Глава VII

Глава VII

На протяжении всего периода проведения «чисток» советским людям каждый день в газетах, по радио и на собраниях внушалось, что они должны помогать и содействовать органам НКВД и немедленно сообщать о любом подозрительном факте.

В качестве одного из способов выработки у большой части населения духа шпиономании использовался также театр. Когда «чистки» были в самом разгаре, мы с Машей повели приехавшего в Магнитогорск корреспондента «Нью-Йорк Геральд трибюн» Джозефа Барнса в театр посмотреть спектакль «Очная ставка» — одну из пьес, наиболее эффективно пропагандировавших «чистки». Я думаю, что об этом спектакле стоит рассказать.

Первая сцена проходит в большой, богато обставленной комнате. У двери на самой середине сцены — доспехи средневекового рыцаря, в перчатке которого зажато копье. В комнате три джентльмена во фраках. Двое сидят, один — спиной к аудитории. Третий стоит у стола, в руках у него книга.

«Вот здесь весь материал, — произносит он хорошо поставленным глубоким голосом. — Будьте любезны посмотреть его. Теперь, прежде чем мы приступим к экзамену выпускников, возможно, у вас будут ко мне какие-либо вопросы». «Да, — медленно говорит один из сидящих. — У меня есть вопрос к директору — герру Доктору». «Пожалуйста, пожалуйста, — отвечает стоящий джентльмен, отвешивая легкий поклон. — Я дам ответ на любой Ваш вопрос…»

«Почему возникла такая необходимость называть школу сначала клубом астрономов, потом ассоциацией автомобилистов, а потом — еще как-то? Почему Вы не могли просто приобрести большое здание, обнесенное высоким забором, где-нибудь за городом и делать свою работу под охраной?»

Директор потирает руки: «Видите ли, герр министр, при подготовке первоклассных специалистов необходимо наблюдать за их реакцией в обстоятельствах и ситуациях, приблизительно соответствующих тем, в которых они будут работать в дальнейшем, когда закончат школу и поедут за границу. У нас же каждый учащийся может набраться такого опыта, находясь под нашим наблюдением, потому что ему все время приходится играть роль человека, которым он на самом деле не является…»

«Понимаю, — говорит сидящий джентльмен, поднимая руку. — Достаточно. У меня больше нет вопросов. Ваши расходы вполне разумны, принимая во внимание важность вашей работы. Если у моего коллеги нет вопросов, то мы можем приступить к экзамену ваших выпускников».

Джентльмен, все время сидевший спиной к залу, теперь слегка поворачивается, и публика видит его лошадиное лицо, длинные пряди черных волос и маленькие черные усики. «У меня вопросов нет», — говорит он.

Большинство зрителей сидит на краю своих кресел. Напряжение охватывает весь зал. Рядом со мной юноша лет восемнадцати с крестьянским лицом сжимает подлокотники кресла своими большими огрубевшими руками и судорожно сглатывает. Он не знает, что это за школа, но в фигуре человека, сидящего спиной к аудитории, чувствуется что-то зловещее, а все трое, совершенно ясно, — «буржуи».

Маша первая поняла, о чем идет речь. «Шпионская школа» — шепчет она мне на ухо.

Актеры играют хорошо, они не торопятся и говорят свои реплики отлично поставленными голосами.

Директор несколько минут ходит по комнате, затем церемонно кланяется сидящим и откашливается.

«Первый студент, которого я хотел бы сейчас вызвать, — номер сорок девять. Вы найдете данные на него на странице 136. Он подготовлен к работе в Камеруне. По профессии — археолог, прекрасно владеет французским, а также несколькими местными диалектами…»

Далее директор пускается в долгие объяснения и, закончив их, нажимает на кнопку, в комнату входит лакей.

— Номер сорок девять, — говорит директор.

— Его родственные связи в Фатерлянде? — спрашивает министр.

— Мать, — отвечает директор. — Холост — и не собирается жениться.

В это мгновение на сцене из дальних правых кулис появляется рабочий с невозмутимым выражением лица, с сигаретой в зубах. Внезапно он замечает зрителей, понимает, где находится, и в мгновение ока исчезает. Никто в зале не обращает на этот инцидент ни малейшего внимания.

Дверь отворяется, и входит человек лет тридцати. Одет с безупречным вкусом, хорошо говорит, прекрасно держится. Он отвечает на вопросы министра, касающиеся технических деталей археологических раскопок в Африке. Затем джентльмен, сидящий спиной к зрителям, спрашивает низким, глухим голосом, в котором звучит легкое нетерпение: «Что вы предпочитаете для взрыва железнодорожного моста — нитроглицерин или аммонал?»

Выпускник слегка кланяется: «Я предпочитаю аммонал или в некоторых случаях жидкий кислород».

Экзамен завершен. Студент кланяется и уходит. Сидящие поздравляют директора с многообещающим учеником. Далее директор описывает следующего экзаменующегося под номером десять. «Она знакома со всеми тонкостями парижской жизни, уже установила контакт с сыновьями некоторых членов кабинета министров Франции, знает наизусть французский дипломатический шифр и получила основательную подготовку по фармакологии и стрельбе».

После нескольких вопросов приглашают войти экзаменующуюся. Это ослепительно красивая блондинка с роскошными формами и призывным взглядом. Она весьма остроумно отвечает на задаваемые ей вопросы. Наконец человек, сидящий спиной к залу, спрашивает ее так же приглушенно, как и раньше: «Как вы представляетесь, вербуя агента?» Девушка кланяется ему и улыбаясь отвечает: «Я всегда представляюсь агентом какой-нибудь третьей державы». Потом она выходит, и министр снова поздравляет директора школы. Сидящий к залу спиной джентльмен безразличен и зловещ.

Следующим экзаменуются террорист и агент-провокатор, которого готовили к работе в Праге, а затем — дворецкий, собиравшийся действовать в доме одного из членов правительства Великобритании. В течение всего этого времени джентльмен, сидевший спиной к залу, ни разу не повернулся лицом к публике и говорил все тем же глухим голосом.

Когда дворецкий выходит из комнаты, директор откашливается и торжественно выпрямляется: «И наконец, я представляю вам нашего студента номер один. Это гордость не только данного класса, но и всех остальных выпускных классов. Я имею в виду Уолтера».

Оба министра выражают большую заинтересованность. Казалось, слава Уолтера бежала впереди него. Директор дает Уолтеру блестящую характеристику: «Уолтер знает все шифры, он силен, как лев, и вынослив, как бульдог. Мы готовили этого мастера для самого ответственного задания — для работы в той стране, которая является нашим основным противником, величайшим врагом…»

«Для Советского Союза?! — удивленно спрашивает министр. — Но ведь у нас же есть Келлер, и он уже много лет весьма успешно работает».

«Но Келлер стареет и давно просит освободить его. Так что мы решили послать Уолтера ему на смену. Он знает русский, как свой родной язык, и прекрасно знаком со всеми политическими и экономическими теориями, распространенными сейчас в Советском Союзе, превосходно изучил речи большевистских вождей и может стать в Москве преподавателем истории Коммунистической партии Советского Союза».

В этот момент черноволосый джентльмен встает лицом к директору школы, так что зрители по-прежнему видят только его спину. Все его движения энергичны, однако в нем чувствуется нервное напряжение, граничащее чуть ли не с патологией. Он грозит пальцем директору. «Для Советского Союза! — говорит он голосом, — искаженным сдерживаемой яростью. — В Советском Союзе у нас должен быть лучший из лучших наших талантов. Там не должно быть никакой путаницы и неумелой работы! Там должен работать профессионал высокого класса! Вы понимаете! Только профессионал высочайшего класса!»

Директор, не ожидавший такого яростного нападения, делает шаг назад, затем слегка кланяется и спокойно говорит: «Я ручаюсь за Уолтера своим добрым именем, своей репутацией. Он профессионал высочайшего класса и не подведет. Он получил точнейшие инструкции обо всем, что касается политической оппозиции и национальных меньшинств в Советском Союзе, готовых нанести ответный удар, он даже вошел в контакт с некоторыми из таких людей. Было сделано все как в его обучении, так и в подготовке будущих контактов, чтобы обеспечить успех выполнения им своего задания».

Директор звонит в колокольчик, и появляется лакей. «Номер первый, — говорит директор. Лакей отвешивает поклон и уходит, закрывая за собой дверь.

Черноволосый министр поворачивается лицом к зрителям, и все узнают в нем Гитлера. Затем он отходит к краю сцены так, что середина ее остается свободной для выхода Уолтера, агента-шпиона высшего класса. Директор вновь обращается к министрам: «Я забыл сказать вам, что в своем русском паспорте он назван Иваном Ивановичем Ивановым».

Дверь отворяется, занавес падает. В зале зажигается свет, и зрители облегченно вздыхают, как будто каждый из них перед этим сидел под действием электрического тока высокого напряжения и его внезапно отключили.

Затем все вдруг разом начинают разговаривать, обсуждая пьесу и игру актеров.

Дальнейшее действие пьесы происходило в Москве и на советской территории. В нем зрители увидели следователя НКВД в голубой фуражке, занятого поисками Ивана Ивановича Иванова. Они также познакомились со старым шпионом Келлером, проработавшим в Москве целое десятилетие и успевшим выполнить бесчисленное количество заданий. Он хотел спастись бегством, но это ему не удалось. Он был схвачен благодаря бдительности советской общественности. Зрители увидели, как Иванов разделался. с девушкой, опасаясь, что она может выдать его, — он столкнул ее под поезд. В пьесе был также и забавный портной-еврей, поспешивший сообщить следователю случайно полученную им информацию, и дюжина других персонажей, без чьей добровольной помощи следователь не смог бы разоблачать и арестовывать шпионов.

Кульминацией пьесы был последний, четвертый акт. Зрители увидели конфронтацию героев — «очную ставку». Иван Иванович, пойманный с поличным на месте преступления, отказывался признать свою вину, несмотря на огромное количество изобличающих его свидетельских показаний и доказательств. Келлер, старый, циничный и холодно-расчетливый шпион, захваченный в таких обстоятельствах, что уже не мог отрицать свою преступную деятельность, во всем сознался. Он признает себя виновным в предъявленных обвинениях. Однако отказывается давать какие-либо показания о своих соучастниках и своей деятельности. Он даже не хочет назвать ту страну, на которую работает.

Келлеру и Уолтеру-Иванову устраивают очную ставку в кабинете следователя. Там присутствуют все персонажи пьесы, кроме тех, которых зрители видели в первом акте. Используя показания Келлера и Уолтера-Иванова друг против друга, следователь заставляет их во всем признаться. Иванов просит о снисхождении, утверждая, что он понимал, что поступает нехорошо, но не мог прекратить свою гнусную, беззаконную деятельность. Келлер, чье поведение до конца остается демонстративно-вызывающим, произносит напыщенную речь: «Решающие битвы для нас впереди. Еще посмотрим, кто кого. Меня расстреляют, но и вы будете побеждены. Ваш гнусный отвратительный народ прогонят с этих прекрасных земель, и он должен будет уступить место более культурной и образованной расе».

На этот вызов следователь кричит: «Победителями будем мы!»— и все персонажи, присутствовавшие на сцене, дружно поддерживают его.

Занавес опускается, и начинаются шумные аплодисменты и еще более шумная толкотня и давка — зрители торопятся побыстрее выйти из зала и первыми занять очередь в раздевалку.

На рабочих Магнитогорска так же, как и на меня и Джо Бернса, пьеса произвела большое впечатление. В ней было наглядно показано, что все население должно сотрудничать с властями, чтобы разоблачать иностранных шпионов. С другой стороны, в ней не смогли показать всю опасность и трагедию излишнего энтузиазма при проведении чисток.

«Может быть, сейчас и смогут поймать нескольких шпионов, но потребуется целое поколение, чтобы изжить те страхи и подозрения, которые теперь нагнетаются», — сказал Джо, когда мы вышли из театра.