыми руководителями органам международного сионизма. И в первую очередь — неуклонное обязательство любыми способами провоцировать советских граждан еврейской национальности с тем, чтобы склонить их к переезду в Израиль. Причем делается это в деловом контакте с сионистами других западных стран следовательно, в полном соответствии с планами руководящих органов международного сионизма.
"Почерк" молодой медички из Безансона, как увидит читатель, выдает ее причастность к "ассоциации молодых друзей алии". Ведь сия ассоциация открыто заявила, что успех ее работы определяется только одним: "возвращением из страны рассеяния в страну отцов (отъезд с родины на чужбину именуется "возвращением". — Ц.С.), хотя бы еще одного человека, хотя бы дряхлого старика, но лучше сильного юноши". Важно, впрочем, не то, какую именно сионистскую организацию представляет Мари Джозеф. Важны мотивы, по которым она вдруг так серьезно заинтересовалась жителем Самарканда Амнуном Гадаевым, далеко не "сильным юношей", а пожилым отцом трех детей.
Сионистская агентура сочла самаркандского точильщика "созревшим" для подачи заявления о переезде в Израиль. И это послужило сигналом к непрестанным атакам многочисленных иностранных "туристов" на Гадаева. Одновременно начали поступать на его имя письма и посылки от сионистских "попечителей" из США, Англии, Мексики, Дании, Бельгии, Израиля — подумать только, какую поистине международную популярность вдруг приобрел самаркандский житель, все реже и реже выкрикивавший "Ножи точить, бритвы править!" и все чаще участвовавший в спекулятивных комбинациях.
Гадаев вроде бы возмущался визитами "туристов" в его дом и непрошеной благотворительностью зарубежных "филантропов", присылавших ему подержанную одежду самых неожиданных размеров. Обращался даже по этому поводу с письмом протеста в местную газету. Однако вещички с чужого плеча принимал и тут же сбывал их втридорога, умело играя на пристрастии некоторых земляков к одежде с "импортным" клеймом.
Зарубежные опекуны и наставники Гадаева обрадовались, когда их "подопечный" подал заявление о выезде в Израиль. Но вскоре он явился в ОВИР и попросил вернуть ему заявление о желании выехать в Израиль. Такой нежданный поворот заставил сионистских попечителей Гадаева с бешеной энергией усилить нажим на него. На смену письмам пошли в ход телеграммы. А наведывавшиеся в Узбекистан "туристы" от словесных увещеваний перешли к агитации печатным словом с помощью лживых книжонок и брошюрок. Это совпало с изменениями в семейной жизни до зарезу нужного "земле отцов" точильщика, забросившего точильный камень и окончательно отдавшегося призванию спекулянта и картежника. Оставив на попечении брошенной жены трех детей, в том числе безнадежного инвалида, он женился вторично.
И сразу же в одной из картотек, заведенных единомышленниками мадемуазель Стербо на провоцируемых ими иностранных граждан, появилась новая запись: отец второй жены Гадаева проживает с такого-то времени по такому-то адресу в Израиле.
Вот тут-то и обрушился на самаркандского "дорогого друга" поток почтовых отправлений из Безансона. По количеству посланных Гадаеву писем Мари Джозеф постаралась превзойти всех сионистов из многих западных стран, ранее обрабатывавших очно и заочно самаркандского точильщика. Мадемуазель сулила адресату самые отборные блага израильского рая. Она жаждала ответ на любом языке, пусть даже ей не знакомом.
И Гадаев, вконец запутавшийся в сионистских тенетах и изолгавшийся в отношениях с родными и земляками, ответил на страстные увещевания своей безансонской "подруги" подачей заявления в ОВИР. Он уехал в Израиль.
Не уверен, находится ли Гадаев там ныне, ибо на третий месяц своего пребывания в стране он принял участие в осужденной сионистскими властями демонстрации перед зданием министерства абсорбции. Демонстранты протестовали против того, что их, выходцев из стран Средней Азии, так называемых бухарских евреев, сотрудники министерства и работники "Сохнута" относят к второсортным. Их отправляют на жительство преимущественно в отдаленные районы и предлагают селиться в домах, где категорически отказываются жить переселенцы более высоких категорий. "Не создавайте для нас черты оседлости!" — скандировали демонстранты. Накануне иммиграционные власти вышвырнули на улицу семью прикованного болезнью к постели Мурчибаева, которого Гадаев знал по Узбекистану. Сравнительно сносную квартиру в Абу-Кабире, где недолго проживал Мурчибаев, сочли чересчур "роскошной" для бухарского еврея.
Характерный для израильской жизни штрих: против демонстрантов резко выступили не только местные сионисты, но и заправилы объединения новоприбывших — выходцев из Грузии. С точки зрения руководителей объединения, такие "неполноценные" евреи, как Амнун Гадаев, не вправе претендовать на то, чтобы их в Израиле ставили на одну доску с евреями грузинскими. Вероятно, Гадаеву и его обманутым землякам уже известно, что и грузинские евреи не смеют на "исторической родине" претендовать на то, чтобы к ним относились так же, как, скажем, к высокопородным ашкенази — уроженцам западноевропейских стран. Слабое, впрочем, утешение для "жалкого бухарца" Гадаева!
Но если он уже и бежал из Израиля, на карьере мадемуазель Мари Джозеф Стербо никак это не отразится… Она внесла свой практический вклад в дело алии, она помогла спровоцировать одну "единицу" на переезд в Израиль. И несомненно гордится этим. Ей и в голову не может прийти, что организация, в которую она входит, рекламирует свою "интеллектуальную" отрешенность от повседневных грязных дел сионизма, а значит, открещивается и от всего, что делает заурядная сионистка из французского города Безансона.
На первый взгляд вроде и не стоило бы уделять ей столько внимания. Подумаешь, бомбардировала лживыми цидулками темную личность. Да сам Гадаев, возможно, уже с тревогой в мелкой душонке предвидел, что спекулятивные делишки в конце концов приведут его к уголовной ответственности, так что лучше, мол, заблаговременно покинуть пределы Советской страны.
Нет, я должен был все же рассказать о мадемуазель Стербо. Ведь она, французская сионистка, включилась в акцию, начатую в Самарканде американскими "туристами" — профессором Менделем Вернером, студентами калифорнийского университета Наумом и Джошуа Рубинами, нью-йоркскими жителями Самюэлем Кохэном и Бернардом Каменецки, да и другими их соотечественниками, "забывавшими" в разных местах Самарканда (от синагоги до… туалета) сионистские книжонки антисоветского направления. Эту акцию, представлявшую собой прямую антисоветскую агитацию жителей Самарканда за отъезд в Израиль, продолжили затем (и тоже под прикрытием туристских паспортов) жители Англии Дашей Роуз и Рей Грант, а вместе с ними функционеры всех американских, английских, датских, мексиканских и прочих служб сионизма, присылавших самаркандцам нежданные письма и непрошеные посылки. И эта акция, оказывается, потребовала в конце концов еще участия и французской сионистки.
Вот вам, читатель, нагляднейший пример того. как даже в самых обычных своих делишках тесно взаимодействуют, оперативно сотрудничают и взаимно поддерживают друг друга разные отряды _международного_ сионизма. Одни у них цели, одна у них указка, один у них заокеанский хозяин!